Вызовом врагу была работа 39 школ в осажденном городе. Даже в жутких условиях блокадной жизни, когда не хватала еды, дров, воды, теплой одежды многие ленинградские дети учились.

Опасен и тяжел был путь в школу и обратно домой. Ведь на улицах, как на передовой, часто рвались снаряды, и идти приходилось, преодолевая холод и снежные заносы,

В бомбоубежищах, подвалах зданий, где проводились занятия, стоял такой мороз, что замерзали чернила. Стоявшая в центре класса печурка-«буржуйка» не могла его обогреть, и ученики сидели в пальто с поднятыми воротниками, шапках и рукавицах. Руки коченели, мел то и дело выскальзывал из пальцев. Занятия длились не более трех часов. Ученики и учителя шатались от голода. У всех была общая болезнь - дистрофия и цинга. Ученики умирали не только дома, но и по дороге в школу и прямо в классах.

Девчонка руки протянула

И головой - на край стола

Сначала думали -уснула,

А оказалось -умерла.



Ее из школы на носилках

Домой ребята понесли.

В ресницах у подруг слезинки

То исчезали, то росли.



Никто не обронил ни слова.

Лишь хрипло, сквозь метельный сон,

Учитель выдавил, что снова

Занятья - после похорон.

Юрий Воронов



В те тяжелые дни своим примером мужества и непоколебимой стойкостью учителя готовили этих обессиленных детей к повседневному маленькому подвигу - в нечеловеческих условиях суметь остаться человеком. Блокадница, в то нелегкое время ученица, Ольга Николаевна Тюлева, вспоминает: «Никогда не забуду Зинаиду Павловну Шатунину, заслуженную учительницу РСФСР, было ей уже за 60 лет. В это лютое время она приходила в школу в отутюженном темном платье, белоснежном воротничке и такой же подтянутости требовала от нас, школьников. Я смотрела на нее и думала, в какую ярость пришли бы фашисты, увидев нашу учительницу».

В условиях осажденного Ленинграда необходимо было связать обучение с обороной города, научить школьников преодолевать трудности и лишения, которые возникали на каждом шагу и росли с каждым днем. Занятия проходили в необычной обстановке. Нередко во время урока раздавался вой сирены, возвещавшей об очередной бомбежке или артобстреле. Ученики быстро и организованно спускались в бомбоубежище, где занятия продолжались. Учителя имели два плана уроков на день: один для работы в нормальных условиях, другой - на случай артобстрела или бомбежки. Обучение проходило по сокращенному учебному плану, в который были включены только основные предметы. Каждый учитель стремился проводить занятия с учащимися как можно доступнее, интереснее, содержательнее. «К урокам готовлюсь по-новому, - писала осенью 1941 года в своем дневнике учительница истории 239-й школы К. В. Ползикова. - Ничего лишнего, скупой ясный рассказ. Детям трудно готовить уроки дома; значит, нужно помочь им в классе. Не ведем никаких записей в тетрадях: это тяжело. Но рассказывать надо интересно. Ох, как это надо! У детей столько тяжелого на душе, столько тревог, что слушать тусклую речь не будут. И показать им, как тебе трудно, тоже нельзя».

Учиться в жестоких условиях зимы стало подвигом. Учителя и ученики сами добывали топливо, возили на санках воду, следили за чистотой в школе. В школах стало необычайно тихо, дети перестали бегать и шуметь на переменах - у них не было сил. Урок продолжался 20-25 минут: больше не выдерживали ни учителя, ни школьники.

Рассказывая об этом незабываемом времени, ученики 7-го класса 148-й школы писали в своем коллективном дневнике: «Температура 2-3 градуса ниже нуля. Тусклый зимний свет робко пробивается сквозь единственное небольшое стекло в единственном окне. Ученики жмутся к раскрытой дверке печурки, ежатся от холода, который резкой морозной струей рвется из-под щелей дверей, пробегает по всему телу. Настойчивый и злой ветер гонит дым обратно, с улицы через примитивный дымоход прямо в комнату... Глаза слезятся, читать тяжело, а писать совершенно невозможно. Мы сидим в пальто, в галошах, в перчатках и даже в головных уборах...» Учеников, продолжавших заниматься в суровую зиму 1941 года, с уважением называли «зимовщиками».

В 1942 году в школах Ленинграда снова начались занятия, но только поздней осенью, в октябре. Дети и учителя были очень слабы, к дистрофии прибавилась еще и цинга. Детям давали по полстакана мутного зеленого хвойного настоя.

