|
"ВСЕМ СВОИМ СУЩЕСТВОМ..."
"Доброго утра, Неля, Нина и Женя! Простите, что пишу одно письмо на всех,
но уже поздно, и я устал - нужно отдыхать.
Я
жив и здоров и выполняю ваш наказ - ежедневно бью фашистских гадов и
бью крепко.
Как вы живете, как себя чувствуете,
что нового у вас?
Поделитесь всем этим со своим
папочкой. Напишите мне, как чувствует себя наша милая мамочка. Сегодня
были в Киеве, город живет нормальной жизнью, вернее, не сегодня, а вчера
были, т. к. сейчас уже 3-й час ночи. Я уже сказал, что ваш наказ я выполняю,
как вы выполняете мой наказ в
отношении
мамочки?
Сейч
ас даю вам еще наказ - все разом, в том числе и Людочка, крепко поцелуйте
за меня маму. Маму же прошу поцеловать за меня
вас.
Ну, будьте здоровы. Пишите мне чаще. Целую
вас всех крепко. Ваш папочка. Целую крепко внучку -
"Детица".
2.9.41 г. 3 ч.
ночи".
Из охваченной
огнем войны Украины шли в Саратов эти письма, запечатанные в темно-зеленые конверты. Командующий Юго-Западным фронтом Герой Советского
Союза генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос направлял их семье,
эвакуированной в этот город. Чаще пользовался подвернувшейся оказией.
Писал о себе, о складывающейся обстановке. Конечно, не все, далеко не все. О
том, что происходило на Юго-Западном фронте в начале осени 1941 года, жена
Михаила Петровича Софья Александровна и пятеро его дочерей узнали
гораздо позже. Многие печальные подробности им стали известны лишь после
войны.
Все дни с того момента, когда Ставка
отвергла предложение военного совета Юго-Западного фронта оставить Киев,
командующего генерал-полковника М. Кир-поноса мучило ощущение приближающейся катастрофы. Сколько продержится 37-я армия? Реальны ли его
надежды на то, что 38-й армии удастся надежно прикрыть левый фланг
фронта? Фактически с первых дней войны была нарушена постоянная связь с
войсками, и штаб фронта не имел возможности представить в полном объеме
обстановку на всех участках, где шли бои. Если это и удавалось сделать, то с
большим опозданием. Запаздывали решения, запаздывали
приказы...
Трудно придумать что-нибудь На
Карельском перешейке хуже состояния, в котором, по
свидетельствам порученца майора А. Гненного, других очевидцев, находился
командующий. Он прекрасно понимал, что Киев удержать невозможно, остро
переживал свое бессилие что-то изменить. Слишком велико оказалось
превосходство врага.
Военный совет и штаб фронта
работали круглосуточно. Командующий стремился чаще бывать в войсках,
лично влиять на положение дел. Во время одной из поездок попал в автомобильную аварию, написал, что зацепило правую руку, но "ею и пишу" - все,
мол, в порядке. А позже проговорился дочери Евгении в письме от 10
сентября, которое оказалось
последним:
"Добрый день,
моя дорогая дочурка! Письмо твое от 27.8 я получил 8 сентября, но сразу не
мог тебе на него ответить, так как не имел времени... Сейчас у меня
внешность несколько изменилась, так как после автомобильной катастрофы
обрил голову. Рана на голове зажила хорошо, и я думаю, что большого следа
не останется".
В 1943
году след этот, как и другие следы от полученных ран, помогли при
эксгумации погибших в небольшой рощице Шумейково под Лохвицей
определить останки командующего Юго-Западным фронтом. А ведь этой
смерти, как и тысяч, тысяч других, могло не быть. Если
бы...
Полтавское село Верхояровка. Здесь,
неподалеку от Пирятина, разместился штаб фронта. Связь с армиями и
дивизиями часто прерывалась, донесения запаздывали, а то и вовсе не
поступали. Командующего особенно тревожило южное направление, где
1-я танковая группа гитлеровцев после форсирования Днепра в районе
Кременчуга развивала наступление на север. Понимал, что, если ей удастся
сохранить темп продвижения, клинья 1-й и 2-й танковых групп вскоре
сомкнутся. 11 сентября с утра в Москву ушло донесение о прорыве 2-й
танковой группы из Ромны, Гайвороны: "40-я и 21-я армии не могут
ликвидировать эту группу. Требуется немедленная выброска войск из
Киевского укрепленного района на пути движения противника и общий отход
войск фронта за р. Днепр на рубежи, доложенные вам. Прошу санкции по
радио. Кирпонос, Бурмистенко, Тупиков".
Ставка
отклонила это весьма разумное, а возможно, и единственно верное в той
ситуации предложение военного совета фронта. И рекомендовала взять из 26-й
армии пару дивизий, чтобы задержать продвижение Гудериана. Но способны
ли две дивизии сделать то, что оказалось не под силу целому Брянскому
фронту под командованием генерала А.
Еременко?
