Заготовка древесины на лесоучастках пошла лучше. Директор лесозавода Горбатюк едва успевал снабжать новых лесорубов документами и одеждой. В городе он появлялся редко и почти все свое рабочее время прово-дил на заготовительных участках. Оккупанты были довольны его работой: запасы деловой древесины на станции Шепетовка росли, немцы не успевали отправлять их с лесосклада.
Однажды, когда Горбатюк вернулся из очередной поездки по лесам, к нему в кабинет зашел молодой, медлительный в движениях мужчина с пытливыми, осторожно приглядывающимися ко всему глазами. Был он вышесреднего роста. Облезлая шапка-ушанка, куцая, видавшая виды телогрейка, заплатанные штаны и юфтевые чеботы с дырявыми голенищами.
Переступив порог кабинета, он снял шапку, поздоровался и, немного помедлив, спросил насчет работы.
— Кто? Откуда? — поинтересовался Горбатюк жестко, по-начальнически.
— Музалев Иван, — назвался мужчина.
- Откуда? — повторил вопрос Горбатюк.
— Как вам сказать, — дернул плечом Музалев. — Сам я — орловский, воевал, был ранен, ну, а теперь слоняюсь тут как неприкаянный.
— Работали?
— До войны имел кое-какой стаж. Горбатюк насупил кустистые брови.
— Меня интересует, чем при новой власти занимались.
— Говорю ж, как неприкаянный, — вздохнул Музалев. — По селам бродил. Где подработаю у селян, где так добрые люди накормят.
— И до сих пор на свободе? — удивился Горбатюк. Музалев прищурился.
— Что ж, я грабитель какой или бандит? Подчиняюсь новой власти, не бунтую. Узнал, что вам Иа завод люди нужны, — вот и пришел сюда. В лес бы мне куда-нибудь. Говорят, лесорубам у вас хорошо живется.
— Кто вам говорил об этом?
— Такие же бедолаги, как и я. Встретился с двумя на лесной дороге, закурил с ними, рассказал о своих мытарствах, а они мне: «К Горбатюку иди! Свой человек, поможет!»
«Уж не подослан ли кем-то?» — заподозрил недоброе Горбатюк и спросил насмешливо:
— Это в каком же смысле те, двое, своим меня считают?
— Откуда мне знать? — ответил Музалев. — Может быть, потому, что и вы, и они на немцев работаете.
— Ну, а ты как к новой власти относишься? — допытывался Горбатюк.
— Да так же, как и вы! - сказал Музалев.
«Вот и пойми, что у него на уме!» — задумался Горбатюк. Если бы Музалев был прислан кем-то из подпольщиков, то прежде всего назвал бы пароль. Раз не назвал, значит, либо чужак, либо случайно заглянул в контору лесозавода. Без проверки такого в лес посылать нельзя. Там люди надежные, верят друг другу, и затешись туда шпик с рекомендацией директора лесозавода, они, чего доброго, примут его за своего.
— Нет у меня никакой работы! — заявил Горбатюк. — Рекомендую зарегистрироваться на бирже труда, и, возможно, там подыщут что-нибудь.
Музалев помял в руках шапку. Лицо его помрачнело. —А я надеялся, — пробормотал он. — Уж больно надоело ходить и озираться. Того и гляди схватят и куда-нибудь в Германию отправят.
— Не все ли равно, где работать? — заметил Горбатюк.
— Русский ведь я! — вырвалось у Музалева хрипловато. — На родной земле хочется остаться.
Горбатюку стало жаль парня, в словах и взгляде которого все еще теплилась затаенная надежда.
— Чернорабочим на лесозавод пойдешь? — предложил Горбатюк.
Неожиданный оборот удивил Музалева. Отказ и вдруг — работа.
— Вы же говорили...
— Пойдешь? — перебил его Горбатюк. Музалев закивал головой.
— Да, да, конечно! — И широко улыбнулся. Значит, правду говорили люди, что вы свой... русский.
— Русский русскому рознь, запомни это, - назидательно проговорил Горбатюк. -- Я директор немецкого предприятия и действую только в интересах немецкого командования. Когда думаешь приступать к работе? — спросил Горбатюк.
— Хоть сейчас.
— Живешь где?
— Нигде.
— Иди в общежитие, я дам записку коменданту, — сказал Горбатюк, вырывая листок из блокнота.
— Нельзя ли на двоих? — неожиданно попросил Музалев.
Горбатюк недоуменно взглянул на него.
