В 1944 году войска Ленинградского фронта под командованием маршала Советского Союза Говорова гнали под Ленинградом фашистские войска и в ходе наступления на клочки рвали хваленую и «неприступную» линию Маннергейма.
Было это так.
27-й отдельный гвардейский тяжелый танковый полк, в котором я служил, после окончательной переформировки и сколачивания прибыл на Ленинградский фронт в начале мая 1944 года. 10 июня 1944 года войска Ленинградского фронта по всему фронту пошли в наступление. Прорывая на Карельском перешейке глубоко эшелонированную и оснащенную по последнему слову техники восстановленную (после разгрома в 1939—1940 годах) оборонительную линию Маннергейма, с боями продвигались в глубь Финляндии по направлению Выборга и Хельсинки.
Нашему полку тяжелых танков командованием фронта была поставлена задача: поддерживать наступление и развивать прорыв 1-й Краснознаменной танковой бригады, имевшей на вооружении средние и легкие танки. Мы огнем крупнокалиберных танковых орудий должны были блокировать и уничтожать встречавшиеся в наступлении доты и дзоты.
Прорвав первый рубеж обороны, войска, продвигаясь с боями вперед, встретили новый — второй — рубеж обороны, хорошо замаскированный в лесистой болотной и в то же время горной местности. Казалось, сама природа создала это место для обороны.
Оборона этого рубежа была так устроена, что заяц не мог проскочить незамеченным. Каждый куст, отдельное дерево было пристреляно с отличной точностью. На подступах к этому оборонительному поясу лес и мелкий кустарник были вырублены на расстоянии до километра. На месте вырубленных деревьев были размещены противопехотные и противотанковые минные поля. За минными полями проходили противопехотные и противотанковые рвы, заполненные наполовину водой. Сзади этих рвов шло густое — восьмирядное, из колючей проволоки — заграждение, а за ним три ряда гранитных, трехрядных противотанковых надолбов.
Несколько глубже, уже в густом лесу, среди болот и природных каменных валунов, были сооружены пулеметные и минометные точки.
Под железными и железобетонными колпаками тщательно замаскированы были дзоты и доты. Вся эта система была сооружена так, что при блокировании одного дота ему могли помогать соседние. Между дотами и основными точками имелись подземные ходы сообщения. Хорошо была налажена между ними телефонная и радиосвязь.
Пехотные части, встретив у этого рубежа сильное сопротивление и обстрел, вынуждены были залечь и вызвали на помощь танки 1-й краснознаменной танковой бригады.
Из основных сил этой бригады была послана отдельная группа в составе 12—15 средних и легких танков типа Т-34 и Т-60, в задачу которых входило произвести разведку боем. Но как только эта группа подошла к проволочным заграждениям, то была полностью уничтожена артиллерийским огнем дотов, не успев передать по рации о своей гибели. Подошедшие через время основные силы танковой бригады, увидя расстрелянные и догоравшие машины разведгруппы, с дальнего расстояния завязали перестрелку с артиллерией противника и дотами.
Потеряв несколько танков в этой перестрелке и не добившись успеха, бригада отошла назад, а в бой был послан наш 21-й полк, которым командовал гвардии полковник Гнездилов.
Немецко-финские войска не ожидали появления на этом фронте нового типа тяжелых танков и немало были удивлены внушительностью длинноствольных крупнокалиберных пушек и массивностью самого танка. Артиллерия противника по нашим тяжелым танкам огня не открывала, заметно было, что противник выжидал и рассматривал новые машины. Изрядно подавив гусеницами противопехотные мины и сделав проходы в противотанковом минном поле, мы вплотную подошли к противопехотному и противотанковому рвам. Расстреляли часть гранитных надолбов из пушек, за проволочным заграждением произвели рекогносцировку обороны, нанесли на карту все замеченное через танковые перископы и отошли назад.
Поставив на опушке леса машины и не маскируя их, продолжали вести за противником неослабное наблюдение. Результаты рекогносцировки передали командованию 21-й армии.
К вечеру этого дня, т. е. с 13 июня 1944 года, немецко-финская артиллерия решила сильным огнем уничтожить наши танки, не зная еще крепости их брони. В этой попытке они потерпели поражение. Снаряды не пробивали броню, и вспышки орудий демаскировали их и служили хорошим ориентиром для наших оптических прицелов. Ответные наши прицельные выстрелы прямой наводкой заставили замолчать их артиллерию и отказаться от этой попытки.
