|
ПИСЬМА И ФРЕСКИ ГЕРОЕВ БРЕСТА
"Умираю, но не сдаюсь!" - эти слова стали крылатыми уже в первые
месяцы Великой Отечественной войны. Их писали бойцы и командиры
Красной Армии перед последним, смертельным боем с врагом на стенах
казематов Брестской крепости, на бетонированных колпаках дотов
укрепленных районов, в каменоломнях и катакомбах, на партийных и
комсомольских билетах, их оставляли в медальонах, желая донести до своих
соотечественников правду о последних минутах своей жизни, поведать о
любви к Родине, за которую шли на смерть они, авторы этих необычных
фресок.
История этих фресок начинается в Бресте...
Отсюда и пойдет наш
рассказ.
1
Генерал Гудериан, танкисты которого действовали на брестском
направлении, в своей книге "Воспоминания солдата" писал: "Внезапность
нападения на противника была достигнута на всем фронте танковой группы...
Однако вскоре противник оправился от первоначальной растерянности и начал
оказывать упорное сопротивление. Особенно ожесточенно оборонялся
гарнизон имеющей важное значение крепости Брест"1. (' Цит. по кн.
"Героическая оборона". Сборник воспоминаний об обороне Брестской
крепости в июне-июле 1941 г. "Беларусь",
1971.)
Характерно признание матерого
фашистского диверсанта Отто Скорцени, участвовавшего в штурме Брестской
крепости: "Русские в центральной крепости города продолжали оказывать отчаянное сопротивление. Мы захватили все внешние оборонительные
сооружения, но мне приходилось пробираться ползком, ибо вражеские
снайперы били без промаха. Русские отвергли все предложения о капитуляции
и прекращении бесполезного сопротивления. Несколько попыток подкрасться
к крепости и завладеть ею штурмом закончились неудачей. Мертвые солдаты в
серо-зеленых мундирах, усеявшие пространство перед крепостью, были
красноречивым тому свидетельством... Русские сражались до последней
минуты и до последнего человека".
Боевое
донесение о взятии Брест-Литовска, составленное штабом 45-й пехотной
дивизии, заканчивалось словами:
"Русские в Брест-Литовске боролись исключительно упорно и настойчиво. Они показали
превосходную выучку пехоты и доказали замечательную волю к
сопротивлению".
Кто же они, эти мужественные и
стойкие люди, вынудившие даже столь жестокого врага говорить о них с таким
уважением? Откуда черпали они силы, чтобы преодолеть те испытания, которые выпали на их долю в эти самые страшные первые дни войны? Как
заглянуть в их душу? Как узнать об их думах, настроениях, характере, об их
жизненной позиции?
Ответ дают сами участники
обороны Брестской крепости в письмах, отправленных ими домой незадолго
до войны и оказавшихся последними. Многие из тех последних весточек
родным хранятся сегодня в музее крепости. Вот некоторые письма, датированные
1941 годом.
Красноармеец Ф. В. Рябов 4
января 1941 года кратко сообщал
родным:
"...Пока
взысканий не имею. Присягу принял 23 декабря. Поклялся своей Родине быть
верным до последнего дыхания, и теперь все, за малейшую провинность
отвечаю головой..."
Как
показала жизнь, Федор Васильевич остался верен клятве до последней минуты
жизни. Родился он 9 июня 1920 года в деревне Игуменцево на Владимирщине.
Окончил неполную среднюю школу и работал печатником в районных
типографиях, затем слесарем на фабрике имени Фридриха Энгельса.
Отсюда ушел в армию.
С первых минут войны он,
солдатский повар, занял место в боевом строю. Участвовал в отражении
танковой атаки противника и подорвал связкой гранат одну вражескую боевую
машину. В рукопашной схватке в подвалах казарм у Трехарочных ворот вместе
с товарищами отбил у фашистов раненых защитников крепости. Сам был
тяжело ранен, но как только пришел в себя, вновь взялся за оружие. О его
гибели рассказывал П. П. Кошкаров. 29 июня, возвращаясь поздно вечером в
штаб сводной группы обороны крепости, он натолкнулся в одном из
казарменных помещений на труп. "Ощупал его руками. Лохмотья
обмундирования были мокрые и липкие. В кармане обнаружил книжечку и
взял ее с собой. В штабе я с комиссаром Фоминым пытался разобраться, кому
принадлежал этот комсомольский билет, но он был весь залит кровью... Утром
30 июня я долго не отрывал глаз от взятого мной окровавленного
комсомольского билета, разбирая каждую букву, пока наконец разобрал, что
он принадлежал Рябову, который, по-видимому, собрав последние силы, вылез
из подвала и здесь был убит".
Посмертно Ф. В.
Рябов награжден орденом Отечественной войны I степени. Он навечно
зачислен в списки одной из воинских частей.
