Михаил Клименюк

   Парфентий задержался в кустах у реки. Осмотрелся. Потом поднял воротник полушубка и сошел на лед. Под ногами крутилась поземка. Он шел быстро, не оглядываясь, и, только ступив на остров, перевел дух. Сейчас можно было не опасаться жандармов. Они не пожалели бурякового самогона в новогоднюю ночь и второй день не показывались на улице.
   Из-за кустов он видел деревню. Цепочкой рассыпались по берегу приземистые хаты. Стены их отливали синевой льда, с крыш над окнами свисали толстые снежные козырьки. Ветер раскачивал прибрежные деревья, и они стучали друг о друга голыми окоченевшими ветвями. Медленно догорала за селом бледная зимняя зорька. Вокруг чуткая предвечерняя тишина. Только слышно, как от порывов ветра одиноко позвякивает колокол у жандармского пункта да где-то скрипит колодезный журавль. Даже собаки молчат, загнанные стужей в конуры.
   Парфентий смотрел на деревню, и сердце его щемило от затаенного волнения. Он ушел из хаты и унес с собой тревожный взгляд матери. "Куда ты идешь, сынок?"-"Нужно, мама". И все, больше ни слова. Только улыбка по-юношееки щедрая, теплая. И не знает мать, что эта короткая дорога на остров станет для Парфентия началом пути, полного суровой борьбы и испытаний.
   Можно еще вернуться, пока не поздно, в чистую натопленную хату. Можно и прожить как-нибудь эту лихую годину, прячась по углам, отсиживаясь дома. Но тогда нужно быть глухим, чтобы не слышать чужеземной речи, слепым, чтобы не видеть в центре села ненавистный трехцветный флаг, бесчувственным, чтобы вынести издевательства и унижения.
   Все отошло на задний план: тревоги, искания, гнетущая пустота. Осталась лишь воля - воля бойца, у которого только одна цель - победа.
   Парфентий, по колено проваливаясь в сугробы, долго пробирался сквозь кусты, осыпая с ветвей звенящие льдинки, пока не вырвался на небольшую, как пятачок, полянку. Здесь почти не было ветра, только с верхушек деревьев сеял мелкий, как пудра, снежок. Парфентий спрятался за дерево: где-то вблизи зашуршали кусты. На полянку, тяжело дыша, вылез Александр Кучер. Он потоптался на месте, поморгал заиндевевшими ресницами и вдруг с удивлением заметил Парфентия.
   - Здесь уже? А я думал, что первый... - и в голосе его Парфентий уловил сожаление.
   Кучер притоптал снег и сел, придавливая спиной трескучий кустарник.
   - Тише! - предупредил Парфентий.
   - Не бойсь, - Кучер махнул рукой. - Сейчас собаку на улицу не выгонишь, не только жандарма.
   Тон его опять не понравился Парфентию. Парфентий взглянул на него мельком и промолчал. Стало досадно от мысли, что Кучер мог подумать, будто он, Гречаный, трусит. Разговор не клеился, и Парфентий обрадовался, когда в кустах снова раздался треск.
   - Исаченко идет, - проговорил Кучер.
   Но он ошибся. Пришли сразу двое - Миша Кравец и Ваня Беличков. Миша впереди - высокий, сутуловатый. За ним низкорослый Ваня, в ватной куртке, туго перевязанной веревкой. С топором в руке.
   - В случае чего, скажу - за хворостом, - пояснил он.
   Миша оглядел смеющимися глазами поляну, причмокнул губами:
   - Эх, зря гитары не взял! Здесь бы гопачка рвануть. Сразу бы стало жарко!
   Пришел Исаченко, а за ним Герасименко. И ровно в пять, как уговорились, - всегда пунктуальный Митя Попик. Вопросительно посмотрел на Парфентия: нет ли каких перемен, и, успокоившись, сел рядом с Кучером.
   Вечерело. Поземка превращалась в настоящую метель. С дерева сорвался ком снега и, развеянный ветром, ударил в лица мелкой холодной пылью. Парфентий вытер нос рукавицей, встал:
   - Ну что ж? Начнем?