— То есть как — на двоих? Музалев кивнул в сторону двери.
— С приятелем я... Там он, в коридоре ждет. Вместе работу ищем. Хороший парень, честное слово, хороший.
— Пусть зайдет! Музалев открыл дверь.
— Давай сюда, Иван.
В кабинет вошел невысокий парень с круглым, добродушным лицом, с виду очень стеснительный.
— Тезка мой, тоже Иваном зовут, — представил его Музалев. — Нишенко его фамилия.
— Дезертир или сам в плен сдался? — спросил Горбатюк.
Оказалось, что Нишенко совсем не такой робкий, каким его представлял директору завода Музалев, и не такой застенчивый, каким казался с виду.
— Черта лысого был бы я здесь, если бы не ранили меня в 'бою, — сказал он. Музалев слегка толкнул его локтем в бок. Горбатюк заметил это и внутренне улыбнулся, догадавшись, почему переговоры вел Музалев, а не Нишенко: последний мог наговорить лишнего.
Горбатюк дал им направление в общежитие.
— Завтра с утра выходите на станционный лесо-склад. Там вас зачислят в бригаду грузчиков. Скажете, что я послал!..
Тезки — два Ивана — Иван Алексеевич Музалев и Иван Савельевич Нишенко начали работать на пристанционном лесоскладе грузчиками. По поручению Горба-тюка за ними «присматривал» бригадир грузчиков Гар-буз — немолодой, но обладавший недюжинной физической силой мужчина, за которым прочно закрепилась кличка «боцман» (хотя ничего морского в облике Гарбу-за не имелось). Был он строг, ворчлив, немногословен и, что называется, заездил грузчиков. То и дело слышались его басовитые окрики: «Эй, лодыри, чего расселись!», «Пошевеливайся!», «Работать надо, лежебоки!» Перед немцами он держался прямо-таки подобострастно: козырял не только офицерам, но даже рядовым и всех, кто был обряжен в немецкую форму, величал не иначе, как «ваше благородие». Грузчики на лесоскладе все время менялись. Тех, которые льстили ему и старались выслужиться перед оккупантами, «боцман» поощрял и при первой возможности рекомендовал их немцам для отправки на работы в Германию. Тех же, кто косился на него и выражал какое-то недовольство, он пересылал «в пекло» — на лесозаготовительные участки, в лесные чащи. Никому и в голову не приходило, что этот свирепый на вид «дядько», угодничающий перед окку-пантами, являлся своего рода фильтром, которому Гор-батюк дал задание избавляться от предателей и отправлять в лес людей, выдержавших своеобразный экзамен на лесоскладе.
Музалева и Нишенко «боцман» встретил недружелюбно.
— Сразу видно — из беглых, — сказал он грубо и тут же предупредил: — Смотрите мне, ежели вздумаете лодырничать, шкуру спущу.
Нишенко хотел было огрызнуться, но Музалев вовремя дернул его за рукав и проговорил весело:
— Нам любая работа нипочем! Прикажете — мы вдвоем весь лесосклад вверх тормашками перевернем.
— Что-то больно прыткий, - насупился Гарбуз.
— Какой есть, не назад же лезть! — выпалил с улыбкой Музалев.
Гарбуз поставил их на укладку тяжелых отсыревших досок в штабеля. Иваны работали старательно, чувствуя на себе придирчивые взгляды «боцмана».
К полдню огромный штабель был уложен. Музалев подбежал к Гарбузу, козырнул:
— Ждем дальнейших распоряжений, господин начальник!
«Этот, видно, блюдолиз», — отметил про себя Гарбуз и отдал команду переложить с одного места на другое длинные, толстые бревна.
— Есть, господин начальник! — снова козырнул Музалев.
Гарбуз куда-то ушел. Перетащив с десяток бревен, Нишенко сел на доски, оглянулся по сторонам и сказал своему тезке:
— И чего ты козыряешь этому гаду? Противно смотреть, как ты лебезишь.
Музалев подсел к нему.
— Эх, Ваня, Ваня, с твоим характером не диво в петлю угодить. А ведь мы договорились любой ценой к своим пробраться. Верно, «боцман», повеем, так сказать, объективным данным, порядочная сволочь и тварь про-дажная. Согласен, такого удушить мало. Но, дорогой мой, надо шевелить мозгами. Обозлишь такого—и, считай, крышка тебе. А приглянешься ему, начальству доложит, и мы в лес попадем.
