Мне сейчас около 36 лет (родился 17 августа 1925 года). В действующую армию был мобилизован 10 февраля 1943 года. 18 мая 1943 года принял первое боевое крещение. Об этом дне и хочу рассказать...

На Изюмском плацдарме Юго-Западного фронта наступило относитель-ное затишье. Кое-где лениво похлопывали винтовочные выстрелы да сердито лаяли ручные пулеметы. Это перекликались между собой часовые, зорко всматриваясь в передовые линии обороны врага. Горизонт был чуть-чуть подернут легким утренним туманом. Ощущалась утренняя свежесть.

Всходило солнце. В траве... перепела, а в израненном осколками и пуля-ми колхозном саду, что стоял в тылу нашей передовой линии, пели соловьи. Где-то куковала кукушка, отсчитывая кому-то долгие годы жизни. Птицам нет дела до войны. Начнется перестрелка, заухают пушки, взметнутся вверх фонтаны горемычной земли, перепугаются, попрячутся. Как только затихнет бой, оживут. Сначала несмело, а потом все громче и настойчивее начнут они прославлять весну и радость всепобеждающей жизни. Войне не заглушить этого голоса природы, этой непобедимой жизни...

Получая завтрак на полевой кухне, солдаты удивлялись щедрости повара. Он выдавал каждому столько пахучей, пополам с мясом пшенной каши, сколько может солдат скушать. А тут еще батальонный связист сообщил, что ночью на плацдарм прибыл танковый полк. «Штук шестьдесят танков, — говорил он таинственным голосом. — Какая-то новая часть».

Солдаты строили догадки. Танки на плацдарме прислали не для обороны. Значит, готовится наступление. Воины, предчувствуя предстоящий бой, внутренне подтянулись, посуровели. Замолкли неунывающие шутники. Люди готовились к предстоящему испытанию. Предчувствия сбылись. Политрук роты лейтенант Николай Уваров собрал роту для собрания. Солдаты разместились по ходу сообщения и в ближайших ячейках. Заместитель командира батальона объявил, что в 14.00 наш полк будет наступать на передовые порядки немцев после 15-минутной артподготовки. Задача: вышибить немцев из двух оборонительных линий и штурмом овладеть с. Большая Каменка.

Командир роты и взводные командиры были в штабе батальона. Получив боевые задания, они вернулись по своим подразделениям, чтобы проработать их со своими солдатами. Командир взвода лейтенант Борисов приказал мне направиться в распоряжение политрука Уварова. Я обрадовался. Ведь мы с Николаем Уваровым часто тренировались в стрельбе с моей снайперской винтовки по немецким каскам, которые расставляли на разных дистанциях. Это было, когда мы находились во втором эшелоне обороны. Уваров, выслушав мой рапорт: «Явился в ваше распоряжение». Улыбнулся.

«Явился, говоришь, — и, немного помедлив, добавил: — Во время наступления будешь возле меня. В нашу задачу входит уничтожение метким выстрелом огневых точек врага». — «Попробуем», — неуверенно ответил я. «Смелей, товарищ Шульга. Не бойся немцев. Путь они нас боятся...» Наша 4-я рота 174-го стрелкового полка была готова к бою. В 13 часов 45 минут 18 мая 1943 года началась артподготовка. Подразделения начали выдвигаться к исходным рубежам атаки, поближе к огневому валу артиллерии. Что это была за артподготовка! Это был ужасный рев бога войны. За спиной залпами били батареи. Из-за реки Донец слала свои снаряды тяжелая дальнобойная артиллерия, «пугали» гвардейские минометы «катюша».

А впереди перед нами был ад. Земля вздыбилась, летела в небо и возвращалась назад. Под этой все время движущейся землей бушевал огонь взрывов. Трудно было отличить, где земля, где небо. От грохота солдаты глохли, но на их лицах светилась торжествующая улыбка, гордость за работу артиллеристов.

Огневой вал не стоял на месте. Он все время двигался в глубь обороны противника. За этим валом двигались и мы. Я бежал рядом с политруком. Возле нас с автоматом в руках мчался замполитрука сержант Нечипуренко Леонид — мой односельчанин, ровесник, друг детства.

Немцы молчали. С их стороны не был слышен ни один выстрел.

Впереди бегущие воины напоролись на минное поле противника. Взрывы, стоны, проклятия. Рота залегла. В это время добрая половина артиллерийских стволов умолкла. Только лишь где-то в глубине обороны немцев рвались снаряды. Прибывшие саперы с миноискателями принялись за свое обычное дело. Немцы продолжали молчать. Но вот откуда-то заговорил вражеский пулемет, потом еще один. Немецкая оборона ожила, прижав саперов и стрелков к земле.

