Б. Полевой
ДОРОГОЙ ТОВАРИЩ
|
ИСЧЕЗНУВШИЙ КОРРЕСПОНДЕНТ
Вот пожелтевшая военная телеграмма, до сих пор храпящая густой запах клейстера: «3.1. 1942 года из Гранита в Аметист. Корреспонденту «Правды» батальонному комиссару Полевому тчк К вам в Аметист в качестве нашего спецкора выехал писатель бригадный комиссар Фадеев тчк Познакомьте с людьми представьте начальству введите в обстановку обеспечьте срочную передачу корреспонденции тчк Полковник Лазарев».
Помню, у ДС, что в переводе с фронтового на обычный язык означало — дежурный связи, молодого, краснощекого капитана, слывшего в нашем штабе большим другом литературы, по-мальчишески сияли глаза, когда он вручил эту телеграмму.
— Товарищ батальонный комиссар, ведь это, подумать только, сам Фадеев! Когда приедет, разрешите, забегу, будто по делу. Просто посмотреть. Ничего?
Признаться честно, получив эту телеграмму, я такого энтузиазма не испытал. «Разгром» любил с юности. «Последний из удэге» перечитывал раза три. И самого Фадеева видел однажды на каком-то литературном бдении в конце двадцатых годов. Очень он мне тогда понравился и запомнился: высокий, худощавый, в струнку вытянувшийся человек, в длинной рыжей кавказской рубахе с бесконечным количеством пуговок, с умной, смело вылепленной головой, гордо сидевшей на длинной шее.
В ту пору наш Калининский фронт, именовавшийся по-телеграфному Аметистом, наступал тяжело и бурно в снегах под Ржевом. Сердитые вьюги за одну ночь преграждали дороги сугробами. Связь с Гранитом, как по тому коду именовалась тогда Москва, то и дело прерывалась. Корреспонденции наши неподвижными ворохами лежали на пюпитрах телеграфных аппаратов, а новости из наступающих частей, которые нам, корреспондентам, доставались с таким трудом, оставались подолгу неизвестными читателям наших газет. А тут — «познакомьте с людьми... представьте начальству... введите в обстановку... обеспечьте передачу»! Да и трудно было даже представить маститого гостя в тесной избенке, где в те дни буквально в три этажа — на полу, на деревянных кроватях и на полатях, как в сказочном тереме-теремке,— обитала вся столичная пресса.
Несмотря на постоянные заносы, наиболее энергичные из корреспондентов добирались в те дни на машине из Гранита в Аметист за сутки, любителям комфорта на это требовалось двое. А тут проходит трое, четверо, на исходе пятые сутки, а Фадеева все нет. Я забил тревогу. Из Гранита по прямому проводу подтверждают: выехал в срок. Из второго эшелона сообщают: да, четыре дня назад проехал, залил канистры бензином и, отказавшись переночевать, проследовал дальше. Словом, прибыл в зону активно действующих частей и исчез.
Тут вся корреспондентская братия уже не на шутку всполошилась. За несколько дней до этого мы почти при аналогичных обстоятельствах потеряли нашего общего друга, очеркиста «Красной звезды» Леонида Лося, одного из тех неутомимых журналистов, что все хотят видеть своими глазами. Вылетел в страшный мороз на связном самолете в передовые части, к месту назначения не прибыл и назад не вернулся. Исчез вместе с самолетом и летчиком в районе густых верхневолжских лесов. И вот та же история.
Как всегда бывало в такие минуты, корреспондентский корпус, и без того живший дружно, особенно сплотился. Разослали в армейские и дивизионные газеты тревожные телеграммы: наведите справки в своих частях. Помогли мне разжиться трофейным вездеходом. Наперекор бушевавшей метели, я выехал навстречу, чтобы навести справки у дорожников, пошарить в госпиталях, куда в те дни частенько по падали водители и пассажиры разбомбленных машин. Миссия эта успеха не имела. Бригадный комиссар Фадеев среди жертв воздушных налетов нигде не значился.
На душе становилось все тревожней. Шли уже шестые сутки.
|