За окном - метель. Зима в этом году вьюжная, суровая. С подветренной стороны к хате намело сугробы; они шевелятся на ветру, как живые, распухают, горбятся и медленно подползают к самым окнам. Топливо сейчас в Крымке достать трудно. Приходится экономить. С утра мать бросила в печь единственную охапку прошлогодней соломы - вспыхнула печь ярким пламенем, дыхнула в комнату теплом и затихла. Снова с пола потянуло холодком. Окоченевшие пальцы с трудом удерживают карандаш.
   Закутавшись в полушубок, Поля склонилась над столом. Сдвинув темные брови, заглядывает в раскрытую книгу и что-то пишет в тетради. Когда законспектирует главу до конца, книжку по физике Поля отложит в сторону и возьмется за литературу. Матери удалось кому-то в префектуре дать взятку, и Полю на неделю освободили от обязательной трудовой повинности. Она достала у знакомых все книги за десятый класс. Если заниматься каждый день - к лету будущего года можно пройти полную программу. А потом... Потом, может быть, все изменится. Должно измениться! Сегодняшняя жизнь похожа на тяжелый сон. Многое из того, что с раннего детства, с первого проблеска сознания казалось привычным, естественным, вдруг исказилось, сдвинулось или подменилось новым, непонятным, чужим.
   Это произошло солнечным августовским днем. Вдруг затрещала под ударами дверь. Вскочила с кровати побледневшая мать, закрестилась, испуганно шагнула к двери. "Открывай! Открывай скорее! Чорт возьми!" Ввалились в хату пятеро. Зеленые куртки, узкие погоны, мятые хмельные лица. Впереди один свой, местный. В руках нагайка, за спиной винтовка. "Давай водку! Где водка?" Шарили по углам, за печкой, под кроватью. Уходя, выругались, в злобе опрокинули табуретку, задели прикладом стол. Качнулась на столе стеклянная вазочка с цветами и упала, разбившись на мелкие кусочки. Поля наклонилась над раздавленными васильками и вдруг почувствовала, как подкатился к горлу горький комок и скользнули по щекам слезы. Вот оно пришло - это новое, чужое, страшное! Раздавило кованым сапогом ее будущее, разбило на мелкие кусочки. Было будущее, и нет его теперь. Что толку мечтать о педагогическом институте, о поездке с братом в Киев, обо всем, может быть, еще неясном, но хорошем, большом и зовущем...
   С того дня забилась Поля в свою хату, спряталась от всего мира. В оккупационных газетах, издававшихся в Киеве на украинском языке, - их иногда приносила мать, - каждый день писали, что Красная Армия разбита, отступает, что со дня на день должна пасть Москва... Где-то там, на востоке, на фронте ее отец и брат. Неужели она их никогда не увидит?" "Мы вернемся!" - сказал лейтенант, который прошел через Крымку с последним отрядом отступающей армии. Разве может быть иначе? Конечно, они вернутся. Но когда? И что делать ей, тихой, скромной девушке Поле Попик, ожидая их?
   Если бы не учеба, она, наверное, отчаялась бы совсем. Поля учится каждый день по нескольку часов кряду, каждую неделю сама себе устраивает экзамен и ставит отметки. В этом году отметки хуже, чем в прошлом, - тогда были одни пятерки. Сегодня у Поли уроки по физике, украинской литературе и немецкому языку. Рука совсем застыла. Она прячет ее подмышку и отогревает. До чего же холодно!
   На дворе затявкала собака. Кто-то идет. Поля вскакивает и быстро убирает книжку и тетрадь под матрац. Но тревога напрасна. Это Маша, милая задорная толстушка Маша Коляндра. Она стряхивает с платка снег и улыбается. Лицо ее пунцовое от мороза, а у самого носа на щеках совсем красно от веселых веснушек, которые не исчезают даже зимой. Поля очень рада гостье. Они дружат давно, а сейчас сблизились еще больше. Так же, как и Поля, Маша тяжело переживает перелом в жизни, но характер у нее общительный, живой, ей трудно усидеть дома, хочется быть на людях. Вот и сейчас пришла, чтобы хоть как-то скоротать время вместе с подругой.
   - Что будем делать? - спрашивает Поля. - Может, почитаем чего?
   Маша, зажав шпильки зубами, расчесывает густые волосы, хитро щурится. Вынимает шпильки, смеется, чуть наморщив маленький нос.
   - Давай лучше погадаем. Ей-богу, никому не скажу! Давай?
   Поля поджимает губы, хочет рассердиться, но разве можно рассердиться на Машу?
   Раза два она погадала на картах об отце и брате. Гадала только потому, что просила мать. И гадать-то толком она не умеет и не верит в это дело, но мать нужно было успокоить. По картам получилось все хорошо: "живы, здоровы, скоро вернутся". Мать обрадовалась, кому-то рассказала. И вот вчера Поля вдруг находит под дверью листок. Красным карандашом нарисована она в узорчатом платке, с огромными серьгами в ушах. В руках - карты. А под рисунком подпись: "Я цыганка молодая. Приходите - погадаю". Поля не сразу распознала автора, но потом пригляделась и узнала почерк Парфентия. Ясно, рисовал он. Пусть только встретится он теперь! Поля найдет, что ему сказать. Не такая она тихоня, как кажется...