— Все равно противно! — буркнул Нишенко и, помолчав, вздохнул: — Вот если бы и в самом деле весь этот склад вверх тормашками.
— Тише ты! — предостерегающе шикнул на него Музалев.
— Вот переполоху было бы, — продолжал Нишенко. — Рвануть бы, а? Во-первых, гитлеровцы лесоматериалов лишатся, а во-вторых, и соседние склады- могут окочуриться.
Музалев поднялся с досок, окинул взглядом станционные строения, примыкавшие к лесоскладу. У пакгаузов прохаживались немецкие часовые. За пакгаузами, на большой территории, обнесенной колючей проволокой, высились груды ящиков под брезентами.
— Что и говорить, Ваня, мысль у тебя дельная, — сказал Музалев вполголоса. — Тут есть где развернуться. Только как? Голыми руками ничего не сделаешь.
— Надо осмотреться и подумать,—ответил Нишенко и, взглянув на свои руки, сжал их в кулаки. — На врага работаем, а где-то наши бьют его, окаянного. Вроде дезертиров мы с тобой.
Кто-то кашлянул за штабелем шпал, совсем близко от того места, где вели разговор друзья. Там, у шпал, будто из земли вырос Гарбуз — огромный, широкогрудый, с могучей шеей и массивными ручищами. Взглянув исподлобья на Музалева, он покосился на Нишенко, пробасил насмешливо:
— Ну, чего замолчали? Продолжайте, послушаю, о чем дальше будет речь.
Музалев вымученно улыбнулся.
— Передышка у нас, господин начальник... Покалякали о том, о сем, душу малость отвели всякими смешными историями.
— Смешными, говоришь? — скривил губы Гарбуз <и прищурил правый глаз. — О том, что «боцман», то есть я, — порядочная сволочь? Как лесосклад изничтожить?
Нишенко заметил на земле старую, ржавую строительную скобу с граненым острием. Повинуясь инстинкту самосохранения, он схватил скобу и глухо вскрикнув: «Бей его, гада!», бросился на Гарбуза. Музалев мгновенно оценил решение друга, как единственный путь к спасению, и ринулся ему на помощь. Но в следующую секунду оба отлетели от «боцмана», будто наткнувшись на каменную стену.
— Тихо, дурни!—гаркнул хрипловато Гарбуз и угрожающе выставил вперед увесистый кулак. Голова его крутнулась влево, вправо. Казалось, он ищет глазами, кого бы позвать на подмогу. Вблизи не было ни души.
Все еще сжимая в руке скобу и не спуская глаз с Гарбуза, Нишенко медленно поднимался с земли. Музалев тоже приготовился к новому прыжку.
— Будет, хлопцы! — проговорил тихо Гарбуз. — Меня вам все едино не одолеть. А если заметит кто, что вы на меня кидаетесь, тогда крышка вам обоим. — Глаза его чудодейственно преобразились: ни злости .в них, ни ненависти, а какая-то теплота и веселые искорки. Видя, что оба Ивана все еще пребывают в состоянии крайнего возбуждения и относятся к его словам, как к хитрой уловке врага, Гарбуз сказал: — Пошли, хлопцы, потолкуем... Тут не место. А потолковать нам есть о чем.
— Выдать решил? — процедил сквозь зубы Нишенко.
— Балда ты, — беззлобно улыбнулся Гарбуз. — Стоит мне только дунуть в эту штуку, — в его руке блеснул металлический свисток, — и вас тут немцы мигом накроют.
— Чего медлишь, свисти! — выпалил Нишенко. Гарбуз подошел к нему, вырвал из его руки скобу и, отшвырнув ее в сторону, сказал:
— Хотите в лес попасть, значит, слушайтесь своего начальника. Понятно? — Он повернулся к друзьям спиной, направился в проход между штабелями. И уже на ходу бросил: — Пошли, пошли, хватит дурака валять.
Нишенко растерянно взглянул на Музалева, как бы спрашивая: идти или не идти?
Музалев не знал, что ответить. В это время Гарбуз оглянулся и свирепо, погромче прикрикнул:
— А ну, лодыри, кому сказано, марш за мной!
- Пошли! — сказал Музалев другу, и они медленно побрели за «боцманом» в сторону пакгауза...
На следующее утро Музалев и Нишенко получили работу на участке склада, примыкавшем к ограде из колючей проволоки, за которой под навесами и под брезентами хранились ящики со снарядами, минами, авиа-ционные бомбы, взрывчатка и военное имущество оккупантов. Сюда все время прибывали эшелоны с боеприпасами. Разгрузку вели немецкие солдаты и завербованные немцами добровольцы из военнопленных.