В
апреле 1941 года на Алтай в Семипалатинскую область ушли два письма
Василия Петровича Вавилова - пулеметчика 44-го стрелкового полка.
Скрытой тревогой дышат их
строки.
"...Граница
проходит по реке Буг. Можешь это посмотреть по карте... Конечно, я буду
очень счастлив, если придется мне встретиться с вами. Я не забуду вас
никогда. Конечно, если будет мирная обстановка с Германией, то безусловно
встретимся, но только это я не ожидаю. Мы станем первыми на защиту
наших границ...
Мой адрес... город Брест, п/я № 81,
подразделение № 29.
С большим братским приветом.
Целую Вас.
17 апреля 1941
г."
В письме брату Петру
Петровичу и членам его семьи отчетливо звучат те же
нотки:
"...Разрешите
поздравить вас с праздником 1 Мая. Желаю вам успехов во встрече и
проведении его...
Брат, я несколько раз писал вам
насчет рекомендаций в члены ВКП(б). Почему ни от кого не могу добиться
ответа? Насчет рекомендации поговори с Леной, возможно, она что
сделает...
Мне хочется видеть вас всех и жить с
вами одной дружною, спаянной семьей, но только на свое возвращение я не
надеюсь.
Время в данный момент самый разгар II-й
империалистической войны. На краю этой войны находимся и мы. Но ничего
- живы будем не
помрем..."
В другом
письме Василий Петрович высказал свое желание связать судьбу с
партией:
"В случае,
вражеская пуля сразит меня, хочу умереть только
большевиком".
Василий
Петрович Вавилов родился на Алтае, на руднике Баладжал, 28 февраля 1914
года в семье потомственного рабочего-золотодобытчика. После окончания
школы пошел по стопам отца. Последняя перед армией должность - слесарь
механического цеха.
В апреле 1941 года 44-й
стрелковый полк, в котором проходил действительную службу красноармеец
Вавилов, разместился на территории Брестской крепости. В дни ее обороны
пулеметчик В. П. Вавилов сражался в Восточном форту под командованием
майора П. М. Гаврилова и погиб на боевом посту как настоящий
большевик.
2
Два
письма заместитель политрука Владимир Николаевич Абызов отправил матери
и брату 10 и 11 июня 1941 года. Эти письма оказались
последними.
"Здравствуйте, дорогие мама и Славочка!
Шлю вам свой
красноармейский привет и крепко, крепко вас
целую.
Здравствуйте, милая мама, шлю, родная,
привет самый горячий, самый горячий, самый пламенный, как
есть.
Я жив и здоров, как был - такой и
остался.
Мы в настоящий момент проводим свои
занятия в разрезе требований нашего наркома обороны С. К. Тимошенко в
обучении на летний период. Вчера были на занятиях по линейному делу, давали
связь на 8 км в Н-скую деревню. Когда мы вошли в деревню, то увидели, что по
деревне едут две телеги, запряженные в две тройки лошадей с
колокольчиками, и наряженных парней и девушек, которые справляли свадьбу
и ехали в церковь с песнями венчаться.
Под выходной
день, т. е. в субботу вечером, смотрели кинокартину, а в 12 часов ночи пошли
в баню в город. В выходной день после завтрака мы ходили на речку, которая
была неблизко от наших лагерей, в км 5-6. На речке мы очень хорошо провели
время, играли в волейбол, был патефон и др. А вечером смотрели кинокартину
"Будни". Сегодня, когда я вам пишу это письмо, я нахожусь в наряде внутри
части нач. караула. По новому уставу гарнизонной службы нач. караула не
положено спать в течение суток, т. е. 24
часов...
...Мама, на днях ты должна поехать в дом
отдыха... Надо... попросить, чтобы посмотрели за Славочкой. И не дать ему
возможности
развинтиться..."
На
следующий день Абызов писал
домой:
"...Мама и
Славочка, что в отношении международной обстановки, то это да. Она в
настоящий момент напряжена до крайностей. И не случайно... от нас
требуется боевая полная готовность, чтобы в любую минуту защитить
наши границы, а если и надо,- разбить врага на его же территории. А сосед
наш ненадежный, несмотря на то что мы с ним и имеем договора. Вообще,
мама и Славочка, судьба решит в отношении нашей встречи. Еще служить
немало. В дальнейшем будет видней. Мама, вот уже через 4 дня исполнится
18 месяцев, как я в армии. За этот период времени я не имею ни одного
дисциплинарного проступка и взысканий. И считаю, что в дальнейшем
честно, добросовестно отслужу свой срок так, как от нас, воинов, требует
военная присяга, которую мы принимали индивидуально. Вопрос бдительности
стоит у нас на 1-м месте в нашей службе, ибо мы находимся на
границе...