Судя по реакции, Сталину не понравилось
настроение командования фронта. Вечером того же дня он вызвал Кирпоноса к
прямому проводу. Тяжелый был разговор. Завершился он категорическими
указаниями: "Перестать, наконец, заниматься исканием рубежей для
отступления, а искать пути для сопротивления-Киева не оставлять, мостов не
взрывать без особого разрешения
Ставки".
Последовали и оргвыводы: маршала С.
Буденного, поддерживавшего Кирпоноса, сменил на посту главкома Юго-Западного направления маршал С. Тимошенко. В течение нескольких дней
Ставка вообще не отвечала на донесения командования Юго-Западного
фронта.
15 сентября в Лохвице соединились части 2-й и 1-й фашистских танковых групп. Кольцо врага сомкнулось. И вырваться из
него было теперь чрезвычайно трудно. Четыре армии Юго-Западного фронта
оказались отрезанными от своих, сражались в полном окружении. Все более-менее проходимые дороги немцы сразу перерезали, их танки и пехота
контролировали выходы из лесов, оврагов, балок. Пробуя найти обходы,
окруженцы нарывались на засады...
Могли ли
родные по письмам Михаила Петровича (с начала войны он прислал их более
тридцати) представить себе масштабы катастрофы, обрушившейся на войска
Юго-Западного фронта, понять все то, что довелось пережить тогда их самому
близкому человеку? В то время нет. Михаил Петрович писал письма, полные
оптимизма. Не потому что любил приукрасить действительность. Он просто по
натуре был оптимистом и верил в
победу.
"Мы имеем целый
ряд дневников и писем, взятых у пленных и убитых, из которых видно, что они
крепко разочарованы,- писал Михаил Петрович родным.- Они думали, что
им так же легко будет воевать, как во Франции и других странах, а оказалось
наоборот, и на них нападает уныние, безнадежность и
страх".
С фронта письма
шли регулярно. 4 августа Михаил Петрович писал
жене:
"Продолжаем
драться с противником. Бьем его основательно. Гитлер рассчитывал на
молниеносную войну, но мы все его расчеты и планы сломали, нанеся
гитлеровским бандам большое поражение как в живой силе, так и в
технике.
Фашистская нечисть еще 28.7 объявила по
радио, что взят Киев, однако это наглая ложь - Киев по-прежнему в наших
руках, и мы его прочно
удерживаем".
А в это
время подчиненные Геббельса распространяли очередную пропагандистскую
"утку": "К югу от Киева германская ударная группа из пяти человек под
командованием фельдфебеля без потерь заняла 17 дотов и полевых позиций.
Советский полк, защищавший эти укрепленные позиции, был окружен и
полностью уничтожен".
Когда командующему
фронтом доложили об этом факте, Михаил Петрович, по рассказам очевидцев,
сначала удивленно приподнял бровь, потом нахмурился и приказал выяснить
номер этой столь легко окруженной пятью немцами воинской части. Но не
выдержал и рассмеялся: "Надо же, до чего врать ловки! И ведь там, в Германии, могут поверить, что мы воевать не
умеем".
Он так и не узнал, к сожалению, мнение
более компетентных в военном деле специалистов, чем Геббельс. Генерал-полковник Гальдер записал в своем дневнике еще 26 июня: "Группа армий
"Юг" медленно продвигается вперед, к сожалению, неся тяжелые потери. На
стороне противника, действующего против группы армий "Юг", отмечается
твердое и энергичное руководство".
В таком же
ключе отзывались о действиях Юго-Западного фронта и его командующего в
первые недели и месяцы войны бывший командующий 3-й немецкой танковой
группой генерал Гот, генерал Типпельскирх. Но Михаилу Петровичу не
суждено было прочесть столь лестных оценок.
В те
трудные дни он думал о Родине, о долге, о доме, о
семье:
"Добрый день, моя
любимая женушка!
Сегодня я получил сразу от вас
всех письма, которые вы мне посылали по почте, от 27.8, и письма,
переданные через представителя т. Бурмистенко. Я был исключительно рад
твоим письмам, моя любимая, т. к. сравнительно долгое время не получал от
тебя ничего.
Милая, твое требование и детей наших
ко мне бить крепко фашистские банды, чтобы скорее их окончательно
разгромить и уничтожить, я стараюсь выполнить всеми силами, средствами
и моим деянием. Я так же, как и вы, всем своим существом ненавижу
гитлеровские банды, которые топчут своими звериными ногами нашу
социалистическую землю и издеваются над нашими советскими людьми.
Недалеко то время, когда вся эта фашистская сволочь будет стерта с лица
земли нашей славной Рабоче-Крестьянской
Армией.
Все мы, от рядового бойца до самого
большого командира, готовы не задумываясь отдать не только кровь, но и
жизнь нашу за нашу Советскую Родину. Я очень рад, моя любимая, что и в
твоем сердце горит презрение и ненависть к гитлеровским
бандам.
Наша Родина, наш народ может быть
уверен в том, что фашистские банды будут уничтожены героической
РККА.