«Боцман» по-прежнему свирепствовал на лесоскладе, подгонял грузчиков, ходил хмурый и грозный. Раза два за день он наведался и на участок Музалева и Нишенко. Орал на них, как и на других, а сам подмигивал и украд-кой объяснял, где и что лежит на военных складах и в близрасположенных пакгаузах.
— Наблюдайте, хлопцы, и изучайте все как следует... — поучал он. — Надо подготовиться так, чтобы ахнуть без промаха.
— Понятно! — отзывался Музалев.
— Ясно, господин боцман, — кивал Нишенко. Теперь они смотрели на грозного с виду Гарбуза непросто с уважением, а с чувством глубокого обожания. Им было чему поучиться у этого человека. Железная выдержка, изумительная маскировка, незаурядная способность распознать мысли и чувства людей, проходящих через его руки, были теми необходимыми качествами настоящего борца-подпольщика, которых так не хватало Музалеву и Нишенко. Немцы относились к Гарбу-зу, как к самому ретивому своему служаке на станции Шепетовка, не подозревая, что он даже козыряет каждому из них, придерживаясь принципа, изложенного в старой украинской пословице: «Поцелуй ручку пану, а потом сплюнь!» Грузчиков, попадавших на лесосклад, он, как правило, изучал долго, кропотливо. Подслушивал их разговоры, наблюдал за каждым, оценивал их способно-, сти, душевные качества и не-торопился с окончательными выводами. Но то, что ему удалось случайно подслушать в разговоре Музалева и Нишенко, заставило его сделать исключение из своих правил. Он давно решил осуществить диверсию на узловой станции, забитой имуществом и военной техникой оккупантов, однако подходящих для такого дела людей не находилось. И вдруг двое парней высказали как раз то, о чем все время думал Гарбуз. И он решил действовать вместе с ними, отказавшись от излишнего осторожничанья и всяческих обиняков в разговоре с ними. Общий язык был найде-н сразу. Подготовка к диверсии началась с «благословения» Горбатюка и Михайлова.
План был таков. Прежде всего надлежало раздобыть взрывчатку, детонаторы и бикфордов шнур. Все это без труда можно было хранить на лесоскладе в штабелях бревен до подходящего момента. Особая роль отводилась изучению системы охраны военных складов, куда нужно было проникнуть для закладки взрывчатых материалов. Одновременно со взрывом намечался поджог самого лесосклада, который закрывал подход к военным складам со стороны станции. Огонь огромного пожарища помешает немцам применить противопожарные средства на военных складах и, таким образом, в ре-зультате диверсии оккупанты понесут чудовищный урон, не говоря уже о том, что будет уничтожен весь лесоматериал, подготовленный к отправке в Германию. Да только ли лесоматериал! На станции почти постоянно скапливались эшелоны с продовольствием, ценным сырьем и награбленным имуществом, которые следовали из оккупированных немцами районов России на запад в пасть гитлеровского рейха.
После того как Одуха со своими друзьями взорвал воинский эшелон на станции Славута, немцы проявляли первое время особую бдительность на всех охраняемых объектах. Но постепенно эта бдительность ослабевала. Солдаты охранных войск несли службу с холодком и нередко, даже во время дежурств, забравшись в какое-нибудь укромное место, распивали спирт, шнапс и прочие «горячительные» напитки. По ночам немцы усиливали караулы главным образом парными патрулями, которые бродили по складам и перекликались с часовыми.
Стояла та пора, когда реки угомонились после весеннего половодья и отцветающие сады обряжались в зелень молодой сочной листвы. Днем уже по-летнему грело солнце, но по ночам было еще холодно. Перед рассветом над землей висели густые туманы, сырые, дымчато-сизые.
Лесосклад не относился к военным объектам, поэтому его охраняли гражданские сторожа, находившиеся в подчинении Гарбуза и вооруженные охотничьими ружьями. Как правило, погрузка лесоматериалов на железно-дорожные составы производилась днем, но нередко порожняк подавался ночью, и тогда грузчики работали на станции всю ночь. Освещение от маломощных передвижных электростанций было скудное. Тусклые лампочки горели только вдоль погрузочной площадки, а дальше царила непроглядная темень. Военные склады освещались не лучше: немцы, опасаясь ночных налетов советской авиации, тщательно соблюдали светомаскировку.