   Он не сразу собрался с мыслями. Коченеющими пальцами расстегнул воротник полушубка. Опустил на минуту голову, прикусил губы. Вспомнились слова Моргуненко: "Надо, Парфень, чтобы каждый подпольщик был испытан на верность и готов умереть, не выдав общего дела. И это не красивые слова, а суровая необходимость. Понимаешь?"
   Пять пар глаз неотрывно смотрели ему в лицо. Ну, что скажет он, их признанный заводила и атаман, вдохновитель их недавних мальчишеских забав?.. Спокойные черные глаза Мити Попика, блестящие, по-детски широко открытые глаза Вани Беличкова, чуть прищуренные у Александра. Испытан ли каждый из них на верность? Можно ли довериться им, как самому себе?
   Парфентий кашлянул и заговорил вполголоса, волнуясь, но, как всегда, неторопливо:
   - Нас никто не присылал сюда, ребята. Сами пришли. И многие пришли бы тоже, если бы знали, зачем мы здесь собрались. Но кто-то должен позвать всех, начать первыми. Пусть и будет наша группа комитетом подпольной комсомольской организации.
   Он помедлил, как бывало в школе на собрании, перед тем, как поставить предложение на голосование. Слова зазвучали тверже, отчетливее:
   - Кто из пришедших сюда считает себя члeном комитета подпольной комсомольской организации, готов нести за нее ответственность, готов на смертельную борьбу с фашистами, поднимите руку.
   Семь рук в варежках и рукавицах встретились в центре небольшого круга.
   - Теперь присягу, Мить! - кивнул Парфентий Попику.
   Тот достал из-за голенища тетрадный листок, медленно развернул. Взглянул на товарищей и вдруг снял шапку. За ним все остальные. Легкая снежная пыльца тут же побелила взлохматившиеся на ветру прически юношей. Но сейчас для них не существовало ничего, кроме листка в руках Дмитрия Попика.
   - Я признаю и считаю справедливым железный закон подпольщиков: кто предаст, тот гибнет от рук своих же товарищей, - прочитал Попик первую фразу.
   ...Клятву скрепили кровью. Каждый, уколов палец иголкой, приложил его к листу. Молча смотрели, как Попик прятал документ. Первым нарушил тишину Кравец:
   - Нужно избрать командира, как в армии, чтобы ему все подчинялись.
   Опять воцарилась тишина. Это была не игра в "казаков и разбойников", ради которой они еще недавно собирались на этом острове. Сейчас на карту ставится все: и честь, и жизнь, и будущее. Каждый ждал, что скажет товарищ, и почти в одно время прозвучало общее:
   - Парфень!..
   Лицо у Парфентия попрежнему оставалось спокойным, только чуть дрогнули заиндевевшие ресницы:
   - Спасибо, ребята. Не подведу я вас. Все сделаю, что нужно!
   Он волновался, искал слова и не находил. В сознании всплыла и оттеснила все другие одна отчетливая мысль: с этого момента он командир, он должен действовать.
   . - Давайте подумаем, ребята, - сказал он, подавив волнение, - с чего начнем.
   - По-моему, нужно действовать так: собрать побольше оружия и раздать молодежи, - начал Кучер. - Потом договориться о дне и сразу в нескольких селах перестрелять всех жандармов. А потом уж дойти до лесов и оттуда делать налеты.
   - А что? Верно! - поддержал Миша Кравец.
   - Убьешь одного жандарма, пришлют десять, - спокойно возразил Дмитрий Попик.
   - И тех будем убивать! - Кучер взмахнул рукой. Щеки его налились краской, светлая прядка выбилась из-под шапки и легла на бровь. - Что же смотреть на них? Для чего клятву давали?
   - Клятва здесь ни при чем, Сашка! - Митя нахмурился.- Нельзя так с налету решать важные дела. Подумать надо, обсудить.
   - Да и так все ясно! - не сдавался Кучер.
   Митя покачал головой.
   - Ничего ясного нет! Чтобы такое дело подымать, нужно людей много. Молодежь нужно собрать. А ты всем доверишься?
   - Ну, если не всем, так многим!
