В 1323 году князь Юрий Данилович заложил на острове посреди Невы крепость Орешек. Да захватили шведы ее надолго в свои руки. И только почти через четыреста лет Петр Первый записал: «...отечественная крепость возвращена... Правда, что зело жесток сей орех был, однако, слава Богу, счастливо разгрызен». Скажу сразу, фашисты в прошлой войне пытались тоже разгрызть этот орешек, да оказался он им не по зубам.

Сейчас крепость восстанавливается, а на берегу Невы, у Ладожского озера, стоит и развивается городок Петрокрепость. Недалеко от реки в конце Октябрьской улицы в белом домике живет Константин Леонтьевич Шкляр. К нему часто приезжают пионеры, бойцы, друзья, работники музеев, журналисты, просят воспоминаний, фотографий. А человек с поседевшей головой смущенно-грустно улыбается: прошлое-то — оно вот, за спиной, будто вчера происходило, а фотографий - нет, не до фотографий было, да и не думалось, и не гадалось, что через двадцать лет после войны придется рассказывать об этом.

«В 40-м году стал моряком. Далеко заехал: из Коропова, на Украине это, на Черниговщине, да в Кронштадт. А в июне 41-го попал в охрану Шлиссельбургской крепости, тогдашнего Орешка. Как сейчас помню, 7 сентября встал на пост... Караулю два, четыре, шесть часов — смены нет.

Оказывается, крепость оставили, а меня забыли. Ну и злость же овладела мной, а тут еще голод... Я и сорвал замок на дверях продуктового склада. Сварил суп, поел — злость прошла, а тревога — нет. Поднялся на третий этаж корпуса, гляжу — немцы плывут от левого берега. А у меня только винтовка, 60 патронов да две гранаты. Я — в склад боеприпасов. Что ни открою цинковый ящик — сахар, сахар, сахар... А чувствую, приближаются сволочи. Взмок — как из бани вышел. Наконец нашел патроны. И легче стало, словно товарищи рядом. Ну и начал стрелять с одного места, с другого — создавал видимость, что я тут не один. Собственно говоря, тут-то я и учился стрелять: за год служения в армии всего-то и выстрелил разве что десяток патронов. Пушки с правого берега хорошо мне помогли: то ли я сбивал немцев, то ли снаряды — трудно было разобрать....

Два дня и две ночи не спал; за левый берег боялся: прикрой я на миг глаза, а немцы и окажутся в крепости. Не о подвиге думал, думал, как бы не заснуть. И знал, что наши у меня за спиной и они вернутся в крепость. Ночью слышу... шлюпка. Кричу: "Если наши..." Тринадцать ребят пришло. Хорошая цифра. А 11 сентября — приказ командира Первой дивизии: не допустить захвата крепости врагом. Тут к нам переправились две стрел-ковые роты, минометный взвод, пулеметный, два артиллерийских взвода. Ну да уж об этом в книге "Петрокрепость" написано. Сказать, что было трудно, — значит, почти ничего не сказать. Было невыносимо, нестерпимо порой, но мы выстояли, выдержали, потому что в крепости все были на-стоящие солдаты и командиры — знатоки солдат и техники. Немцы не давали нам передышки, и мы не давали им передышки. Наши пушки метко били по берегу.

А 17 июня 42-го года с шести утра и до двух часов дня крепость представляла собой ад: снаряды градом — с берега, снаряды градом — с неба. Казалось, ничего в мире нет, кроме этого клочка земли, где нас так мало, мы так устали, но у нас нет мысли уступить врагу даже развалины. Красная пыль, как туман, окружала нас. Потом говорили, что на правом берегу, в Морозовке, думали, что все — крепость пала. И на левом берегу немцы думали: конец...

Я установил флаг на самом высоком месте — на развалинах бывшей церкви. Когда красный туман рассеялся, все началось опять: самолеты, орудия... Шесть раз немцы сбивали флаг. А я его заново выбрасывал над крепостью — и он выстоял с нами до победы... Сейчас в музее...»

Доброе, открытое лицо, добрые, большие и сильные руки у этого че-ловека. Если внимательно смотреть в его добрые светлые глаза, когда он вспоминает, в них можно увидеть, как на экране, бросающихся в атаку советских солдат на синявинских болотах, под Кенигсбергом и дальше, дальше, дальше — и так до самого Берлина. Полземли напоено кровью и потом: победа доставалась тяжело.

Константин Шкляр не только в атаку ходил, но и уползал в тыл врага, иногда направляя на себя удары нашей артиллерии. Много медалей у него, ордена Славы, Красного Знамени, Красной Звезды. Он показывает звезду со щербинкой: «Наградили — от смерти спасли» (а я смотрю на него и думаю: да таким, как вы, жить вечно положено) — и уже шутит: «А вот эта награда от смерти не спасет» — и протягивает мне грамоту, которую он получил в прошлом году в конце октября за высокие производственные показатели в специальных реставрационных мастерских. Да, он отлично защищал крепость, а сейчас отлично восстанавливает ее.