...Я себя чувствую очень хорошо. Мама, а
как я о тебе и о Славочке соскучился. Я бы желал хоть бы час-два провести с
вами, поговорить с вами обо всем. Посмотреть на вас. А наверное, за этот
период в вас есть кое-какие изменения. Мне снилось несколько снов, якобы я с
вами встречался и проводил с вами время...
Но
ничего, пройдет еще немного времени, если будет все спокойно, и мы вновь с
вами встретимся и заживем еще лучше,
счастливей..."
Владимир
Николаевич Абызов родился 6 июля 1919 года в г. Ногинске. В семнадцать лет
пошел работать электромонтером на чулочно-трикотажную фабрику. Его -
активного члена комитета комсомола - приняли кандидатом в члены
партии.
Находясь на действительной военной
службе, Владимир держал постоянную связь со своим рабочим коллективом. 3
марта 1940 года он получил из Ногинска заказное письмо с тремя рекомендациями в партию, которые ему дали товарищи по прежней работе. Матери
он сообщил:
"В своем
письме партийная организация мне пишет о том, что коллектив ф-ки
отпраздновал XXII годовщину РККА, передают мне большевистский привет и
желают мне успехов в моей боевой и политической учебе. Я послал тут же
ответ и написал, что оправдаю доверие товарищей, которые мне дали
рекомендации, и всей
парторганизации".
Владимир постоянно интересовался: что нового в городе, на фабрике, с интересом
читал ногинскую газету "Голос рабочего", которую выписала ему на
брестский адрес мама, и просил
ее:
"Если можно, то
выпишите эту газету и на следующие месяцы".
Будучи от природы
человеком внимательным и наблюдательным, Владимир Абызов
присматривается к новым местам, к жизни местного населения, долгие годы
жившего в условиях панской Польши. Всем, что вызывало у него интерес, он
спешил поделиться с
родными:
"...В Западной
Белоруссии, где я нахожусь, 24 марта будут проходить выборы в Верховный
Совет СССР и БССР. Мне, вероятно, придется вместе с товарищами
работать в агитколлективе, а так как мы являемся жителями БССР, то мы
будем участвовать в выборах вторично.
7 февраля
1940 года."
"Завтра я иду
на избирательный участок, так как мне поручено проработать с
избирателями Конституцию и другой материал... Здесь работать придется
не так, как я работал по выборам в Ногинске. Возможно, будут люди,
настроенные против существующего строя. Их надо будет убедить... Работа
будет интересная, но и ответственная. В городе большинство проживает
торговцев и другие люди...
22/II - ночью у нас, у
курсантов школы, проводился учебный поход на несколько километров, в Н
деревню. Когда пришли в деревню, разместились по домам, и очень интересно
слушать крестьян, которые рассказывают о жизни при
панах...
23 февраля 1940
года."
"О городе Брест-Литовск.
Он красивый. Имеет хороший жел. дорожный вокзал. Трамвайного
движения нет, а имеются извозчики с колокольчиками, которые ездят по
улицам и гремят. Имеется много еврейских церквей, польских
костелов.
В выходные дни можно наблюдать, как из
этих церквей выходит молодежь...
5 апреля 1940
года."
"Сегодня в городе я
видел немецкого офицера. Для меня это очень интересно, ибо до сего дня я не
имел представления о немецких офицерах. Мама, он был одет в форму
стального цвета. На плечах имеет он погоны, которые отделаны окантовкой,
на фуражке - кокарда, хромовые сапоги, рубашка темно-желтого цвета и
черный галстук. Он имеет крепкое телосложение. Вероятно, на 1 Мая будет
на параде присутствовать делегация от
Германии...
24 апреля 1940
года."
Владимира Абызова
направили на учебу в школу младших командиров. Любопытны такие строки
из одного письма
домой:
"...Должен вам
сказать, что учеба в школе младших командиров рассчитывалась на 9-10
месяцев, а учитывая международную обстановку, нам сказало командование,
что нас, вероятно, выпустят через 4-6 месяцев, а возможно, и раньше,
месяца через 3..."
И,
наконец, сообщение, полное
радости:
"...На днях меня
комиссия 43 политотдела штаба дивизии приняла из кандидатов в члены
ВКП(б). В скором времени должен буду получить
партбилет.
...Для меня большое событие -
получение партийного билета".
В письмах Володи
Абызова немало строк, свидетельствующих о его нарастающей тревоге за
судьбу Родины в условиях разгорающейся второй мировой
войны:
"В отношении
международной обстановки, то она действительно в настоящий момент
очень напряжена, и не зря вся наша учеба перестроена к приближенной боевой
обстановке... Ибо есть пословицы в Красной Армии: "Тяжело в учебе, легко в
бою" или "Чем больше пота в мирное время, тем меньше крови и потерь в
боевой обстановке..."
