"ЗНАЮ - МЫ ПОБЕДИМ"
"Родина
моя! Земля русская! Я, сын Ленинского комсомола,
его воспитанник, дрался так, как подсказывало мне сердце, уничтожал гадов,
пока в груди моей билось сердце. Я умираю, но знаю, что мы победим. Врагу не
бывать в Севастополе! Моряки-черноморцы!
Уничтожайте фашистских бешеных собак. Клятву воина я
сдержал. Калюжный".
Это последние, предсмертные строки моряка-черноморца,
защитника легендарного Севастополя, комсомольца А. В. Калюжного.
Они написаны во время второго наступления немецко-фашистских
захватчиков на Севастополь, которое началось 17 декабря сорок первого на
всех направлениях. В те дни по всей стране
разнеслась весть о подвиге героического гарнизона дзота № 11. Он состоял из
матросов-комсомольцев С. Раенко, А. Калюжного, Д. Погорелова, Г. Доли, В.
Мудрика, В. Радченко и И. Четверткова. Дзот
находился в деревне Камышлы (Дальняя). Здесь противник наносил главный
удар по советским войскам. Фашисты яростно атаковали эту огневую точку,
которая особенно мешала им, но не могли ее взять. Тогда обстреляли дзот из
тяжелых минометов и обошли его с трех сторон. По
отважным морякам нанесла удар и вражеская
авиация. Трое суток воины-комсомольцы стойко
отражали бешеные атаки противника. В них участвовало до батальона
отборной пехоты вермахта. Вот записи одного из
защитников этого дзота краснофлотца Григория
Доли.
"27 октября 1941
года. Сегодня я прибыл в дзот № 11. Из дзота хорошо просматривается
деревня, долина. Мои товарищи по электромеханической школе, первые
обитатели дзота, встречают меня тепло и крепко жмут руки. Раенко
Сергей, Погорелов Дмитрий, Калюжный Алексей. С каждым связано много
воспоминаний. Все комсомольцы, отличные ребята. Старший в дзоте -
Раенко. 5 ноября. Война приближается к нам. Ее гул
слышится явственно и внятно. Ну что ж, будем воевать! Раенко -
отличный пулеметчик. Погорелов каждый день тренируется в ловле гранат
на лету. Удачно поймав гранату и метко бросив ее в цель, он
многозначительно говорит нам: - Это
пригодится! Мы подражаем ему. За несколько дней
все стали виртуозами. 16 декабря. Противник
прорвал нашу оборону. Вот и к нам пришла война. Что ж,
подеремся! 18 декабря. Тишина. Мы стоим наготове
у амбразур. Я перебираю в памяти вчерашний день и в полутьме вписываю
одну строчку за другой в свою записную книжку. Вчера утром Раенко собрал
нас и сказал: - Нас семь, немцев много. Но мы не
имеем права отступать. Враг пройдет только через наши трупы. Поклянемся
друг другу, что умрем, но не сделаем ни шагу
назад. Калюжный сказал
первым: -
Клянусь! Каждый из нас опустился на правое колено
и, подняв руку, произнес это слово... "Клянемся бить
врага до последнего удара сердца, не отступать ни на шаг и не подводить
товарища в бою. Если среди нас окажется трус - смерть будет ему
уделом". Мы подписались под
клятвой. К полудню артиллерия и минометы врага
обрушили на нас и соседние дзоты тонны раскаленного металла. Мы открыли
ответный огонь по врагу. Наступало 20 фашистов,
15 уже лежали перед нашим дзотом, остальные пятеро
бежали. После неудачи немцы озлобились. Они
открыли по дзоту сильный артиллерийский и минометный огонь. Мы лежали
под надежным укрытием и слушали, как над головой рвутся снаряды и мины.
Батальон немецкой пехоты шел в атаку на наш
дзот. - Подпустить на сто метров! - приказал
Раенко. И сам залег за пулемет. Сто метров
отделяли нас, семерых бойцов, от батальона врагов. И всю свою ненависть
мы обрушили на гитлеровцев. Их ряды редели, но оставшиеся в живых
яростно лезли вперед, засыпая нас минами, обстреливая из
автоматов. Раенко ранен в голову. Это первая
кровь, обагрившая дзот! Калюжный подбежал к командиру и перевязал его.
Раенко снова залег за пулемет. Вчера впервые я
увидел силу человеческой ярости: пулеметным огнем Раенко истребил, как
насекомых, свыше ста гитлеровцев. Бойся, вражья сила, этой
ярости! В разгар неравной схватки, когда к дзоту,
как саранча, подползала гитлеровская сволочь, разорвалась мина. Осколком
смертельно ранило в голову нашего командира. Он упал навзничь у пулемета, и
"максим" замолк. Мы подбежали к командиру: кровь била струйкой из раны.
Он задыхался. Бережно взяли его и положили на земляной пол. А за пулемет
лег Погорелое. И, когда снова застрочил умолкнувший "максим", Раенко
встрепенулся, открыл угасающие глаза. И тут мы услышали шепот умирающего командира: - Бейтесь стойко. Клятву,
клятву помните... И Раенко умер. Вместе с
Калюжным выскакиваем на бруствер и из автоматов расстреливаем группу
немцев, приближающуюся к дзоту. Вот вам за командира,
гады!" Из дневника: "С утра немцы пошли в атаку
на наш дзот. Огнем отбиваем их яростный натиск. У пулемета - Погорелое
и Мудрик. Остальные вышли в траншеи. Ведем огонь, часто меняем позиции.
Снарядом разнесло левую амбразуру, и раскаленный осколок насмерть поразил
Погорелова... К пулемету бросился Калюжный. Но вдруг пулемет захлебнулся
и умолк - его разбило вражеским снарядом. Убиты Мудрик, Четвериков,
тяжело ранен Калюжный. Он просит лист бумаги.
Я быстро вырываю из записной книжки и даю ему. Алексей что-то пишет... Я
бегу к Радченко. Он один своим огнем сдерживает натиск взбешенных
гитлеровцев. Приходится беречь патроны и стрелять только по появившейся
цели. Фрицы в 20 метрах. В траншею летит граната. Я ловлю ее и сразу
бросаю за камень, где притаились фашисты. Она рвется, сотрясая воздух.
Потом становится тихо... Калюжный зовет меня.
Он подает мне исписанный лист бумаги. Я
читаю: "Родина моя! Земля русская!.. Я, сын
Ленинского комсомола, его воспитанник, дрался так, как подсказывало мне
сердце, истреблял врагов, пока в груди моей билось
сердце..."
Через несколько дней прибывшее
подразделение моряков-черноморцев выбило гитлеровцев из дзота. Здесь и
обнаружили краснофлотцы записку Алексея Калюжного. Отважному
воину посмертно присвоено звание Героя Советского
Союза. Наш народ чтит светлую память о подвиге
моряков-черногорцев. На месте, где находился дзот № 11, теперь воздвигнут
обелиск в честь его славных
защитников.
|