Не одну ночь провели Музалев и Нишенко на лесоскладе. Притаившись за штабелями леса, они наблюдали за постами и движением патрулей на соседних военных складах. Первую дерзкую вылазку они совершили в одну из безлунных ночей, вскоре после полуночи. Осторожно проскользнули под колючей проволокой и вышли прямо к ящикам со взрывчаткой, которые лежали под навесом метрах в десяти от караульного поста. Там, на посту, под фонарем стоял немецкий солдат с автоматом. Изредка он подходил к навесу, вглядывался в тьму, прислушивался, затем неторопливо возвращался к фонарю и надолго застывал на месте, прислонившись плечом к стене пакгауза. С полчаса Музалев и Нишенко провели на вражеском складе, уточнили, где что хранится, и благополучно вернулись к себе, на «исходный рубеж», где навалом лежали длинные доски.
Утром Музалев доложил Гарбузу о результатах разведки. Выслушав его, «боцман» решил не откладывать дела в долгий ящик.
— Сегодня немцы ждут два эшелона с горючим и боеприпасами, — сообщил он. — Если они подоспеют к ночи, то будет в самый раз.
— А если эшелонов не будет? — спросил Музалев.
— Все равно будем рвать, — ответил Гарбуз.
— Значит, сегодня?
— Да, сегодня ночью!
К вечеру Гарбуз доставил на склад все, что нужно.
— Действовать будем так, — сказал он Музалеву и Нишенко. — Вы заложите заряды у ящиков с взрывчаткой, подпалите шнур и не медля наутек. А я тем временем сделаю все, что нужно здесь, на лесоскладе. Вот и ахнем сразу, что называется, в один голос,
— А вдруг какая-нибудь задержка у нас? — заметил Нишенко.
Яж тут, можно сказать, за вашей спиной буду, — ответил Гарбуз. — Вместе уходить нам надо.
В одиннадцатом часу ночи прибыл эшелон.с боеприпасами. Немцы приступили к его разгрузке. Через сорок минут появился и «бочкарь» — длинный состав из цистерн с бензином и дизельным топливом. Комендант станции не пустил его на территорию вокзала, а поставил в тупике, подальше от военных складов, но зато почти рядом с разгрузочной площадкой лесосклада.
Гарбуз, Музалев и Нишенко не уходили со склада. Отпустив всех остальных грузчиков, Гарбуз проверил, на месте ли сторожа, затем переставил их на новые места— подальше от цистерн и поближе к вокзалу: не хотелось, чтобы люди зря пострадали.
В первом часу ночи он вернулся к Музалеву и Нишенко.
— Ну, хлопцы, все идет вроде как по маслу, — сказал он с тем удивительным бодрящим спокойствием, которое умеют сохранять люди, наделенные железной волей и исключительной отвагой. Его тон, его уверенность в успешном исходе задуманной операции несколько разрядили нервное напряжение, охватившее Нишенко и Музалева.
— Пожалуй, пора, — промолвил тихо Нишенко.
— Э, нет! — покачал головой Гарбуз. — Спешить некуда. Тут надо еще кое-что сделать. — Он указал на черные силуэты цистерн, стоявших в тупике. — Один заряд придется там заложить, чтобы бензин на наш склад плюхнул. Вот тогда костер будет настоящий.
Из-под досок он извлек две припрятанные канистры с бензином и облил ближайшие штабеля, Затем установил заряды и присоединил к ним концы бикфордова шнура.
— Теперь туда. — Гарбуз кивнул в сторону цистерн и взял третий заряд. — Ждите меня здесь.
— Может, помочь вам? — спросил Музалев.
— Нет, я сам! — отказался Гарбуз.
Вскоре он вернулся, запыхавшийся, возбужденный.
— Фу, мало на фрица не наткнулся.
— Так, может быть, начнем? — вырвалось нетерпеливо у Нишенко.
— Давайте, хлопцы! — кивнул Гарбуз, Несколько минут Музалев и Нишенко лежали у проводочного заграждения. Впереди в черном мраке помигивали электрические лампочки над площадкой, где немецкие солдаты разгружали эшелон с боеприпасами. До него было не меньше ста метров, но казалось, что он совсем близко. В тишине гулко отдавались голоса, топот ног, скрежет металла и какой-то стук. Часовой, охранявший пакгауз, рядом с которым лежала взрывчатка, почти все время торчал у угла пакгауза и глазел в ту сторону, где разгружался эшелон.