И
чем сложнее становилась обстановка на границе, чем ближе была война, тем
нежнее и заботливее становились письма Володи к матери и
брату:
"Слава, как себя
чувствует мама, как она работает, отдыхает, как ты ей помогаешь в
хозяйстве. Обо всем об этом ты мне опиши в своем следующем письме...
Поцелуй крепко-крепко за меня маму и напиши мне о
выполнении".
И
опять:
"Слава, как себя
чувствует мама, не болеет ли она? Как вы проводите свои свободные
часы?.."
И всегда письма
завершались неизменными словами - "Остаюсь вас любящий В.
Абызов".
В ходе ожесточенных боев в крепости
заместитель политрука Владимир Николаевич Абызов, по свидетельству
очевидцев, сражался в центральной части крепости, в районе Белого дворца,
где и погиб. Его имя высечено на одной из плит Мемориала рядом с именами
рядового Агагуляна Аршавира Арзумановича и рядового Пустовита Макара
Петровича.
И, наконец, письмо, отправленное в адрес
родителей в самый канун войны, 20 июня 1941 года, старшим сержантом
Багдасаряном Тавади Аршаковичем - командиром отделения 84-го стрелкового полка:
"Любимый
отец! Любимая мама!
Не беспокойтесь обо мне, я
чувствую себя очень хорошо-Международное положение не очень важное.
Только очень прошу: за Риммой и детьми следите хорошо до моего
возвращения. Если, конечно, посчастливится.
Люблю
вас всех. Но есть и другая любовь - это любовь к великой Родине... Эта
любовь, в сущности, более значительна и велика. Родина требует от нас
быть всегда бдительными, и каждый красный боец старается исполнить
свой священный долг перед Родиной, в числе которых и
я..."
Т. А. Багдасарян
родился в Кафанском районе Армении. После окончания школы учился в
Бакинском педагогическом техникуме,
учительствовал.
В гарнизоне Брестской крепости был
курсантом полковой школы. В его дневнике и письмах домой есть такие
строки:
"31.03.40
г.
Не жалею сил в усвоении военной техники, чтобы
в случае необходимости во всеоружии выйти на поле битвы и
победить".
"3.06.40
г.
Шагаю на посту и бдительно смотрю вокруг,
потому что на границе слышны
выстрелы".
"11.06.40 г.
В 5
часов утра весь полк был поднят по боевой тревоге. Нарушена
граница..."
Здесь, в
Брестской крепости, за год до начала войны Тавади Багдасарян стал
коммунистом. В его дневниковых записях тех дней встречаются такие
взволнованные
слова:
"23.07.40
г.
В 6 часов сдал наряд и пошел в лагерь на
партийное собрание. Обсудили мой вопрос и единогласно приняли
кандидатом в члены партии".
"22.10.40
г.
В 6 часов пошел в штаб дивизии получать
партбилет. Подождал до девяти часов, пока пришел комиссар. Получил
такой документ! И вот вошел в новую
жизнь..."
Уходя в армию,
Тавади Багдасарян оставил дома жену и двух дочерей. Зная, как трудно
справиться одной с воспитанием детей, с массой домашних забот, Тавади
подбадривал Римму Погосовну, старался находить теплые
слова.
"Любимая
Римма!
В настоящее время ты несешь две
родительские обязанности в деле воспитания детей - и материнскую, и
отцовскую. Свято исполняешь родительский долг, это я хорошо
знаю...
Желаю тебе стального здоровья в деле
воспитания детей до возвращения твоего друга
жизни..."
25 мая 1941 года
он выслал жене все ее
письма:
"Отправляю
тебе написанные тобою письма, потому что сохранять их трудно. Тем
более, что международное положение ничего хорошего не обещает.
Военное дело: кто знает, может, не
встретимся...
Прошу, держи с моими письмами,
может, посчастливится, тогда вместе прочтем
их".
А еще через
несколько дней, 1 июня, писал
жене:
"Будь веселее. Куда
бы я ни шел, твоим именем живу. И на поле боя я пойду вместе с твоим
именем...
Есть разговоры, что с 10 по 15 июня мы,
имеющие среднее и высшее образование, сдадим экзамены для присвоения
звания младших лейтенантов. И осенью, может быть, уволят в запас,
если, конечно, международное положение немного улучшится. Есть
надежда, что увидим друг
друга!!!"
Старшего
сержанта Тавади Аршаковича Багдасаряна связывала крепкая дружба с
земляком старшим сержантом Ваганом Гарегиновичем Григоряном. Они
вместе учились в педагогическом техникуме и вместе ушли в армию. В селе
Егвард Кафанского района у Вагана Григоряна осталась
семья.
Когда на крепость обрушился удар врага,
старшие сержанты Т. А. Багдасарян и В. Г. Григорян с честью выполнили свой
долг перед Родиной. Друзья до последнего дыхания защищали родную
Армению на ее дальних, брестских рубежах.
