У авиаторов так уж водилось, что, пока на аэродром не вернулись с боевого задания все самолеты, никто не уходил с аэродрома. И каждый по-своему ждал боевых друзей: одни волновались, но виду не показывали, другие были профессионально спокойны, потому что инстинктивно были уверены, что все ребята вернутся, третьи — и волновались, и верили в благополучный полет.

Так было и в этот день весной 1943 года. Последняя за этот день девятка «илов», взлетев с узкой полосы, пролегавшей между стогов прошлогодней соломы, улетела на штурмовку скопления гитлеровских танков. Проследив добрым взглядом друзей, у стогов соломы остались отдыхать наработавшиеся за день летчики и техники. Они разлеглись на соломе и тихо напевали песенку под баян и скрипку музыкантов БАО. И по привычке смотрели в небо.

Но вот гул моторов в воздухе возвестил о возвращающихся друзьях. «Илы» садились один за другим, а люди у соломенных стогов, не прерывая песни, взглядами следили за посадкой, а мысленно отмечали, кто вернулся. Вылет на боевое задание, возвращение и посадка были так же профессионально обычными, как возвращение рабочих домой после смены.

Необычным в этот день было то, что два «ила» с пятеркой и тройкой на хвостах вовремя не вернулись. Начало уже темнеть. По расчетам командира полка, майора Корякова, самолетам пора вернуться, а их все нет и нет. На душе стало тревожно, не хотелось верить, что сбиты, но, однако, разговоры прекратились, ибо каждый думал молча.

Вдруг из-за верхушек леса неожиданно без шума выпорхнула «пятерка» и прямо-таки притерлась, как прилипла, к полосе. Летчик мастерски посадил машину, изуродованную в бою, с заглохшим мотором.

Но «ил» с тройкой на хвосте не вернулся вовсе. Истребители, сопрово-ждавшие «илы» на штурмовку, сообщили, что «тройка» с летчиком лейтенантом Трифоновым Василием и стрелком-радистом старшим сержантом Синельниковым Сергеем сбита и при падении на землю взорвалась, что парашютов в воздухе не было...

Шло время. Штурмовой авиаполк майора Корякова прославился среди наземных войск своими сокрушительными ударами по врагам. Пехота с переднего края, танкисты, артиллеристы засыпали «иловцев» благодарственными письмами за помощь с неба: в полк к летчикам зачастили делегаты от частей лично поблагодарить, а заодно взглянуть на летчиков — каковы же они?

Полк работал напряженно. Боевые вылеты все более увеличивались. Прибывало новое пополнение техники и людей. Однажды с новым попол-нением стрелков-радистов прибыла в полк девушка Татьяна Трифонова, стрелок-радист, с отличной характеристикой из школы. Представляясь майору Корякову, девушка доложила, что прибыла в часть по велению сердца, чтобы занять в строю место мужа, летчика-комсомольца Василия Трифонова, и отомстить немцам за истерзанную Родину.

Патриотический поступок Татьяны произвел в полку хорошее впечатление. Майор Коряков, восхищенный поступком девушки-комсомолки, на второй же день определил ее в экипаж испытанного летчика. Дела Татьяны пошли успешно, она за короткое время стала опытным стрелком-радистом и равноправным боевым членом семьи коряковцев-летчиков.

Летный эшелон нашей штурмовой авиации передислоцировался для разгрома немецких оккупантов в район Белой Церкви. Немцы были окружены войсками Советской армии, оказались в котле, и их с воздуха добивали наши «илы». Полк майора Корякова улетел в составе дивизии. Тылы дивизии остались в селе недалеко от г. Ружина.

Полили дожди, грунт размок, небо нахмурилось, дороги стали непроходимы, даже «студебеккеры» завязли по пузо в грязи. Связные самолеты не прилетали, связь с дивизией прекратилась, а станции наблюдения стали для нас недосягаемы.

Однажды ночью в проливной дождь и непролазную грязь патруль доставил в штаб дивизии двух бородатых мужчин. Одеты они были в крестьянские свитки, изрядно поношенные, с меховых шапок капала вода, на сапогах с широкими голенищами — комья грязи.

Первым шагнул ко мне высокий крестьянин в расстегнутой свитке, из-под которой виднелся немецкий мундир. Он, к моему удивлению, назвал меня по фамилии и спросил, не узнаю ли я его. Но я никогда раньше не встречал это лицо. Протянув мне бумагу, крестьянин, усмехнувшись, сказал, что это поможет вспомнить. Бумага оказалась удостоверением, выданным партизанским соединением, в котором говорилось, что «на основании приказа Верховного Главнокомандующего Вооруженными силами Советского Союза об откомандировании из партизанских районов на «большую землю» танкистов, летчиков, артиллерийских и прочих специалистов, при сем направляются бывший начштаба партизанского отряда Трифонов Василий и разведчик-радист Синельников Сергей».

Хотя и неожиданная, но приятная встреча, ничего не скажешь. Ночные пришельцы были немедленно побриты, переодеты в новое обмундирование и накормлены. Вот теперь — другое дело: предстали они перед нами счастливые и улыбающиеся, летчик Трифонов и стрелок Синельников, еще не пришедшие в себя от радости, что вновь находятся в своей дивизии.

Дожди кончились. Начались теплые дни «бабьего лета». Ничего не го-воря Трифонову о Татьяне, я повез его и стрелка-радиста в их полк. Когда машина доставила нас в село, в котором дислоцировался авиационный полк, я распрощался с этими двумя отважными комсомольцами. Я сознательно хотел избежать собственного присутствия при встрече счастливых супругов-воинов; я радовался за них и немного завидовал им. Действительно, как чудесно все сложилось!

Утром счастливые супруги все-таки нашли меня. Помню, за что-то благодарили меня, я, кажется, немного прослезился, глядя на них, на их слезы радости, но довольно бодро поздравил их с благополучным продолжением их семейной жизни в боевой обстановке. А Татьяну поздравил с получением ордена Красной Звезды, который я увидел у нее на гимнастерке.