Милая, ты пишешь, что соскучилась по мне.
Я также соскучился по тебе, но это ничего. Придет время, мы опять будем
вместе с тобой жить и трудиться на благо нашей социалистической
Родины.
Я очень рад, что Женя устроилась учиться
в университет. Аттестат я Жене передал вместе с книгой - думаю,
что вы получили уже его.
Если для тебя тяжело
жить на 5 этаже, то напиши мне об этом, если захочешь переменить
квартиру, и я напишу т. Власову или, если будет возможность, переговорю с
ним по телефону, чтобы он помог тебе в этом
отношении.
Вчера я получил письмо от Максима, он
находится в Ленинграде. От Меркурия пока ничего не получил, если будет от
него письмо, то я напишу тебе об этом. Неля пусть не волнуется и живет
спокойно.
В предыдущем письме я написал тебе об
автомобильной катастрофе, а затем подумал, что напрасно это сделал, т. к.
ты еще будешь взволнована этим. Но, моя дорогая, волноваться нечего, все
прошло благополучно, и я чувствую себя прекрасно, но сделал для себя вывод,
что ночью на машине ездить нельзя. Сегодня, примерно с полдня, у нас погода
улучшилась - светило солнце, но грязи пока
много.
Как тебе понравился Кобзарь? Бываешь ли
ты где-нибудь? Как проводите дома вечера - что делаете? В скором
времени я пришлю тебе опять свои карточки по почте или же если кто-нибудь опять поедет в Саратов. Может быть, ты укажешь свой адрес,
чтобы не затруднять секретаря обкома передавать тебе письма? Ну вот,
как будто бы и все.
Передай от меня детям
сердечный привет и поцелуй их за меня. Поцелуй внучку за "Детицу". Если
родные Меркурия там, передай им от меня сердечный привет. Будь здорова,
моя любимая женушка. Целую тебя крепко и много раз. Пиши чаще. Любящий
тебя - твой Миша.
6 сентября 1941
г."
Через девять дней, 17
сентября, к вечеру, в район размещения штаба фронта прибыл самолет
связи.
Военный совет принял решение отправить на
нем командующего фронтом, который с трудом передвигался из-за раненой
ноги. Генерал-полковник Кирпонос отклонил это требование, приказал
погрузить в самолет других раненых - самых тяжелых. Один из них,
генерал-полковник И. Людников, вспоминал
потом:
"Кирпоносу я обязан жизнью. Когда меня,
тяжело раненного, доставили в окруженный немцами штаб Юго-Западного
фронта, Кирпонос приказал вывезти меня из окружения на последнем самолете
По-2". На последнем...
Но от попыток вывести из
окружения штаб фронта командующий не отказывался. Единственной
реальной силой, способной обеспечить прорыв, была 289-я стрелковая
дивизия. Возглавить группу прорыва командующий приказал генерал-майору
И. Баграмяну. Группа прорвалась, военный совет и штаб фронта проскользнуть
в пробитый ею коридор не успели...
К утру 20
сентября небольшая рощица Шумейково в десятке километров от Лохвицы
стала местом последнего боя для тех, кому 19-го не удалось вырваться из
окружения. На рассвете появились гитлеровские цепи. Командующего опять
ранило. Он усмехнулся сквозь стиснутые зубы:
-
Эх, не везет мне на левую ногу...
Атаки фашистов
следовали одна за другой. По роще били минометы, артиллерия. Под вечер
грянул роковой взрыв. Михаил Петрович Кирпонос рухнул на землю...
Похоронили командующего в неглубокой выемке неподалеку от ручья. Бои в
роще шли до 22 сентября. Колхозники рассказывали потом, что, когда они пришли в рощу, увидели много убитых командиров и бойцов. В их пистолетах и
винтовках не было ни одного патрона...
Уже нет в
живых жены Михаила Петровича, Софьи Александровны, и двух дочерей.
Елена Михайловна трудится в библиотеке. Евгения Михайловна и Екатерина
Михайловна сейчас и пенсии, но продолжают вести большую
общественную работ. Один из внуков - Игорь - прошел войну в
Афганистане.
Дети, внуки и правнуки генерала
Кирпоноса стремятся достойно продолжать дело, за которое Михаил Петрович
отдал свою жизнь. Они свято берегут его фронтовые письма. Дочь Евгения
Михайловна посвятила фронтовым письмам поэтически
строки:
Писали их на
смертном рубеже
Под скрежет танков, орудийный
рев,
Писали их в окопах, блиндаже,
На бомбами израненной меже,
На улицах сожженных городов...
О письма фронтовые грозных лет -
Бесценней документов в мире
нет!..
Я возвращаюсь снова к тем годам,
Суровым дням в истории страны.
И приобщаюсь к судьбам и делам,
Сражениям жестоким и боям
Той трижды памятной для нас
войны.
И в этих письмах оживают вновь -
Презрение и ненависть к врагу;
И к Родине великая любовь!
И за Победу пролитая кровь...
Я эти письма свято
берегу.
|
