Наш полк продвигался с жестокими боями к логову немецкого фашиз-ма — Берлину. Мы инстинктивно ощущали громаду большого города, так как были от его центра всего в 15—20 километрах.

К исходу дня сопротивление неприятельских войск заметно ослабело, и с заходом солнца, построившись в походные колонны, двинулись по дороге к пригороду Берлина — Фюрстенвальде, предварительно выслав вперед разведку и боевые охранения.

Оставив лошадей ординарцам, мы с начальником штаба батальона ка-питаном Петром Андреевичем Карибским шли пешком в хвосте колонны, с удовольствием вдыхали чистый, свежий вечерний воздух. Быстро смер-калось. С запада надвигались черные дождевые тучи. Порывами налетал теплый влажный ветерок. На восточной части неба, чистого от облаков, мерцали звезды. В одно мгновение наступила теплая апрельская ночь. Дорога шла через редкий хвойный лес, по обочине которого изредка попадались жилые дома и хозяйственные постройки местных жителей. Пройдя около трех километров, мы увидели на левой стороне дороги белый особняк и любопытства ради решили осмотреть его, так как нам показалось, что в одном из его окон мерцал огонек.

Приняв меры предосторожности, я вытащил из кобуры пистолет и предложил то же самое сделать капитану Карибскому, но он предпочел вооружиться только карманным электрическим фонарем. Мы стали подходить к ограде дома. Вокруг стояла зловещая тишина, только издали доносились мерные шаги удаляющихся в темноту наших войск...

Открыв калитку, мы спустились по трем ступенькам во двор и начали медленно подвигаться к дому. Ночь причудливо преображала каждые предметы, звуки, и в ожидании чего-то чрезвычайного, напрягая внимание и слух, мы отчетливо слышали, как бились наши сердца. Капитан шел впереди, периодически освещая дорогу фонариком. Я взвел курок пистолета, в левую руку взял гранату, шел следом за Карибским.

Капитан, взяв фонарь в левую руку, правой осторожно нажал дверь, которая легко поддалась. На нас пахнуло жилым. В узком коридоре; во всю его длину, лежала ковровая дорожка, на правой стене покоился телефон. Недавнее присутствие человека, тепло, своеобразные запахи жилья, пищи еще больше усиливали в нас настороженность и подозрения о том, что должно произойти что-то неожиданное. Засунув гранату за ремень, я молча толкнул капитана, дал знак ему остановиться и снял трубку телефона. Набрав наобум пришедший в голову пятизначный номер, я услышал торопливую немецкую речь, разговор шел о Берлине. Я молча прислонил трубку к уху капитана, мы многозначительно улыбнулись, и трубку повесил на ее законное место.

Не говоря ни слова, мы начали продвигаться дальше. Перед нами уси-лием руки Карибского открылась дверь кухни. Нашему взору представился стол. На нем стояла посуда с остатками еды, лежали ложки, вилки, топилась кухонная плита. Нам вкралась еще большая настойчивая мысль, что в доме есть человек, но он где-то прячется, и, очевидно, с дурной для нас целью. От чрезмерного напряжения я слышал не только как стучит мое сердце, но и как сильно стало стучать в висках, и мне казалось, что стук моего сердца и стук в висках слышен тем неизвестным, которые прячутся в этом доме. Карибский осветил все уголки кухни и, не обнаружив ничего подозрительного, дал мне знак следовать за ним. Над кухонным столом, нарушая мертвую тишину, мерно постукивая маятником, висели старинные, в резной деревянной оправе часы.

Медленно, почему-то на цыпочках двигаясь, мы вошли в спальню... Луч фонарика осветил туалетный столик, трельяж, стоявшую у противопо-ложной стены кровать. Капитан осветил пол, мягкие стулья, пространство под кроватью, навел луч фонаря на кровать, и... мы увидели, что там лежат люди: лет пятидесяти мужчина и примерно такого же возраста женщина. Они были мертвы. Под влиянием геббельсовской пропаганды эти фанатики покончили жизнь самоубийством. Напряженная дрожь пробежала по телу, когда мы в мертвой тишине, при слабом свете фонаря, увидели лица самоубийц. Страшно было смотреть на эту картину и страшно было пово-рачиваться спиной к кровати, чтобы уйти из этой спальни, где покоился прах фанатиков-супругов.

Я только хотел протянуть руку, чтобы взять капитана за плечо и увлечь его без объяснений на улицу, как за нашей спиной раздался резкий внезапный стук, похожий на пистолетный выстрел. У меня от такой неожиданности поднялась фуражка на волосах, сердце оборвалось куда-то вниз, и я чуть было не сел на пол. После резкого стука послышался звук, как будто тянули за цепочку ходиков, подтягивая гирю, и... затем трехкратное громкое: «Ку-ку!!! Ку-ку!!! Ку-ку!!!» И снова резкий хлопок.

Капитан усилием воли, не в лучшем состоянии духа, чем я, направил в ту сторону луч фонаря, и мы увидели виновника перенесенного нами страха.

Это были старинные часы в резной деревянной оправе, которые висели на стене кухни, мерно покачивая маятником.