Вспоминаю апрель 1943 года, когда меня направили для продолжения службы на другой боевой корабль. О нем я уже слышал очень много интересных рассказов, даже была статья в флотской газете «Черноморец». Этот корабль славился своими успехами в боевых походах. Мне, как говорят, повезло служить на образцовом корабле, который недавно вернулся в базу из очередного боевого задания. Я только что успел стать на палубу, как слышу команду: «Корабль готовить к походу» Командир отделения мне буквально на ходу показал вход в кубрик, а обо всем остальном, начиная с боевого поста и кончая подвесной койкой, меня инструктировали в море, где также узнал задачу нашего похода.

В задание нам и другим боевым единицам входило конвоировать танкер «Москва» с горючим топливом для фронта в порт Туапсе. Конвоировать — это значит охранять от нападений фашистских захватчиков. В то время транспортному пароходству выходить в море без конвоя была абсолютная опасность. Фашисты постарались запустить подводные лодки, частые налеты авиации. ...Были торпедоносцы, за какими личный состав конвоя вел наблюдение с особой бдительностью, как и за перископом подводной лодки.

И так, с закатом солнца, мы благополучно приводим танкер «Москва» в порт Туапсе. Этому большому транспорту бонные заграждения открыты, он первым заходит в бухту, и вдруг произошло самое страшное, что никто не ожидал, так как это произошло в бухте. Танкер вздрогнул от сильного взрыва, и пламя огня мгновенно охватило с полубака до кормы. Капитан мгновенно решил задачу будущего, так как могла загореться бухта, причалы [и чтоб] не допустить этого, вывел танкер своим ходом на внешний рейд, где стал освобождать отсеки от горючего. Иначе [было] нельзя: грозил взрыв всего парохода. Нам, всему конвою, во что бы то ни стало [надо было] сохранить танкер. Причина взрыва [оставалась] неизвестной, но подозревали вражескую подводную лодку.

Немедленно охватили квадрат и приступили прощупывать глубинными бомбами. По квадрату ходить было трудно. Пожар распространился далеко за свои пределы, огонь настолько сильный, что на палубе душно, волны захлестывают горящую массу, и по палубе расплывается пламя огня. Море в полном смысле горит, накатом волн перебрасывало через волнорез или мол горячую жидкость, языки огня легко попадали в бухту.

Это была страшная ночь. Жители г. Туапсе смотрели с ужасом на наш ад кромешный, но помочь нам были бессильны. Стояли на улицах, во дворах, смотрели из окон, оплакивали нас, некоторые не могли смотреть на это страшное зрелище. Демаскировка, видимость, как в хороший солнечный день. Для нас задача усложнилась, так как в это жаркое время можно все ожидать от врага, и мы ко всему были готовы. Наконец, танкер выбросил за борт свой груз, а пожар распространялся все сильнее и сильнее. Дышать на палубе было тяжело, и нелегко обстояло дело в машинных отсеках, где надо было набираться особого терпения, так как краска горит, корпус корабля горячий. Вовремя [был] предупрежден пожар на рострах, загорелась шлюпка.

Я вспоминаю эту страшную ночь, и мне захотелось как можно ярче описать ее, но у меня нет способностей. Все-таки мы эту трудность преодолели без жертв, танкер после такого грандиозного пожара стал неузнаваемый, превратился в какую-то огромную плавучую тару неопределенной формы. Мы смотрели на него с глубокой печалью. К счастью, пробоина оказалась для плавучести не опасна, а также главные машины были на ходу, и танкер «Москва» прибыл своим ходом в Батумский порт.

