За окном - ночь. гoлая, набрякшая холодной влагой степь, тяжелые тучи над степью.
   Даша не спит. Сброшено на пол одеяло, смятая подушка кажется неудобной и жесткой.
   Завтра праздник. Двадцать пять лет Октября! Придет завтрашний день, и будет он таким же, как и сегодняшний, как эта ночь, - трудным, мрачным. Ни знамен, ни демонстраций. Ни веселого праздничного гулянья во Врадиевке, как прежде. За окном хлопают в осенней грязи сапоги солдатских нарядов, шагающих на смену караула у лагеря военнопленных.
   Что-то сейчас в Крымке? Там, наверное, сидят ее друзья в укромном месте и слушают радио. Слушают Москву. Она тоже не спит сейчас, их столица. Но там все по-другому. Наверное, колышутся на ветру красные знамена. А на домах висят лозунги, как в прошлом году на Первомай во Львове. Какой это был чудесный день! Даша шла в колонне школьников. Впереди у трибун, словно морской прибой, шумел чело- веческий поток. Над трибуной - флаги, а над флагами - голубое небо и в небе солнце. Даша щурится от солнца, смеется, а людской поток несет ее все ближе и ближе к трибуне. В небе рождается гул. Это летят самолеты!
   Даша вскочила. Что это? Сон? Где-то за окном спокойный, ровный шум моторов. Самолеты! В самом деле самолеты. Тоненько, едва слышно звенят в окнах стекла.
   На улице слышны крики по-немецки и по-румынски. Где-то взревел и смолк мотор автомобиля. Раздалась короткая пулеметная очередь, потом несколько одиночных выстрелов.
   Дрожащими руками Даша нащупала под кроватью сапоги, надела их на босые ноги и, накинув на плечи пальто, выскользнула из хаты. Самолетов не видно. Они за облаками, в ночи. Но почему они так встревожили солдат, пробегающих мимо ее хаты? Почему поднялась стрельба? И вдруг как будто в ответ слышится чей-то хриплый голос: "Неужели советские? Далеко забрались!"
   "Советские! - Даше показалось, что у нее остановилось сердце. - Наши люди! Недалеко, рядом, вот в этом небе, наши люди! Не в плену, не за колючей проволокой! Они хозяева этого неба, и с ними ничего не могут сделать!"
   - Слышала, Даша? Наши! - это Мария Ткач. Она тоже слышала разговор полицейских. - Откуда же они? Неужели с Москвы да залетели так далеко? Разве это возможно?
   - Конечно, возможно! - смеется Даша. - Я слышала, что наши Берлин уже бомбили. Скоро, скоро, Машенька, наступит праздник на нашей земле!
   - Скоро ли? Примарь вчера говорил отцу, что немцы Сталинград взяли, за Волгу перешли.
   - Слушай его больше! Собака лает - ветер носит. Они уже и Москву и Ленинград на словах забирали, а на деле им там по шее дали. Читала же в листовках! И здесь дадут! Обязательно дадут и погонят дальше, до самой нашей прибужской земли, а потом на запад.
   - Скорей бы! - вздыхает Мария. - Мочи нет.
   Остаток ночи Даша спала крепко и спокойно, и сны ей виделись хорошие и легкие.
   А утром прибежал взволнованный Ваня Васильев.
   - Слышала? Наши самолеты ночью прилетали. Люди говорят, в степи листовок сбросили видимо-невидимо!
   Листовок оказалось действительно много. Они рассыпались по чернозему белыми пятнами, висели на деревьях лесополосы. Небольшие белые листочки! В одних поздравление с праздником и рассказ о положении на фронтах, в других новости о большой трудовой жизни страны. И красноречивее слов - простой рисунок: изображение Московского Кремля. Может быть, эти драгоценные вестники правды залетели к нам из Москвы? Может, печатали их трудовые руки московских рабочих? Страна помнит о тех, кто попал под иго фашистской неволи, зовет их на борьбу.
   Даша, Ваня Васильев и их друзья, несмотря на опасность сурового наказания, успели собрать много листовок до прихода в поле солдат. В селе не было дома, где потом не прочитали бы эти листовки. Многие бережно спрятали их под матрацы, за печки, в сараях.
   Большинство листовок Даша и Ваня ночью отнесли в Крымку. Ходили туда, захватив оружие, готовые на все, лишь бы сохранить драгоценную ношу. Но их никто не остановил. В Крымке условным сигналом вызвали из хаты Дмитрия Попика и передали ему "праздничный подарок". Обычно спокойный и сдержанный, он чуть не заплясал от радости, узнав, что это за подарок.
   А на следующий день многих крымкских ребят не было дома, некоторые даже не пришли ночевать. По всей округе, на десятки километров, разлетелись, как голуби, листовки с вестями с Большой земли. Появились они и в Первомайске. Туда их доставил по поручению Парфентия его отец Карп Данилович. Он перевозил горючее для трудобщин и часто бывал в городе. О появлении листовок с силуэтом Кремля в крымкский жандармский пост сообщали со всей округи. По всем дорогам патрулировали конные жандармы. Ходили слухи, что в Первомайском районе сброшен крупный советский десант. Из уст в уста передавалось среди населения известие о листовках. Люди убеждались воочию, что жива советская власть и непобедима, что никакие вражеские полчища не могут оторвать ее от народа.
   Накануне праздника в соседней с Катеринкой Петровке на стенке водокачки и телеграфных столбах появилось несколько, неизвестно кем наклеенных рукописных листовок. Шеф катерининской и петровской полиции Петр Доценко, отогнав от них любопытных, соб- ственноручно соскабливал листовки и грозился убить их авторов. Он не знал, что авторы находятся рядом среди "любопытных", - трое юношей, трое однофамильцев - Николай, Петр и Борис Демиденко. Приходились они друг другу дальними родственниками, но дружили, как кровные братья.