   Маша сидит в хате у Поли до вечера. Спохватывается и уходит так же неожиданно, как и пришла. Уже с порога говорит:
   - Зайду завтра утром, за хворостом пойдем. А то у нас в хате страсть как холодно! - и, сложив на груди руки, выразительно ежится.
   Но утром следующего дня поход пришлось отложить, потому что Поле было уже не до хвороста. А произошло следующее.
   Утром Поля пошла за водой к колодцу. Метель стихла. По обеим сторонам свежей тропинки горбились присмиревшие сугробы, искрились на солнце крутыми боками. Стояла такая строгая тишина, какая бывает в деревне только зимой, в морозное погожее утро. Чуть слышно похрустывал под валенками снег и позвякивали ведра. Поля вдыхала полной грудью колючий морозный воздух, и ей хотелось итти по этой узенькой тропинке бесконечно долго, вслушиваться в тишину и ни о чем не думать.
   Вдруг впереди вышел из-за хаты человек, остановился у тропинки, широко расставив ноги. Парфентий! Поля поджала губы, опустила глаза и прошла мимо неторопливой гордой походкой.
   - Поль!
   Она не ответила.
   - Поль! Подожди! - Он засмеялся, нагнал ее, дотронулся до плеча. - У меня к тебе дело.
   Поля повела плечом, освобождаясь из-под его руки, не оборачиваясь, бросила:
   - Отстань! Иди лучше рисуй свои картинки.
   - Послушай! Я серьезно! - голос у парня прозвучал неожиданно резко и твердо.
   "Злится", - подумала Поля и нехотя обернулась. Нет, Парфентий действительно не шутит: скулы напряжены, глаза холодные.
   - Давай помогу тебе, - сказал, забирая ведра.
   В хате они были одни. Он сразу же сказал ей о главном: "У нас организация. Вступишь?" Организация! Снова мир наполнился светом, распахнулись горизонты, вернулось будущее. Бороться! Вместе с отцом, братом в одном строю. "А если придется умереть? Умру!" - она до боли стискивает пальцы в кулаки и вдруг в стремительном порыве вскакивает, бросается к юноше, прижимается к мягкой и холодной щеке.
   - Милый Парфень! Как я рада! Если бы ты знал, Парфень!
   От неожиданности он делает шаг назад, густо краснеет.
   - Чудная ты, Полька! - проводит пальцами по щеке, пожимая плечами.
   А через минуту спокойно и даже подчеркнуто строго говорит:
   - Завтра к двум придешь к Мише Кравцу.
   На другой день она позволила себе не заниматься. Помогала матери по хозяйству, расчищала у дома снег, мыла посуду и пела, пела без конца.
   - Ты что это сегодня такая веселая? - удивилась мать.
   Поля рассмеялась:
   - А что унывать? Хватит! Надоело! Потом, говорят, - смех укрепляет здоровье.
   Мать вздохнула:
   - Чему теперь радоваться, ума не приложу!
   Если бы мать знала, как трепещет в радостном нетерпении, словно птица, рвущаяся в полет, Полино сердце. Если бы она знала все! Может, бросилась бы к двери, преградила дорогу: "Не ходи. Погубишь себя! Не пущу!"
   Но мать ничего не знает.
   Без пятнадцати два Поля сказала:
   - Пойду погуляю.
   - Иди!
   В хате Кравца окна были занавешены, спущен с цепи пес. Он добросовестно облаял Полю, проводив ее до самой двери. Постучалась. Тотчас же щелкнул засов, и в темном квадрате распахнувшейся двери появилась светлая голова Саши Кучера. Он протянул руку, широко улыбнулся:
   - Здравствуй! Пришла?
   - Саша? - Поле было приятно увидеть здесь старого школьного товарища. - Здравствуй! Ты тоже тут?
   - А как же? - Он пропустил Полю вперед и, входя в светлицу, чуть сжал ее локти. Вполголоса бросил:
   - Я очень рад, Поля, что ты с нами! Молодец!
   В хате оказались все знакомые, все прежние школьные приятели. Растопырив локти, сидели за столом Миша Кравец и Дима Попик, оба плечистые, широкобровые, скуластые, похожие друг на друга. Рядом с ними два Вани: круглоголовый, коренастый Беличков и худощавый Герасименко. В углу хаты на сундуке разместился Парфентий, а по обеим сторонам от него белокурая Тамара Холод и Маша Коляндра.
   "Маша тоже здесь!" - Поля чуть не вскрикнула от радости.
   Митя отогнул рукав, взглянул на часы, сказал строгим тоном:
   - Ты опоздала на пятнадцать минут.
   Поля смутилась:
   - У нас, наверно, отстают часы...