Во время этой артиллерийской дуэли нами были отмечены пожары и крупные взрывы на территории противника. Как потом стало нам известно, снарядами были зажжены склады с горючим и взорвано несколько складов с боеприпасами.
С наступлением сумерек белой северной ночи немецко-финский женский батальон смерти, зайдя в тыл подошедших наших передовых частей, хотел внезапной атакой уничтожить подошедшую пехоту. Однако пехотинцы, вырыв еще ранее под танками окопы, встретили этих смертников подготовленными. Автоматами пехоты и пулеметами из танков этот батальон смерти был почти полностью уничтожен. Среди деревьев и кустов нами было обнаружено до 500 трупов молодых, в возрасте 20—25 лет, женщин.
Такая дикая и бессмысленная затея применения женского батальона смерти против танков и хорошо обученной и бывалой в боях пехоты вызвала еще большую ненависть к фашистам наших солдат.
К утру 14 июня подошедшая артиллерия частей 21-й армии во взаимодействии с кораблями Балтийского флота и авиацией Ленинградского фронта начали артиллерийскую подготовку по прорыву этого рубежа обороны. Когда начались канонада и бомбежка с воздуха, то это было что-то ужасное. Вся земля дрожала и переворачивалась. На душе было и весело, и страшно. Чтобы выдержать все это, требовалось нечеловеческое напряжение сил и нервов.
Результаты этого артиллерийского наступления на участке прорыва мы увидели через несколько часов. От гранитных надолбов, проволочного заграждения, минометных и огнеметных точек не осталось ничего. Вся земля была выворочена взрывами. Во многих местах виднелись днища перевернутых с землей стальных дотов, чернели рваные проломы железобетонных дзотов. Во многих местах высоко к небу поднимались столбы черного дыма от горевших складов горючего и машин. Ранее подведенная артиллерия противника была разбита. То тут, то там валялись исковерканные орудия. Взрывом авиабомбы на высокую вековую сосну была заброшена одна половина лафета, колесо и ствол орудия.
В довершение всего этого ужаса войны прекрасный до этого, зеленый и красивый девственный лес торчал теперь обломками толстых стволов. Вековые корабельные ели и сосны образовали непроходимые завалы.
Пехотинцами в лесу был пойман финский солдат очень странного вида, большие перепуганные глаза его все время смотрели в небо, перед собой он ничего не видел. Когда его вели, он часто спотыкался, падал. Правой рукой все время держался за спину, а левой не переставая молился. Полковой врач определил, что он сумасшедший.
Другой пленный унтер-офицер финн на допросе сказал, что в дотах и дзотах находились преимущественно финны, а немецкие солдаты отсиживались в тылу. Когда началось наступление русских, то все немецкие подразделения были оттянуты за Выборг. Этот же пленный так же признался, что финны и особенно немцы сильно боятся русской артиллерии и эта боязнь передалась на всех офицеров и солдат. Вся их надежда была на доты, считая их совершенством в обороне.
Как видно было из показаний пленных, немецко-финское командование придавало большое значение стальным колпакам дотов и железобетону дзотов. Но наша артиллерия и авиация вместе с дотами перевернули все их надежды и расчеты.
Вблизи населенного пункта Кутедельная в прорыв вошли танковые подразделения — 1-я краснознаменная танковая бригада, 27-й и 15-й гвардейские тяжелые танковые полки, а за ними, расширяя прорыв и подавляя уже слабое сопротивление немецко-финских войск, двинулись корпуса и дивизии соединений 21-й армии.
Следуя за танками бригады, мы видели по обочинам дороги и на дороге разбитые и брошенные орудия, тягачи, обозы с военным имуществом, которые разгромили при наступлении танкисты 1-й краснознаменной бригады. Финны, спасаясь от огня и гусениц танков, разбегались группами и в одиночку по лесам, бросая оружие и боевую технику, потеряв способность к сопротивлению. Их разгром был полный и налицо.
Продвинувшись от места прорыва километров на 10—15 по направлению Выборга, первые танки бригады завязали бой за небольшую переправу какого-то безымянного ручья. Разбегаясь в панике, не успев переправить обозы и боевую технику, они взорвали через ручей каменный мостик. Два-три танка Т-34 форсировали этот ручей бродом и уже вели бой на другой — противоположной — стороне ручья. Один танк при переправе застрял в ручье, и ему помогали выбираться танкисты с подошедших танков.