После нам, личному составу конвоя, разъяснили причину взрыва. Он произошел от якорной мины, которая была притоплена, обнаружить нельзя. Она находилась в дрейфе, с якоря [она была] сорвана, а с моря ее пригнало штормом, как и всякие плавучие предметы. Итак, опять в поход. Стоянки на базе были только по необходимости: пополнить топливо, боезапас, воду, продукты, ремонт механизмов, сроки которых зачастую пропускались. Но все установки работали безотказно. Просто каким-то чудом или потому, что каждый смотрел за своей материальной частью больше, чем за собой, отрывая от себя сон, отдых, все свободные минуты, только на механизмы, так как от каждого зависела судьба всего корабля.

Команда была в основном молодая, кадровая, очень сильная комсомольская организация, большая часть команды были комсомольцы. Сам я был по специальности электрик электромеханической службы. Командир боевой части старший лейтенант Волков, главстаршина Заяц группы электриков, старшина группы мичман Саненко — эти коммунисты очень были сильные и волевые командиры. Электрик — Чернышев Анатолий, ленинградец, зенитчик — Клубникин Виктор, москвич. Они были комсомольцы, за-мечательные специалисты своего дела. Всех перечислять не буду, так как весь экипаж корабля был дружный и сильный. Корабль был награжден правительственной наградой орденом Боевого Красного Знамени.

Я вспоминаю еще об одном боевом походе. С нами вышел еще корабль из нашего дивизиона. Когда мы вышли в море, нам, как всегда, разъяснили по боевым постам задачу похода: мы идем спасать подводную лодку, взять ее на буксир и притащить в порт. Лодка без управления находится в надводном положении в районе, занятом фашистами, поэтому судьба предстояла суровая для экипажа лодки. Мы берем от главных машин все возможное и благодаря мастеру своего дела коммунисту, штурману лейтенанту Бобруку прямым курсом подходим к подводной лодке. Подводники очень и очень рады были нашему быстрому приходу. Лодку взяли на буксир и легли на обратный курс. Море затеяло играть, и в скором времени поднялся сильный шторм, ход увеличивать нельзя из-за буксировки лодки. Огромные волны бросали нас, словно щепку, ходить по палубе было опасно даже по шторм-леерам.

Лодке особенно было трудно бороться со штормом, так как она не имела своего хода, была погружена под воду и по своим размерам мала. Так и называлась «малютка». Эту «малютку» бросало и перекидывало, словно бочонок. Было тяжело вести наблюдение по горизонту, сильный порыв ветра подхватывал волну и бросал ее с большой силой. Как ни хорошо задраены люки и горловины, а вода поступала в кубрики и в другие отсеки. Подошло время пересмены вахты. Заступил на вахту минер Степа Соболь, комсомолец. [Его] пост на корме, где волны свободно перекатывались с борта на борт. Единственное надежное место от сильной волны — это на площадке зенитной пушки, откуда можно вести наблюдение.

Вдруг сильным ударом волны сбивает с крепления бомбовую тележку с глубинными бомбами, которая установлена на корме у минного ската. Степа Соболь, честный и преданный своей службе, бросился крепить тележку, но это было невозможно в такую погоду. Он сообщил на мостик об аварии, а сам продолжал крепить тележку, не давая ей свалиться за борт, пока корабль не увеличит ход, так как бомбы [могли] взорваться и повредить корабль. Корабль мгновенно увеличил ход, и опять страшная и злая волна подхватывает нашего Степу Соболя вместе с бомбовыми тележками и бросает за борт. За бортом поднимается высокий столб воды от взрыва... Так краснофлотец Соболь до последней минуты своей жизни нес честную и добросовестную службу на корабле. Он отдал свою жизнь за корабль и за нас, смерть его не обычная, это подвиг, и подвиг бесстрашия.

У меня сохранилось его фото, где он снят перед войной. Очень сожалею, что не знаю, из какой местности он призван и есть ли у него родные, хотел бы, чтобы эту фотографию посмотрели читатели... Возможно, [что его] кто-то узнает из родных или знакомых. Пусть они будут знать матроса Соболя — комсомольца как преданного и честного человека, погибшего в борьбе за Родину с фашистскими захватчиками.