Прошло почти тридцать лет, и вот ровесники Револьта, такие же мальчишки, стоят в карауле у Вечной огня на площади Волгограда. Стоят одинаково — прямо и недвижно, а думают при этом по-разному и о разном. Мальчишка, о котором рассказано в первой главе представил себе, как бы он воевал. А вот другой мальчик все двадцать минут, что стоял в карауле, думал о своей маме и о своем отце.

Но расскажем обо всем по порядку.

Четверть века прошло с тех пор, как отгремела битва на Волге. С дальнего поезда на Волгоградском вокзале сошли двое: женщина чуть выше среднего роста и мальчик, ее сын. Было жарко, как бывает часто Волгограде. Густолистые деревья на привокзальной плошади чуть пожухли, хотя была только середина лета.

Мальчик шел нехотя, отставал, тогда мать брала его за руку, хотя был он не мал — лет, должно быть, одиннадцати-двенадцати. Женщина раскраснелась не столько от жары, сколько от волнения, шла торопливо и все время торопила сына.

Когда подошли к большой площади, мальчик решительио остановился.

— Мама, не надо, — мальчик взял мать за руку и притянул к себе. — Пойдем обратно. Все равно ничего нe выйдет.

— Нет, — сказала женщина, — мы не уйдем.

Она стояла недвижно, как те ребята у Вечного огня, в глазах ее отражалось пламя, которое теребил ветер, пригибал и крутил, но погасить не мог. Она стояла — тройная, яснолицая. У нее были русые, гладко зачесанные волосы, правильные черты лица и та особенная миловидность во внешности, взгляде, во всей фигуре, которая присуща прямым, честным, словом, хорошим людям. Мальчик был похож на мать, причем не только лицом, но той же статностью и манерой держаться, только волосы были у него не гладкие, а растрепанные, вроде сосновых стружек. Был он худой и не по годам высокий. Мальчик стоял теперь так же прямо, как его мать, и неотрывно смотрел на пламя.

Когда происходила смена караула, женщина сказала:

— Теперь пойдем!

Они пошли вслед за разводящим и часовыми, которые только что сменились.

Как всегда, на тротуарах было много людей. Они не раз видели смену караула красногалстучных часовых, но их вновь и вновь тянуло сюда.

В комнате, где мальчики и девочки готовились к выходу на пост у Вечного огня, женщина подошла к старшему по возрасту. Это был молодой человек лет двадцати.

— Мой сын должен стоять у Вечного огня, — сказала женщина. — Один раз. Но он должен стоять там.

— Вы приезжая? — спросил молодой человек.

— Да, мы приезжие.

— Но дело в том, что у Вечного огня стоят только наши школьники, волгоградские. И то, знаете, пришлось сократить время. Раньше ребята стояли по полчаса, а теперь только по двадцать минут. Иначе до всех не дойдет очередь. Мы высчитали...

— Мой сын должен стоять!

Молодой человек погладил лацкан пиджака, на котором был комсомольский значок.

— Как же быть? — сказал он, обращаясь не то к женщине, не то к самому себе. И повторил:— Как же быть?

— Мой сын должен стоять у Вечного огня! — снова повторила, женщина. Говорила она негромко, но твердо, как отчеканивают слова, когда говорят окончательно, ничего не перерешая и не меняя.

Мальчик прошептал:

— Мама!

— Молчи!

— Простите, — сказал молодой человек с комсомольским значком, — вы, должно быть, воевали здесь, в Сталинграде. Хотя, впрочем, что я говорю, простите - для этого вы слишком молоды. Значит, ваш отец... Или кто-нибудь из ваших близких...

Женщина молчала. И молодой человек вдруг понял, что расспрашивать нетактично. Он понял, что женщина эта просит о том, на что имеет право. Он хотел сказать ей, что поставит мальчика в караул у Вечного огня, но женщина опередила его:

— Во время Сталинградской битвы здесь была я. — Она протянула руку в сторону Волги. — Вот там, в Доме Павлова, где высечены слова «58 дней в огне». Я была и напротив этого дома — на командном пункте полковника Кубанова.

— Вы?! — удивился молодой человек. — Ведь это было почти тридцать лет тому назад. А вам, должно быть...

— Мне тридцать лет. А тогда мне было два с половиной года.

— И вы были в Доме Павлова?

— Была. Я была здесь все дни Сталинградской обороны. А это мой сын, и он должен быть в карауле у Вечного огня в память тех людей, которые отдали свою жизнь, чтобы спасти человечество, мир...

От волнения женщина делала паузы между словами, задыхалась.

— Ну не надо, не надо. — Молодой человек взял руки женщины в свои, усадил ее в кресло. При этом подумал: «Балда я все-таки — разговаривал с женщиной и не предложил ей сесть».

Потом он ворошил списки и говорил с сыном женщины, записывая его имя, фамилию и еще какие-то данные. Потом он снова обратился к женщине, спросив ее фамилию. Она сказала:

— Моя фамилия Кубановская, а по мужу я Федорова.

<< Назад

Вперёд >>