   Старшим был Николай, не столько по годам, - ему не было и девятнадцати, - сколько по житейскому опыту. До войны он работал инструктором Первомайского райкома комсомола, а потом в Одессе на судостроительном заводе токарем. Когда началась война, он приехал в родную Петровку.
   Здесь он встретился с Петром и Борисом, тоже комсомольцами, и все трое поклялись бороться с врагом. Юноши ничего не знали о подпольной организации в Крымке. Они нередко видели в своем и соседних селах листовки, слышали о смелых действиях против оккупантов в районе, но все говорили, что это дело рук каких-то таинственных партизан из лесов, и никто не знал, как с ними связаться. Тогда юноши решили действовать так, как подсказывает им совесть. Листовки, написанные от руки на тетрадной бумаге, написанные неумело, но страстно, явились первой их попыткой стать в ряды сопротивления.
   Михаил Клименюк, живший по соседству в Катеринке, давно приглядывался к трем друзьям, и когда узнал о листовках, сразу решил, что это дело их рук. Он стал частенько заглядывать к Демиденкам - как говорят, "завел дружбу" - и, убедившись, что парни действительно достойные и готовы к борьбе, по поручению Гречаного дал им первое задание: подготовить листовки по сводке Совинформбюро и распространить в селе. Когда это было сделано, Михаил познакомил Парфентия с Николаем. Могучая фигура Николая, его открытый взгляд и скромность в рассказе о себе понравились Парфентию. Они договорились, что Николай создаст вокруг себя в Петровке группу подпольщиков, достанет оружие и будет выполнять все задания, которые ему дает Клименюк. А вскоре комитет принял Николая, Петра и Бориса Демиденко в боевые ряды искровцев. Николай был назначен руководителем Петровской группы.
   На том же заседании комитета в организацию была принята бывшая ученица Крымкской школы из села Каменная Балка Надежда Буревич. Все хорошо знали по школе эту тихую, спокойную девушку, и все были рады, что снова она вместе с ними, в их сплоченном, боевом коллективе.
   Дмитрий. Попик рассказал членам комитета новость, которую ему передала Вера Носальская, уборщица жандармерии. Из подслушанного разговора Анушку с шефами полиции окрестных сел, вызванных в жандармерию на совещание, она поняла, что поступил новый приказ губернатора. В приказе жандармским начальникам предписывалось обеспечить немедленное изъятие у населения всех теплых вещей для королевской армии. Намечалось отобрать всю необработанную шерсть, валенки, теплые чулки, носки, перчатки, полушубки. Видимо, пришельцы заранее трепетали перед русской зимой.
   Искровцам стало известно также, что на забужских землях, за границами Транснистрии, немцы готовятся к массовой отправке молодежи в Германию. Они обманывают население, обещая добровольцам райские условия в фашистской неволе. Далеко от Крымки забужские земли. Но ведь и там родные советские люди. Нельзя терпеть, чтобы над ними глумился враг.
   А на другой день с рассветом из Крымки отправились в окрестные села связные "Партизанской искры" с листовками, разоблачающими новый приказ оккупантов, призывающими не сдавать теплых вещей. Листовки эти напечатала на своей машинке неутомимая Поля Попик.
   Обращение к жителям Забужья написал сам Владимир Степанович Моргуненко.
   "Дорогие товарищи! - говорилось в обращении. - Вас обманывают, забирая ваших детей в Германию Их отправляют на мученическую жизнь, на каторгу, над ними издеваются фашистские изверги. Не давайте их в руки врагу! Юноши и девушки! Создавайте подпольные партизанские отряды! Боритесь с ненавистным врагом!"
   Субботним вечером Гриша Боголюк и Михаил Чернявский отправились в опасный и дальний поход за Буг, на немецкую сторону, чтобы распространить там листовки с этим обращением. В селе Каменная Балка Надя Буревич помогла юношам переправиться на другой берег, выпросив у кого-то лодку.
   Гриша проводил Михаила только до села Мигея. Это было базарное село, и назавтра, в воскресенье, сюда должны были съехаться крестьяне. На всех дорогах, ведущих в село, на деревьях и столбах юноши расклеили листовки. На рассвете расстались. Как заранее было решено, Боголюк возвратился в Крымку: итти дальше вдвоем было опасно. Маленький "нищий" Миша Чернявский двинулся на север один.
   Днем Михаил заходил в незнакомые села, просил милостыню, пел жалобные песни, рассказывал всем, как он остался сиротой. А когда темнело, быстро расклеивал в намеченных заранее местах листовки и исчезал. Ночевал в степи в копне сена или в стоге соломы.
   Несколько дней скитался за Бугом Михаил Чернявский. Листовки появились в селах Чаусово, Болеславчик, Синюхине Броде.
   Дома мать встретила Мишу слезами. Полицейские и даже сам Романюк несколько раз приходили узнавать, почему сын не ходит на работу и куда он делся. Миша весело успокоил мать:
   - Только и всего? Им, мама, бить, наверное, некого. Пойду покажусь. Палки обо мне соскучились.
   Офицер брезгливо посмотрел на грязного оборванного мальчишку и, не дослушав его тягучий жалобный рассказ о том, как тяжело заболела и чуть было не умерла его тетя, живущая в Каменной Балке, вынес приговор:
   - Десять палок!
   Михаил безропотно принял наказание и даже сказал "спасибо" своим истязателям. Он был рад, что отделался так легко.