   - Надо быть точной!-Митя вдруг поднялся, уперся ладонями в край стола, обвел взглядом собравшихся. В этот момент он напоминал человека, который собирается произнести длинную и серьезную речь.
   Речи он не произносил, произнес всего несколько фраз, но тон у него действительно был самый деловой. Поля еще никогда не видела Митю таким важным и солидным.
   - На сегодняшнем заседании, - сказал он, - в "Партизанскую искру" мы будем принимать трех новых членов: Тамару Холод, Полину Попик и Машу Коляндру. Беличков рекомендует Тамару, Гречаный и Кучер - Полю и Машу.
   Вглядываясь в сосредоточенные, сразу повзрослевшие лица, Поля вдруг вспомнила тот день, когда ее принимали в комсомол. Многое было похоже. Только сейчас обстановка казалась строже, суровее, и все эти сидевшие вокруг нее ребята, такие знакомые, такие понятные, вдруг предстали перед ней совсем другими.
   Встал с сундука Парфентий, шагнул к столу:
   - Я прочитаю вам клятву.
   Светлая прядка волос упала ему на лоб, напряглась шея, тонкие губы стали жесткими и злыми. Он читал, и, казалось, каждое его слово ложилось к слову твердо и веско, как кирпич к кирпичу.
   Белый тетрадный листок лег на стол, придавленный рукой:
   - Каждый распишется здесь! Своей кровью! Потом им дают первые задания. Тамара возьмет "под опеку" уборщицу жандармерии Веру Носальскую: если ее удастся втянуть в организацию, она может принести большую пользу. Маша вместе с Кучером пойдет в село Каменную Балку к Наде Буревич.
   Надя, бывшая их одноклассница, девушка спокойная, рассудительная, прямая. В классе ее неизменно выбирали старостой - и она всегда казалась старше других, хотя со всеми была одногодкой. Надя может стать надежным товарищем и в подпольной работе, - с ней уже разговаривал Кучер. Дошла очередь и до Поли.
   - В Катеринке недавно одна дивчина обнаружилась, - сказал Миша Кравец. - Клименюк мне рассказывал, будто приехала к деду из Днепропетровска. Училась в медицинском техникуме...
   Его перебил Ваня Герасименко.
   - Это здорово, если в медицинском! Врач свой будет!
   - Верно. Может подойти... - Кравец по привычке говорил однотонно, "по-морскому" чуть растягивая слова. - Я вчера ее засек в Катеринке, у магазина. Такая худенькая, чернявая. На нее Доценко орет, а она закинула руки за спину и прямо ему в лицо: "Не кричите! Я вам не прислуга!"
   - А как ее зовут? - спросил Гречаный.
   - Соня Кошевенко.
   - Стоит проверить! - заметил Митя. - Можно поручить это...
   - Поле! - подсказал Кучер.
   - Хорошо! Пусть Поля! - Гречаный повернулся к ней. - Ты должна познакомиться с Соней. Ну, может, пригласишь домой или сама к ней зайдешь. Потом затащим на вечеринку, - он улыбнулся,- устроим смотрины, как невесте. А пока нужно узнать все, что думает, как настроение, что собирается делать. Все, что сможешь! Поняла?
   - Только осторожнее. Зря-то не рискуй! - голос у Кучера неожиданно прозвучал мягко, почти просительно, все это почувствовали, взглянули на него смеющимися глазами. Ваня Беличков, закрыв рот пухлой ладонью, не сдержался и хихикнул.
   На дворе скрипнула калитка, и за окном мелькнула тень.
   - Полундра! Мать идет! - крикнул Миша и потянулся к комоду за гитарой. - Заседание окончено!
   Он тронул пальцами струны, кивнул:
   - А ну, давай чего-нибудь морское...
   Они посидели еще с полчаса и по одному разошлись по домам.
   Дома Поля достала из-за печки альбом. Ей подарили его в прошлом году, еще во время той, "прежней" жизни. Она давно собиралась записать в нем любимые песни и стихи, но потом забросила и вспомнила об альбоме только сейчас, вернувшись от Кравца. Чистые нетронутые листки уже успели пожелтеть, сморщились. Она тщательно разгладила их рукой, отложила альбом в сторону, задумалась.
   Что написать ей на первом листке в этот большой счастливый день ее преображения?
   Она взяла карандаш и на обрывке румынской газеты начала писать. Писала быстро, торопливо, словно боялась не поспеть за неожиданным взлетом настроения. Никогда раньше не сочиняла Поля стихов, но сейчас на бумагу, словно сами собой, ложились строчка за строчкой.
   
   Вперед! Назад ни шагу!
   Запомни это навсегда.
   В душе сбереги ты отвагу,
   Не падай духом никогда.
   
   Уже в кровати, отвечая собственным мыслям, сказала вслух:
   -- Теперь только вперед! Назад ни шагу!
   - Чего ты там болтаешь? - сонно спросила из кухни мать. - Куда вперед?
   - В будущее! - ответила Поля и засмеялась.