   - Многим! Так этих многих тоже нужно сперва проверить, а вдруг струсят иные? Предадут? Я думаю вот что. Нам пока надо людей верных собирать. Обстановку выяснить. Кто сейчас знает, где наша Красная Армия, когда вернется? Так вот, надо узнать об этом и рассказать людям. Поддержать их. Я налажу приемник - детальки одной не хватает. Поймаем Москву, все ясно станет!
   - Правильно! - обрадовался Ваня Беличков. - Что услышим, запишем и газету стенную сделаем.
   - Лучше листовки написать! - предложил Исаченко.
   Парфентий внимательно выслушал всех: так советовал Моргуненко. А потом изложил продуманный накануне вместе с учителем план.
   Красная Армия далеко и отступает. Не будет же она только отступать. Придет день - погонит врага обратно. Разве в этом можно сомневаться? А пока надо вести работу подготовительную. Правильно говорит Дмитрий: в первую очередь нужно радио. И листовки следует выпускать и, может быть, стенную газету. Оружие собирать, а когда Красная Армия начнет наступать, когда наши части подойдут близко, тогда и выступить с оружием в руках. Тогда и пригодится предложение Кучера. Убить одного жандарма или даже нескольких - нехитрое дело. Но за этим последует расправа над мирными жителями.
   Комитет сплотит вокруг себя наиболее преданных ребят из разных сел, всюду создаст подпольные группы. Об организации никто не должен знать, даже родители. Каждый перед принятием присяги будет проверяться на конкретном задании. Никто, кроме члeнов комитета, не должен знать всех подпольщиков. Уходить в леса сейчас рано, тем более, что они далеко. Надо вести работу на местах, следить за каждым шагом оккупантов и вредить везде, где возможно. Штаб намечает только наиболее важные операции. Нужно больше инициативы на местах.
   Расходились поздно. Было решено, чтобы каждый члeн комитета готовил молодежь к вступлению в организацию. Условились в целях конспирации оформлять прием новых подпольщиков по рекомендации члeнов комитета.
   Это было 2 января 1942 года. А через полмесяца в хате у Гречаного под видом именин собралась та же семерка. Сквозь маленькие замороженные окна тускло светился серый зимний день. Ребята пришли, как и положено, нарядными, с подарками. На столе стояла бутылка самогона, нехитрое угощение. Перед домом не торопясь разметала снег сестренка Парфентия, Маруся. Ее быстрые глаза то и дело внимательно вглядывались в дорогу.
   В хате Михаил Кравец бренчал на гитаре. Но его никто не слушал - все тихо переговаривались о чем-то и совсем не интересовались угощением.
   Вошла мать Парфентия. .Посмотрела на нетронутый стол. Целый час прошел, как собрались гости, а к бутылке так никто и не прикоснулся. Вот чудеса- то!
   - Девчат, что ли, покликать? - предложила удивленная Лукия Кондратьевна. - Веселее было бы. А то какие же вы парубки.
   Еще вчера Парфентий жаловался, что скучно, просил разрешения собрать ребят, хоть немного повеселиться. Собрались, а веселья нет!
   - А мы монахами в монастырь собираемся, - весело ответил Ваня. - Говорят, румыны скоро и монастыри пооткрывают. Молись фашистскому богу, спи да ешь - только и всего. Знатно! И на работу не надо ходить.
   Все засмеялись.
   Лукия Кондратьевна покачала головой. Только бы парубковать ребятам - возраст такой, а они даже слово громко сказать боятся.
   - Правда, ребята, давайте выпьем, - предложил Парфентий.
   Он встал с рюмкой в руке, откинул волнистую прядь волос. Михаил заиграл громче.
   
   Наш скорбный труд не пропадет,
   Из искры возгорится пламя, -
   
   прочитал на память вполголоса Парфентий. Все встали, глаза юноши блестели задорным огоньком, он протянул к друзьям рюмку и предложил:
   - За "Искру"!
   - За "Партизанскую искру"! - подхватил Ваня.
   В этот день комитет принял решение назвать организацию "Партизанской искрой". Дмитрий Попик был назначен начальником штаба.