Лейтенант Уваров подозвал меня к себе. Я подбежал к нему. «В этом направлении немецкий пулемет. Выдвинься вперед и уничтожь его... Осте-регайся противопехотных мин».

Всем телом прижимаясь к земле, я пополз вперед, выбирая направление по слуху. Начала говорить немецкая артиллерия. Снаряды рвались где-то далеко позади. Осторожно, метр за метром, огибая подозрительные бугорки земли, где могут быть спрятаны противопехотные мины нажимного действия, я полз и полз. Вдруг впереди меня поднялись несколько фонтанчиков земли. «Заметили», — подумалось мне. Пришлось прекратить движение. Стал наблюдать. Сердце мое похолодело, когда я увидел пулемет.

С хорошо замаскированного окопа бил станковый пулемет. Расстояние 250 метров. Осторожно просунул винтовку вперед, прицелился. В оптический прицел хорошо была видна прорезь в бронированном щите. «Только бы попасть», — подумал я и выстрелил. Пулемет замолк. Впереди меня была воронка. Вскочил. В несколько прыжков очутился перед ней. Ноги за что-то зацепились. Падая в воронку, услышал взрыв и сильный удар по каске. Каска слетела с головы. В голове затуманилось. Но это было несколько секунд. Оправившись от падения, осмотрелся. Каска возле меня. Одел ее. Начал осторожно выдвигаться с воронки.

Каково было мое удивление, когда увидел, что пулемет опять строчит. Выстрелил — не помогло. Еще раз — стреляет. Только четвертый выстрел заставил умолкнуть врага. Переменив огневой рубеж, начал наблюдать. Левей подбитого мной пулемета заметил немца. Цель была отличной. Я ее сразил первой пулей.

Сзади себя услышал мощное «ура». Оглянулся: рота поднялась в атаку. Атака не удалась. Немцы прижали солдат к земле мощным огнем из стрелкового оружия. Несколько человек подорвались на минах. Была подана команда: «Окопаться». Противник усилил артиллерийский и минометный огонь. Пришлось поработать лопатками, чтобы защититься от пуль и осколков.

Справа, сзади себя услышал гул. Это наши танки пошли в атаку. Но что это? Из-под гусениц двух машин вырвалось пламя и земля. Потом еще были остановлены три. «Минное противотанковое поле», — подумал я и опять увидел взрывы под гусеницами танков. Странное дело: противотанковая артиллерия немцев почти не стреляла по краснозвездным машинам. Значит, они были уверены, что наши танки не пройдут. Танковая атака захлебнулась.

Почти одновременно с атакой танков подошедший 1-й батальон нашего полка тоже попытался достичь окопов немцев, но откатился назад. Крепка оборона немцев! Много крови пролили наши воины, штурмуя ее.

По цепи передали: «Командир роты ранен. Лейтенанту Уварову принять команду ротой». А еще через несколько минут был убит сержант Леонид Нечипуренко — мой друг и товарищ, с которым делили невзгоды фронтовой жизни. Леня был отличным солдатом. Его любили и уважали воины роты. И вот его нет. Слезы утраты застилали мои глаза. Я оплакивал смерть своего ровесника, 17-летнего простого деревенского паренька, с которым в мирное время учился вместе в школе, вместе играли в «красных» и «белых»...

В этом бою и я был ранен. Примерно в 16 часов лейтенант Уваров пере-дал по цепи: «Снайперу Шульге уничтожить огневую точку немцев в районе ориентира № 3». Признаюсь, я с большой неохотой принял этот приказ. Усилился огонь немецких минометов. Мины ложились шахматным порядком. Было страшно высунуть голову из окопчика. Но приказ есть приказ. Выдвигаясь на удобную для стрельбы позицию, услышал крик: «Снайпер, берегись!» В то же миг что-то сильно ударило по винтовке. Глянул — разбит оптический прицел. Я растерялся. И вдруг... зашелестела мина, в двух метрах слева вздыбилась земля, тупой удар под левой рукой... В глазах потемнело, закачалась земля, и я провалился в какую-то пустоту.