Нишенко вынул из кармана нож. Музалев вооружился коротким, увесистым ломом.
— Двинулись?
— Давай, Ваня!
Музалев пролез под колючей проволокой. Нишенко— за ним. В это время-часовой оглянулся. То ли ему послышалось что-то, то ли почувствовал неладное. С минуту он вглядывался во мрак, но, так и не разглядев двух тел, прижавшихся к земле, зевнул, поправил висевший на груди автомат и снова обернулся лицом в сторону эшелона.
Музалев облизнул пересохшие губы и сильнее стиснул рукой лом. Им вдруг овладела нерешительность. Казалось, тело приросло к земле и не может пошевелиться.
Нишенко слегка подтолкнул друга под локоть. Поползли, затаив дыхание, не спуская глаз с часового. До стены пакгауза оставалось не больше пяти метров, когда снова возникла опасность. Невдалеке прошли патрули. Они окликнули часового, тот ответил им. Если бы патрульные вздумали подойти к нему, то неизбежно наткнулись бы на двух смельчаков. К счастью, этого не случилось.
Часовой, видимо, чувствовал себя в полной безопасности. Как только шаги патрульных удалились, он отстегнул от поясного ремня флягу и, припав к ней губами, запрокинул голову. Музалев бесшумно поднялся и ударил немца ломом по голове. Короткий, строго рассчитанный удар. Немец, глухо застонав, повалился на спину, и Нишенко прикончил его.
На установку зарядов ушло немногим больше пяти минут. Злкрепив на детонаторах бикфордов шнур, Ни шенко протянул его до изгороди, а Музалев, убедившись, что крепление шнура прочное, прикрыл заряды краем брезента.
У изгороди их ждал Гарбуз.
— Все в порядке! — шепнул ему Музалев.
— Уходите, хлопцы, стороной от тупика, — ска-вал Гарбуз. — Тут я теперь сам управлюсь. Времени у нас в обрез, надо успеть подальше отсюда убраться.
— Нет, будем уходить вместе! — запротестовал Музалев.
— Зря рискуете, — сказал Гарбуз.
— А разве вы не рискуете? — спросил Нишенко.
— То одному, а то — трем.
— Нет, не уйдем! — твердо повторил Музалев.
— Добрэ, пусть будет так, — согласился Гарбуз. — Как только я чиркну спичкой там, у штабеля, поджигайте шнуры — и ко мне.
Он двинулся в темноту. Вскоре вспыхнул огонек спички. Это был сигнал. Нишенко и Музалев одновременно подожгли два конца шнура и бегом бросились к Гарбузу. Тот, дождавшись их, тоже поджег конец шнура, тянувшегося к заряду, установленному под облитым бензином штабелем сосновых досок.
За пределами лесосклада Гарбуз указал на ров, который чернел вдоль железнодорожного тупика.
— По рву бегите. Ждать будете меня у леска. А я проскочу к бочкарю, цистерну ахнуть!
Нишенко и Музалев побежали в указанном направлении. На складах за их спиной по трем жилам шнура к зарядам подбирались огоньки: каждая секунда приближала эти огоньки на один сантиметр к цели.
Внезапно у состава с горючим, стоявшего в тупике, прозвучал громкий оклик:
— Хальт! Вэр да? *
* Стой! Кто здесь?
Музалев и Нишенко остановились, оглянулись. Вдоль цистерн с зажженным карманным фонарем в руке бежал немец. Вот яркий луч света вырвал из темноты могучую фигуру Гарбуза. Она метнулась к составу, сли-лась с ним. Тотчас рассыпался гулкий стук автоматных выстрелов. У вокзала вспыхнул прожектор. Его слепящий, широкий луч скользнул по цистернам, упал на железнодорожное полотно тупика. У одной из цистерн, от-стреливаясь из пистолета, стоял Гарбуз. К нему со всех сторон приближались немецкие солдаты. Вот он покачнулся, схватился руками за металлический каркас цистерны. И вдруг, заглушая трескотню автоматов, раздался его крик:
— Прощайте, хлопцы!
И точно подхватив этот крик, для того, чтобы его услышали в дальних уголках Подолья, грянули неимоверной силы взрывы на военном складе. Над штабелями лесоматериалов загуляли огненные языки. И как бы дополняя славный салют погибшему герою, тьму ночи разорвал столб пламени взорвавшейся цистерны с бензином. Лавина горящей жидкости обрушилась на соседние цистерны, ринулась на лесосклад, который мгновенно превратился в чудовищный костер.