В
начале пятидесятых годов при раскопках в цитадели была найдена фотография
Вагана Григоряна, письма к нему родных и его тетрадка со стихами. С трудом
разобрали строки, адресованные Ваганом своей жене - Марии
Акоповне:
За охрану
родного края
Ты мне ласково руку
пожми.
Не тоскуй, моя дорогая,
Крепче нашей любви не
найти.
3
Были ли еще письма из Брестской крепости? Наверняка были. Конечно
же, писали их воины родным и близким и в последний мирный вечер 21 июня
и даже в ночь на 22 июня. Но им не суждено было дойти до адресатов. Спустя
годы, десятилетия обнаруживаются документы из того переходного времени от
мира к жестокой войне. Один из них найден в 1971 году во время
строительства на территории крепости мемориального комплекса. Это -
записка красноармейца Николая Фролова, извлеченная из его
медальона:
"Бой начался
22-го в 4 утра 41 года".
На
случай возможной гибели Н. Н. Фролов сообщал, что его домашний адрес -
Калинин, Калининской области, 1-я Беговая, дом 52, кв. 1, и просил передать
записку А. Ф. Фроловой. Так спустя 30 лет стала известна судьба еще одного
защитника крепости, погибшего под ее развалинами. Эта весть не дошла до
матери - Анна Фроловна Фролова погибла в г. Калинине в дни его оккупации
немецко-фашистскими войсками.
Жестокие бои,
бушевавшие в крепости дни и ночи, не оставляли времени для писем и
дневников в обычном понимании этих слов. Но потребность солдат,
командиров и политработников сказать людям свое самое сокровенное,
прочувствованное и пережитое в последние минуты своей жизни, обострялась.
И тогда они вместо бумаги стали использовать стены казематов и подвалов.
Необычные фрески войны чудом сохранились в огне сражений и дошли до
наших дней.
Пять из них, как ценнейшие
исторические документы, ныне хранятся в музеях Москвы, Минска, Бреста. А
еще две остались только на фотографиях. В те же далекие дни войны и даже в
первые послевоенные годы подобные надписи можно было видеть на стенах
казематов и подвалов крепости в большом
количестве.
Очевидец боев в крепости Валентина
Ивановна Сачковская, дочь старшины И. В. Зенкина, ныне проживающая в
Могилеве, свидетельствует, что месяца через полтора после того, как в крепости затихли бои, гитлеровцы разрешили взятым в плен женщинам и детям
сходить к себе домой, взять в квартире необходимые вещи. Пришла в крепость
и Валя Зенкина, семья которой вместе с семьей лейтенанта Наганова и других
командиров жила в Тереспольской башне. В квартире Валентина ничего не
нашла - что сгорело, что погибло под завалами. "Но зато,- пишет она,-
почитали надписи, оставленные бойцами на стенах". Таких надписей в районе
Тереспольских ворот было немало. Именно здесь, у Тереспольских ворот, где
много дней и ночей героически сражались с врагом пограничники 9-й
погранзаставы и 3-й комендатуры Брестского погранотряда, а также воины
333-го стрелкового полка, была найдена надпись, сделанная защитниками крепости после первых атак
врага:
"Нас было пятеро:
Седов, Грутов И., Боголюб, Михайлов, Селиванов
В.
Мы приняли первый бой 22.VI.1941 г. -
3.15.
Умрем, но не
уйдем!"
Еще три клятвы-надписи
у Тереспольских ворот крепости были найдены в 1949 году
сотрудниками Белорусского государственного музея Великой Отечественной
войны. На куске штукатурки чем-то острым было
написано:
"1941 год. 26-го
июня. Нас было трое.
Нам было трудно, но мы не
пали духом.
И умираем как
герои".
Музейным
работникам удалось снять находку со стены крепостного каземата и вывезти в
Минск. Две других можно было только
сфотографировать:
"1941
г. Июнь.
Нас было
пятеро.
Мы умрем за
Сталина".
"Умрем, но из крепости не
уйдем".
Участники и
очевидцы боев в крепости, да и документы врага свидетельствуют о жестоких
боях, которые шли в центре крепости за здание костела, в помещении которого
перед войной находился клуб 84-го стрелкового полка. С крыши и купола здания костела,
возвышавшегося над всеми остальными зданиями крепости,
открывался хороший обзор всей территории внутреннего кольца крепости.
Отсюда можно было корректировать огонь артиллерии, держать под
пулеметным обстрелом все очаги обороны крепости у Тереспольских,
Холмских и Трехарочных ворот, в казармах стрелковых полков. Поэтому бои
за это здание с переменным успехом велись непрерывно долгие дни и
ночи.
