Молодая Гвардия
 

Царенко М.М.
БЕЗЗАЩИТНЫХ ЛЮДЕЙ ФАШИСТЫ ПОЛИВАЛИ ОГНЕМ

1941 год, Донбасс.

На улице города звучит песня «Вставая, страна огромная, вставай на смертный бой».

Это первые добровольцы сандружинницы уходят на фронт.

На них новое обмундирование еще в сапожках, через плечо сумка и противогаз: молодые, стройные, как березки.

С каким восхищением я смотрела на них, на их близких, которые пришли провожать и стояли в слезах и тревоге, как завидовала их детям и жалела, что не могу так же гордиться своей матерью.

Война еще не доходила до моего сознания. Ни проводы отца, ни слезы матери не пробудили во мне никаких чувств, кроме возбуждения: мы, дети, целыми днями носились по улицам, играя в войну. Война пришла гораздо позже в мое сознание, я увидела ее рядом. Сначала шли войска, потом бежали матери, прижимая к груди раненых детей, уходя за Донец, потом разрывы снарядов. Самый памятный день войны... Это, должно быть, радость большой победы или горечь утраты, то, что всколыхнуло всего тебя и застыло в сердце.

Да, слишком много утрат, так много, что притупились чувства. Мне было тогда 11 лет, ровно столько, сколько сейчас моему старшему сыну.

Мы также бегали в школу, занимались пионерскими делами, работали на школьном приусадебном участке, участвовали в художественной само-деятельности, строили планы и не раз говорили «кем быть?». Гордились своими старшими братьями и сестрами: летчиками, моряками, учителями, мечтали вырасти такими же, как они.

Школа, куда мы переехали вначале войны на Харьковщине, была у нас красавица, новая, трехэтажная, стояла она на пригорке, и видны были со школьного двора все уголки нашего села, утопающего в вишневых садах. Впоследствии и село, и школа были разбиты, остались торчать одни печные трубы.

Шли экзамены, когда над нашими головами пронеслись фашистские самолеты, неся горе и смерть.

Молодежь уходила за Донец. Счастливое детство кончилось, занятия в школе прекратились, маленькое село наполнилось лязгом и скрежетом чужих машин, послышалась чужая команда, чужая речь.

Люди притаились от страха, особенно боялись дети, моя маленькая сестренка замирала от страха и кричала, что есть силы, когда они заходили в дом, один эсэсовец с руганью выхватил пистолет и нацелился, намереваясь выстрелить, мать закрыла ее своей грудью, и он выстрелить не посмел. Они пришли, как хозяева, заняли дома, выбросив людей в землянки и сараи, скот увели, птицу забрали.

Зимой отбирали теплые вещи, если даже одна пара валенок приходилась на всю семью. Я видела смерть, голод и жажду, сожженные города и села, эшелоны угнанных в Германию людей, замученных, повешенных: военнопленных, полуживых, израненных, пристреленных на дорогах, тех, кто не мог уже идти, людей, которые протягивали им последний кусок хлеба, и немцев, отгоняющих их прикладами. Бесконечные бомбардировки, землю, изрытую снарядами, деревья, вырванные с корнем, хлеб, вспаханный гусеницами танков, дым пожарищ.

Люди метались в поисках спасения, уходили в поля, прятались во рвах, в окопах, подвалах, но везде настигала смерть.

Погибала мать, дети оставались без воды и куска хлеба, погибали дети, засыпанные в подвалах, и мать безумела от горя, ломая руки.

Видела дуло пистолета у глаз и чувствовала его тяжесть на своей спине, когда нас, малолетних, гоняли на передовую рыть окопы, зная, что наши в детей стрелять не будут.

Когда выдавалось затишье, мы уходили в поле и, оглядываясь, нет ли кого поблизости, пели:

Утро красит нежным цветом Стены древнего Кремля, Просыпается с рассветом Вся советская земля.

Тогда эту песню учили во всех школах на уроке пения и были горды, чувствовали себя героинями.

Детство у нас было отнято, оно прошло в подвалах и окопах под вой сирен и бомб.

Но больше всего из этого кошмара в моем сердце и памяти остался один эпизод.

Мы, дети, за деревней собирали цветы и плели венки, город был уже освобожден, и война ушла вперед, мимо нас шла колонна машин с красным крестом — это в тыл везли раненых.

За ревом моторов я не услышала других моторов. На нас летели три самолета, мне подруга кричит: «Ложись», а я смеюсь и не вижу угрозы, нависшей над нами.

Фашисты стали поливать пулеметным огнем, сбросили одну за другой три бомбы, все смешалось, машина опрокинулась, а пулеметы не переставали поливать огнем беззащитных людей, те, кто остался жив, метались по лугу, падали, прижимаясь к земле, другого укрытия не было, но и там настигали пули. Мы с подругой лежали рядом одна за другой; вдруг подруга запрыгала, поднялась и побежала; когда я подняла голову, то увидела, что левая рука у нее оторвана и вся она залита кровью, но, не пробежав и десяти шагов, была скошена пулеметной очередью — эта маленькая 13-летняя девочка.

Из всего пережитого — это лишь маленькая частица, но такая, которую ни простить палачам, ни забыть нельзя.

Царенко М.М., жена военнослужащего,
г. Омск,
10 июня 1961 г.
Д. 80. Л. 10-12 об.


<< Назад Вперёд >>