Не знаю, сколько времени был без сознания. Когда очнулся, почувство-вал, что нет руки и левого бока. Глянул — рука при мне. Сам я почему-то стоял на четвереньках. На мне не было противогаза, плащ-палатки и каски. Вероятно, взрывная волна сорвала их. Первое, что мог подумать, — необходима перевязка. Вскочил на ноги и в окоп под разбитый немецкий танк! Там было полно солдат. Кинулся к окопу лейтенанта Уварова. Что-то обожгло живот, а перед самым окопом ударило в ногу. Теряя силы, все же добежал. «Я ранен... Перевяжите меня», - не то крикнул, не то прошептал. Чьи-то руки подхватили меня под мышки и втащили в окоп. Сознание оставило меня.

Очнувшись, увидел ноги в хромовых сапогах, глянул верх — лейтенант Уваров в бинокль наблюдает за полем боя. Хотел подняться — не было сил. Я был закутан в чью-то плащ-палатку. Под головой что-то твердое. Это ящик из-под полевого телефона. Грудь туго сдавливали бинты. Дышать тяжело. При каждом вздохе что-то булькало в середине.

В противоположном углу телефонист кричал в трубку. Он звал какую-то «Чайку». Рядом со мной был санинструктор роты. Это русоволосый воин лет двадцатидвух. Мне хотелось спать. Я закрыл глаза и уснул. Проснулся от треска и крика. Лейтенант Уваров медленно оседал на дно окопа. Осколком шрапнельного снаряда ему в голени перебило ногу. Он кричал, кого-то проклинал... Сон опять заволок сознание. Спал я или был в забытьи — не знаю.

Проснулся ночью. Было тихо, только лишь над передним краем немцев временами взлетали осветительные ракеты. Догадался: наши отошли с нейтральной полосы. Однако усомнился в догадке. Почему тогда оставили меня и других раненых? Отчетливо слышал где-то недалеко стон.

Вдруг услышал негромкую немецкую речь и предсмертный крик в том месте, где раздавался стон раненого. Через несколько минут длинная автоматная очередь прорезала тишину. По звуку определил: автомат наш. Стрелял он со стороны нашей передовой. Ему ответили два немецких. Опять очередь из нашего автомата, винтовочные выстрелы.

В небе завыли мины, раздались взрывы. Это немцы ударили по нашим солдатам. Вскоре услышал тяжелое шуршание ног. «Ну, вот и все, — подумал я. — Сейчас меня обнаружат... Конец...» В окоп кто-то ввалился, зацепился за мои ноги и чертыхнулся. «Свои», — хотел крикнуть, но голос мой был слабым, и получилось что-то несуразное.

Ввалившийся [человек] прильнул к стенке окопа, дал очередь из автома-та, потом быстро нагнулся ко мне, заглянул в лицо. «Ты жив, Шульга?» — «Жив», — ответил я. «Потерпи. Скоро заберем тебя... Ишь, гады, раненых выползли добивать... Я вас проучу!» Автоматчик дал еще очередь и выскочил из окопа. Прошло минут сорок. За мной никто не приходил. Стрельба и минометный огонь прекратились. Стало тихо. Мне послышался шорох, а потом тихий девичий голос: «Солдат, где ты? Отзовись». — «Сюда, здесь я».

Меня услышали. Шорох возле окопа. На меня посыпалась земля. В окоп прыгнула девушка. «Жив?.. А мы тебя ищем... Ваня, помоги...» Развернув плащ-палатку, меня вложили в нее, приподняли и вынесли из окопа. Их было трое: девушка и два санитара. Согнувшись, они несколько метров несли меня. Над нашими головами запели пули. Санитары опустили меня на землю и поволокли. Было больно. Я стонал. Санитары остановились. Мимо нас безмолвно, пригибаясь к земле, шли густые цепи советских солдат. Значит, командование не отказалось после безуспешных атак овладеть с. Большая Каменка.

Когда я был доставлен в одну из землянок нашей передовой линии, у переднего края немцев вспыхнула ожесточенная перестрелка, послышались крики «ура», ударила артиллерия с обеих сторон. К утру наши войска овладели передовой линией немцев. Наступление продолжалось...

После тяжелого ранения в левую половину грудной клетки, живот и ногу я не вернулся ни в свой полк, ни на фронт. Излечив раны, выучился на авиатехника и всю войну служил в запасных авиаполках.

Где бы я ни был, я часто вспоминаю мой первый бой с немцами, мое бое-вое крещение, настоящее боевое крещение! Хотя в перестрелке с немцами был и в Славянске, и в Краматорске. Я 16 мая 1943 года был с напарником Бескровным Володей на «охоте» за фрицами. Он был снайпером, и мы с ним уничтожили по одному немцу.