В числе защитников этого опорного пункта в
июльские дни 1941 года были Иванов, Степанчиков, Жунтяев. Бойницами им
служили узкие окна второго этажа. Воины поклялись стоять здесь насмерть.
На штукатурке, местами обвалившейся, они
написали:
"Нас было трое
москвичей - Иванов, Степанчиков, Жунтяев, которые обороняли эту
церковь, и мы дали клятву - не уйдем отсюда. 1941 год.
Июль".
По свидетельству
очевидцев, ниже были еще
слова:
"Я остался один,
Жунтяев и Степанчиков погибли. Немцы в самой церкви. Осталась последняя
граната, но живым не дамся.
Товарищи, отомстите
за нас. 1941
г."
Ожесточенные бои
развернулись за здание Белого дворца. Его защитники поддерживали огнем
тех, кто сражался у Холмских и Трехарочных ворот. Много лет спустя
участник этих боев сержант А. Д. Романов
писал:
"Уже давно снаряды вражеской артиллерии
искрошили массивную чугунную ограду Белого дворца, превратили в щебень и
пыль бетонное ее основание. Окутанные багровым облаком дыма и пламени,
горели развалины. Казалось, уже ни одно живое существо не уцелело в этом
огненном вихре... Но так только казалось. Серо-зелеными волнами одна за
другой катились на дворец атакующие вражеские цепи и, оставляя на пути
десятки убитых и раненых, откатывались назад. Прямо из огнедышащих
развалин бросались врукопашную на врага защитники
крепости".
Многие из защитников Белого дворца
погибли. В октябре 1958 года при разборке развалин здания здесь были
найдены их останки. И тогда же на отсыревших кирпичах одного из подвалов
Белого дворца открылась надпись неизвестного солдата, его прощальный
рапорт нам, ныне
живущим:
"Умираем не
срамя".
Сейчас кирпичи,
на которых сделана эта запись, представлены в экспозиции музея героической
обороны Брестской крепости.
Северо-западный
участок цитадели был одним из последних очагов ее обороны - выстрелы и
разрывы гранат слышались отсюда на протяжении всего июля. Здесь, в
развалинах кольцевой казармы при впадении в Буг реки Муховец, вели
тяжелые многодневные бои воины 44-го стрелкового полка. Заместитель
начальника штаба полка, один из организаторов обороны на этом участке
крепости, старший лейтенант А. И. Семененко вспоминал позднее:
"После ожесточенных артиллерийских
обстрелов и бомбежек гитлеровцы предпринимали одну атаку за другой,
нередко вводя в действие танки. Каждый раз после неудачной атаки противник
через репродукторы от имени гитлеровского командования предлагал нам
прекратить сопротивление и сдаться в
плен.
Артиллерийские снаряды и бомбы
проламывали стены. Мы перебегали сквозь эти проломы из одного помещения
в другое, как сквозь сумрачные туннели, наполненные едким дымом. Крепость
с каждым днем все больше напоминала огромную каменоломню. Но все это
лишь усиливало мужественную решимость наших бойцов сражаться до
конца".
Другой участник этих боев А. П. Бессонов
утверждает, что на 23-й день войны в группе, где он сражался, осталось всего
человек 16-17. Все бойцы были совершенно обессилены и крайне истощены,
"но руки продолжали сжимать оружие". Где-то рядом с группой Бессонова
продолжала вести бой еще одна группа, укрывшаяся в глубоких подвалах. В ее
рядах был и И. П. Оскирко. Он
рассказывал:
"Трудности все усиливались, но о сдаче
в плен не было и речи.
Умирая, политрук Мазанков
сказал нам: "Ребята, не сдавайтесь в плен, попытайтесь
пробиться".
Оставшиеся в живых 24 человека
решили при любых условиях выйти из окружения. Со мной был Зиновий
Балюк, Иван Бухилко, Жаламаев, Юсупов и другие. Пробились из крепости
севернее Бреста. Фронт был уже далеко".
Это те
немногие, которым удалось пробиться из крепости и влиться в партизанские
отряды. Основная же масса солдат так и осталась сражаться здесь до последней
возможности. В августе 1952 года в одном из казематов северо-западной части
крепости была найдена клятва-надпись безымянного героя. Штыком, а может,
кинжалом он на штукатурке уцелевшей стены
написал:
"Умираю, но не
сдаюсь. Прощай, Родина!
20.VII.41
г."
Далее чуть заметно, но
крупными буквами было написано:
"Умира..."
Видно, силы оставили воина, и он не смог
дописать слово. Имя автора осталось неизвестным, однако можно
предположить, что ее сделал Бондарюк, фамилия которого стояла рядом с над-
писью: "Не сдаюсь", найденной на другой стене того же помещения. Надпись-
клятва неизвестного солдата, датированная 20 июля 1941 года, явилась важным
историческим документом, позволившим пересмотреть сроки обороны
крепости. Ныне она экспонируется в Центральном музее Вооруженных Сил
СССР.