Переправляться нам через этот ручей на тяжелых танках было рискованно, и мы на это не решились, а поэтому по возможности своими орудиями поддерживали перестрелку танков бригады. Когда танки бригады полностью переправились бродом через ручей, мы остались ждать подхода саперов для устройства переправы.
Рассматривая брошенную в большом количестве военную технику и другие трофеи, я и автоматчик Архангельский Владимир незаметно для себя удалились в глубь леса. Недалеко от дороги, в лесу, мы с Володей увидели несколько немецких крупнокалиберных дальнобойных батарей на бетонном основании. Жерла их пушек были направлены навстречу на-ступающим частям 21-й армии.
Доложив об этом незнакомому нам подполковнику, мы продолжали осматривать брошенную технику и другое имущество, которое финны при своем бегстве растолкали по всему лесу от дороги. Здесь были и танки и самоходки, всякой системы и калибра орудия, минометы, снаряды и мины, упряжки с лошадьми, повозки и машины, нагруженные всякой амуницией.
Продвигаясь глубже в лес с осмотром трофеев, мы с Владимиром заметили в лесу поляну, на которой стояло два очень красивых дома. Вблизи три легковых «опеля». Из глушителей средней машины слегка выделялся дымок — признак того, что мотор автомашины работал.
Спрятавшись за кузов грузовой автомашины, мы стали рассматривать получше это место.
В это время «опель» двинулся назад, и через заднее стекло мы увидели поля фуражек сидящих в нем людей. Сомнений в том, что это были немецкие или финские офицеры, пытавшиеся скрыться другой дорогой, у нас не было. Прицелившись из нагана, я выстрелил. Пуля пробила заднее стекло «опеля», и сразу же дверцы с обеих сторон машины распахнулись, и из нее выскочили три человека, которые, не видя нас, побежали в лес. Первым бежал, видимо, шофер в солдатской форме, а за ним в генеральских погонах два офицера. Один из них был высокого роста. Прицелившись в него, я выстрелил вторично. Продолжая по инерции бежать и шатаясь, он упал. Остальные убежали, скрывшись в лесу.
Выждав некоторое время и хорошо осмотревшись, я вышел из-за скрывавшей меня автомашины, оставив за ней для наблюдения Архангельского. Подойдя к упавшему солдату и перевернув его лицом вверх, я убедился, что он мертв. Пуля попала ему ниже затылка в шею. Изо рта сочилась кровь. В кармане убитого обнаружил членский билет о принадлежности его к гитлеровской национал-социалистической партии, изящный маленький пистолет в кожаной красивой кобуре. На груди убитого было много колодок орденов, а на шее висел не то орден, не то знак высокого генеральского отличия. Были и другие документы, рассматривать которые не было времени. Это был матерый фашист, который, видимо, немало погубил жизней неповинных людей в разных странах Европы.
Взяв у него пистолет и этот генеральский знак или орден, я подошел к «опелю», мотор которого так и остался незаглушенным. В заднем багажнике «опеля», замок которого пришлось сбить топором, найденным в трофеях еще до встречи с генералами, находился солидный, обитый железом сундук. Сбив и с сундука замок, обнаружил в нем личные вещи генерала: кожаные пальто, сапоги, 500 штук платочков, бритвенный прибор, 3 пары парадных костюмов, несколько фруктовых консервов, 3 спальных мешка, белье, 10—15 тысяч марок денег, а внизу этого сундука находилась папка с секретными документами.
Забрав с собой папку с документами и более нужные для солдата вещи, как платочек, духи, консервы, пошли к танку.
Пистолет я подарил командиру роты гвардии старшему лейтенанту Усенко Евгению Ивановичу, а остальное разошлось среди экипажа. Папку с документами передал офицеру разведки, но из какой он был части, я так и не узнал. Этот офицер разведки хорошо знал немецкий язык.
В папке был документ, в котором немецкое командование Северной группы войск предписывало генералу — командующему артиллерией, которого я убил из нагана, в определенное время (указывались часы) начать артиллерийскую подготовку для поддержки наступления дивизии финского генерал-лейтенанта Лачуса в район прорыва у Кутерсельки и этим наступлением закрыть прорыв и отрезать части 21-й армии.
