Вот мы в г. Люблине (Польша), а в семи примерно километрах от него знаменитая фабрика смерти Майданек.

На третий день после бегства оттуда немцев мне представилась возможность побывать на этой «фабрике».

До этого я знал много о злодеяниях и зверствах гитлеровцев. Читал (не помню, в какой газете) большую статью И. Эренбурга «Фабрика смерти», но мне казалось, что кисть художника Эренбурга заведомо положила более яркие краски, чтобы вызвать больше ненависти к врагу, чтобы его клич «Папа, убей немца» (конечно, фашиста) еще глубже проник в душу каждого нашего солдата, офицера, каждого честного человека.

Но вот я подъезжаю все ближе и ближе к лагерю.

Уже чувствуется трупный смрад, издали виднеются утопающие в зелени симметрично расположенные однотипные деревянные домики. Подъезжаем к лагерю, въезжаем в ворота, и — о, ужас: тут же справа большая гора человеческих черепов, а вот и знаменитая печь. Она еще цела, и отбит лишь один верхний угол. Топки (кажется, четыре) раскрыты и в них на механизированных железных носилках вдвинуты не все до конца разрубленные на части уже полуобгоревшие трупы.

А вот недалеко от этой печи начаты уже раскопки и штабеля трупов обнажены.

Помню, как совсем неглубоко, чуть ли не на поверхности земли, лежал еще совсем свежий труп молодого рыжеволосого человека с мускулистыми руками. Черепа, обгоревшие трупы и вот эти мускулистые руки лежали и взывали о мести.

Я не плакал, но душа разрывалась на части. Невероятный ужас охватил меня. Я еще некоторое время оставался на территории лагеря, заглянул в подсобные здания, но помню, что находился все время в полузабытьи.

Стоны убитых, сожженных, замученных и заживо погребенных людей не оставляли меня все время.

Прошло уже столько лет, но это нисколько не изгладилось из моей памяти.