Найдено немало прощальных слов,
написанных кровью. Командир 44-го стрелкового полка майор П. М. Гаврилов,
возглавлявший оборону Восточного форта и удостоенный за эти бои звания
Героя Советского Союза, приводит следующий
эпизод:
"На моих глазах один смертельно раненный
солдат, фамилии которого я не помню, но подвиг никогда не забуду, своей
кровью писал на стене слова: "Умираю за Родину". Он умер, не дописав
последнего слова".
Так камни Брестской крепости -
эти немые свидетели величайшего солдатского подвига, стали своеобразной
почтой, донесшей до нас прощальные слова ее верных защитников. Клятвы-надписи
потрясают глубиной волновавших бойцов чувств. В этих словах все
- и чувство выполненного долга, и гордость за преодоление необычайных
трудностей борьбы, и ненависть к врагам, и нежная любовь к нам, к нашей
стране.
Ныне на территории крепости создан
величественный мемориальный комплекс. В центре его, на площади
Церемониалов, горит Вечный огонь. Рядом с ним, под гранитными плитами,
покоится прах 833 погибших героев. К сожалению, имена многих из
участников обороны до сих пор остаются неизвестными. Крепость еще не
открыла всех своих тайн. Поиски и находки
продолжаются.
Время разметало камни полевых
укреплений, которые столь же мужественно и стойко обороняли советские
воины на всей линии фронта от Баренцева до Черного моря. Дожди и ветры
смыли, затушевали последние весточки тех, кто поклялся умереть, но не
отступить. Но кое-что все-таки дошло до наших
дней.
Вот, например, записка воинов-артиллеристов
152-й стрелковой дивизии, найденная на местах боев под
Смоленском:
"Артиллерий
ский расчет 131-224.
Погиб, не сдался врагу. Наш
девиз
"Победа или
смерть".
Лейтенант
Зыбин.
Рядовые: Захаров и
Кудрявцев".
А в апреле-мае 1989 года, при перезахоронении останков советских воинов, павших в
районе деревни Мясной Бор Новгородской области, был найден немецкий
пенал из-под хлорки. В нем была обнаружена записка: "Погибаю, но не
сдаюсь. Л-т Ширекруг В.
Г.".
4
В республиканском музее истории Азербайджана бережно
хранятся письма военных лет: треугольники, открытки, порой просто клочки
бумаги. Среди них есть письма и тех, кто служил вблизи нашей
государственной границы и направил домой последнюю весточку еще в
мирные дни - первой половине июня 1941 года, но получили и прочитали ее
родные в тот момент, когда на советской земле уже полыхала
война.
"Умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина!
20/VII-41". Выцарапанные на стене казармы то ли клинком, то ли другим
металлическим предметом, эти слова стали символом защитников Брестской
крепости. Вместе с воинами других национальностей в ее обороне участвовало
более сорока посланцев Азербайджана. Среди них военврач М. Кадыров,
младший командир Б. Михайловский, политрук А. Кастрюлин, старший
сержант Д. Абдуллаев, красноармейцы А. Иманов, И. Сафаров, К. Алекберов и
другие. Немногим из них удалось прорвать вражеское кольцо и уйти к
партизанам, а попавшие в плен продолжили борьбу против нацизма в
подполье.
Для большинства стойких защитников
крепость стала первым и последним сражением за нашу Советскую Родину,
как, например, для Бориса Михайловского и Кадыра
Алекберова.
Призванные в 1939 году Кедабекским
райвоенкоматом, они проходили действительную службу в Бресте. В тот
предвоенный призыв многих кедабекцев направили в Брестский гарнизон. Б.
Михайловский не был уроженцем Азербайджана, но здесь, в Кедабеке - краю
гор и лесов, он учил азербайджанских ребят, преподавал в местной школе
физику. Сюда, в край, ставший для Бориса родным, и прислал он свое
последнее письмо. Спустя много лет, в 1956 году, вдова Михайловского
написала: "Азербайджан мне не безразличен, ибо я там... в горах прожила 16
лет... Этот уголок Азербайджана для меня родной, дорогой. Все в нем дорого
для меня: и люди, и лес, и реки! И горы, где я и многие другие, провожая в
армию, прощались с родными, мужьями, братьями, сыновьями и просто
друзьями. И многие, многие из них не вернулись, в том числе и мой муж Борис
Николаевич Михайловский. О Азербайджан! Так много хороших
воспоминаний! Какой прекрасный народ! Люблю Баку с его многочисленными
огнями. С каким удовольствием слушаю по радио передачу из Азербайджана.
Да, лучшие годы своей жизни я проработала в Азербайджане. Мне кажется,
что я и муж мой родились
там".