Офицер разведки (как сейчас помню, он был в звании майора), прочитав этот документ, взял на себя инициативу и немедленно вернул нашу роту танков, которой командовал старший лейтенант Усенко Е.И., к району прорыва — для отражения наступления дивизии генерал-лейтенанта Лачуса.
Как быстро мы ни гнали танки, но время было уже упущено, и заведенная машина войны работала четко. Когда мы подошли к месту, то артиллерийская подготовка уже началась.
Огневой вал, постепенно продвигаясь вперед, смешивал все на своем пути, и за ним шла уже развернутая к бою дивизия Лачуса в полном составе, с приданными ей танками, артиллерией и моторизованными подразделениями. Среди сплошного гула и грохота разрывов снарядов по рации мы слышали команду нашего комроты Усенко Е.И.: «Вперед, через огневой вал».
От черного дыма разрывов снарядов, взрытой разрывами земли и копоти через перископы и прицел пушки ничего не было видно. Открыв верхний люк танка, я выглянул, но в это время разорвавшийся вблизи тяжелый снаряд взрывной волной ударил в открытый люк, сорвал его с защелки и крепко огрел меня по голове. Но благо танковый шлем с войлочной прокладкой спас меня от смерти. Подбородком я ударился о броню танка и рассек до кости нижнюю челюсть. Находившимся в зубах мундштуком выбил один верхний зуб.
Снаряды, ударяясь о броню танка, рвались, сотрясая его и наклоняя из стороны в сторону, взрывом тяжелого снаряда сорвало в башне рацию, посыпались из гнезд гильзы и снаряды. Вонючий дым рвавшихся снарядов затруднял дыхание. Механик-водитель — младший техник-лейтенант Бобков Иван Иванович — на удалую дал большой газ и вырвался из огневого вала.
Когда вышли из зоны черного дыма, мы увидели самое страшное — наши части подверглись панике. Бежали в беспорядке все, в разные стороны, в том числе танки, самоходки, тягачи с пушками. Обгоняя один другого, давили людей, повозки, автомашины. Один танк Т-34, видимо потеряв ориентировку, стрелял из пушки по своим частям, приняв их за противника. Вся эта масса людей, машин скопилась у узкого прохода противотанкового рва для всех, а артиллерия расстреливала их.
Наступающая дивизия Лачуса, видя панику наших частей, еще яростнее бросилась в атаку.
Против них и двинулись наши 5 танков ИС. Хорошо было видно, как в полный рост, густо шли лачусовская пехота и танки.
Ведя огонь из всех пулеметов и орудий, мы стали сдерживать наступление лачусовской дивизии. Стволы пулеметов от беспрерывной стрельбы накалились докрасна, и мы не успевали их заменять.
Как только какой-то танк переставал вести огонь, на него набрасывались группами финны. На танк лейтенанта Волкова Николая набросилось человек сорок, однако благодаря быстрому вращению башни они слетели, не успев заклинить пушку и ослабить танк.
Пять наших танков держали наступление дивизии генерала Лачуса в полном составе в течение трех часов.
Два наших танка, расстреляв боеприпасы, были сожжены, и их экипажи геройски погибли смертью храбрых, не посрамив гвардейского звания и земли русской. Вечная память бессметным героям!
За это время подошедшие другие наши части, два полка тяжелых самоходных орудий приняли на себя бой и восстановили положение — сорвали план противника по окружению зашедших в прорыв частей 21-й армии.
Когда мы вышли из этого изнурительного боя на короткий отдых, то на корпусе и башне танка насчитали 64 попадания бронебойных и осколочных фугасных снарядов. Только после этого мы осознали крепость брони, сделанной уральскими металлургами.
В этом бою ротой из пяти танков нами было уничтожено 56 орудий, 47 танков, 10 тягачей с пушками и много солдат дивизии генерала Лачуса. Мы, оставшиеся 14 человек, после этого боя все были награждены орденами, а командиру роты гвардии старшему лейтенанту Усенко Евгению Ивановичу было присвоено звание Героя Советского Союза.
Посмертно были награждены и экипажи двух сгоревших танков.
Все это происходило в ночь с 14 на 15 июня 1944 года, а 20 июня того же года с последующими, так же жестокими боями мы взяли крепость и город Выборг.
Черкасов В.Г., старшина запаса,
г. Челябинск,
5 июня 1961 г.
Д. 81. Л. 74-79 об.