"Уважаемые отец,
мама и Фатьма! Шлю вам теплый красноармейский привет. Если вас
интересует мое состояние - слава скрытым силам природы - я жив и
здоров и живу за ваше здоровье. Желаю и вам благополучия и каждую минуту
прошу у природы, чтобы вы жили в мире
свободно.
Уважаемые, если бы вы только знали, как
в дальней дороге интересны сведения о вас, и потому следует часто писать
письма. Если напишете письмо, то ответ получите в лучшем случае через
24-26 дней. Причиной является дальняя дорога, так что пишите почаще.
Когда редко получаю письма от вас - я очень переживаю. И потом я до
этого писал вам о своей просьбе. Я писал, пришлите, по возможности, денег,
здесь сложно с папиросами, и еще не могу есть здешнюю пищу. Потому мне
нужны деньги. А больше беспокоиться не о чем. Пока все хорошо, только скучаю по вас. Да, еще послал Фатьме материал. Но не получил ответа по поводу
посылки. Напишите о своей жизни, о здоровье, о делах колхоза, о всех
новостях.
Почему мне не пишут двоюродные сестры
и братья? Что случилось? Напишите и об этом. Ну что еще написать?
Передайте от меня привет Тофику, Рафику, Рашиду, Минае, Мелику, Абасали,
их детям, Баллы, жене брата, Гюлъзар, Саяд, Ханум, Кудрату, Баяз, Али,
Гюлъназ, Довляту, младшему брату Шовкет, Юсуфу, Хумар, их детям, Гамер,
Самеду, всем семьям, Шамшаду, Сакине, Канбару, Зарние, их семьям, тете,
дяде Мирзе, Каре, маме Гилас, Махлуге, Дильбер, Захре, Оруджу, Йолчу, всем
родственникам, всем, кто меня любит, и тем, кто слушает это
письмо.
Уверен, что выполните все то, о чем я вас
просил в этом письме.
Каждый день с нетерпением
жду ответа.
Прощаясь с вами, от души жму ваши
руки. До свидания.
Никогда не забывающий и
живущий надеждой о вас Кадыр Алекберов. 15.06.41
г."
В горный край
Азербайджана это письмо было отправлено за шесть дней до того грозного
рассвета, когда стены Брестской крепости, толщиной в 40 кирпичей, сотрясали
разрывы снарядов, а на крышу казармы обрушились первые авиабомбы. В тот
воскресный июньский день письмо Алекберова было еще в пути, оно еще не
дошло до далекого Кедабека. Кто знает, был ли жив сын, когда мать с отцом
читали: "Желаю вам благополучия и каждую минуту прошу у природы, чтобы
вы жили в мире свободно". Уже рвались бомбы, лилась кровь, гибли люди, а
почерком сына письмо сообщало: "...беспокоиться не о чем. Пока все хорошо,
только скучаю по вас".
Солдаты вермахта
маршировали по нашей земле, уже весь цивилизованный мир потрясло
вероломное нападение гитлеровской клики, а солдатский треугольник еще
дышал мирным ритмом жизни, и не было на нем еще строгого штемпеля
военной цензуры.
Двадцать четвертый год шел
Кадыру, когда его призвали на действительную военную службу. Но за
плечами Алекберова уже был семилетний стаж работы. Окончив
педагогическое училище, юноша прибыл учительствовать в селение
Советабад. Перед самым призывом в Красную Армию Кадыра назначили
директором сельской школы. Это было время, когда рано мужали юноши,
взрослели в труде, в заботах о семьях, вырабатывали и приобретали
самостоятельность и сдержанность.
В письме
оказалась и фотокарточка - красноармеец Алекберов в буденовке и шинели, с
рукой, заложенной за борт. Фотоснимок, видимо, любительский, теперь уже
выцветший. Ровно семь месяцев разделяют дату фотографирования и день
отправления письма семье - 15.XII.40 и 15.VI.41. На обратной стороне снимка
подпись:
"Эту
фотографию посылаю для дома на память отцу, маме, Фатьме. Эта
фотография сделана 15.X1I.40 в г.
Бресте".
Защита Бреста
стала первым и последним сражением для Кадыра Алекберова. В 1981 году
скончалась его жена - Фатьма, воспитавшая троих сыновей. Для их детей она
бабушка, а дед так и остался навсегда молодым солдатом Брестской крепости.
Какими мерками измерить горе
двадцатилетней вдовы, вычислить бессонные ночи и пролитые слезы?
Утешением были только сыновья. Тофик, избравший путь отца, стал учителем,
Рафик - профессор Азербайджанского педагогического института и Рашид,
знавший отца только по той последней военной фотографии, изготовленной в
Бресте до начала Великой Отечественной, стал строителем. Три сына и
тринадцать внуков погибшего защитника Бреста Кадыра Алекберова живут
ныне на земле Азербайджана.
|