С наступлением зимы школьники помогали возить, разгружать дрова-, на детских саночках, на плечах, волоком перетаскивали дрова в школу. Помогали их пилить, складывать. Ребята организовывали тимуровские отряды, помогали семьям красноармейцев, разносили почту по домам. Они чинили белье для раненых и выступали перед ними в госпиталях.

Существование в осажденном городе было немыслимо без упорного, повседневного труда. Тружениками были и дети. Полуголодные и обессилевшие подростки весной 1942 года пришли в опустевшие, обезлюдевшие цехи предприятий. В 12 - 15 лет они становились станочниками и сборщиками, выпускали автоматы и пулеметы, артиллерийские и реактивные снаряды. Чтобы они могли работать за станками и сборочными верстаками, для них изготавливали деревянные подставки. Многие из них стали воспитанниками ремесленных училищ. Рассказывая о тех незабываемых днях, директор ремесленного училища № 1 К Мосолов впоследствии писал: «В столярной группе съели клей, съели фикус и другие цветы. Лица работающих бледны не от страха - от усталости. Больше 3 - 4 часов ребятам у станка не выстоять. Гоним отдыхать - не соглашаются. Отойдешь от такого упрямца - смотришь, минут через пять упал. Станки по-прежнему не простаивают ни секунды: у печки в комнате мастера постоянно сидят "запасные" ремесленники». Когда в канун прорыва блокады на предприятия стали приезжать делегации из фронтовых частей, бывалые солдаты глотали слезы, глядя на плакатики над рабочими местами мальчишек и девчонок. Там было написано их руками: «Не уйду, пока не выполню норму!»

Школьники дежурили на крышах и чердаках школ и других зданий, гасили зажигательные бомбы и возникшие пожары. Их называли «часовыми ленинградских крыш». Они выращивали овощи на полях совхозов, помогали больным и раненым в госпиталях: воды принести, дров заготовить, письмо домой написать. Они воевали и в партизанских отрядах, и на фронтах. В годы Великой Отечественной войны школьники становились юнгами на кораблях и сыновьями полков в действующих частях Красной армии. Воины и моряки брали на себя заботу о подростках, волею судеб оказавшихся вдали от дома или потерявших родителей.

Ленинградский пионер Саша Ковалев окончил 7-й класс в 1941 году. Когда началась война, Саша попытался попасть на фронт, но его не пустили, сказали: «Надо подрасти». И все же он решил попасть на фронт. На одном из железнодорожных полустанков обессилевшего от голода, грязного, оборванного Сашу подобрали моряки и взяли его с собой юнгой на Баренцево море. А вскоре Саша Ковалев был определен в школу юнг Военно-морского флота. Здесь он получил настоящую военную подготовку. По окончании школы он был направлен на Северный флот, где и состоялось его первое боевое крещение. Во время боя Александр под непрерывным обстрелом перетаскивал в безопасное место раненых, перевязывал их, а потом принял вахту сигнальщика. За мужество и храбрость, проявленные в этом бою, юнга Ковалев был награжден орденом Красной Звезды. В очередном бою он закрыл грудью пробоину в выхлопном коллекторе, горячий пар из которого, перемешанный с маслом и бензином, мог привести к взрыву катера. За этот подвиг Александр Ковалев был награжден орденом Отечественной войны I степени посмертно.

Когда началась блокада Ленинграда, Толе Рябкову было 13 лет. В ноябре 1941 года мать с сестрой еще кое-как держались, а мальчик уже сам не мог вставать с кровати и точно бы умер, не окажись рядом воинская часть. Как и множество других детей войны, Толика Рябкова от неминуемой смерти спасли солдаты. 15 декабря 1941 года 96-й артиллерийский полк взял его на довольствие. Голодный паренек попал на полковую кухню. Там Анатолий Рябков провел полторы недели, а потом со словами «Чего я, даром хлеб, что ли, ем» сам попросился в красноармейцы.

Анатолий попал в отряд связистов. Сначала просто сидел на коммутаторе и соединял телефонные провода, потом ему показали, как соединять порванные провода на поле боя. Так Анатолий попал на передовую. 23 февраля 1942 года Толик Рябков принял присягу, стал красноармейцем и получил табельное оружие.

Вскоре на войне он встретился со своим отцом. Командир полка, к которому был приписан Анатолий, отправил «сына своего полка» служить под начало отца.

Потом отца перевели под Москву, позже он участвовал в освобождении Одессы и Моздока. Отвоевав всю войну, закончил ее в Будапеште, где его серьезно ранили. Для Анатолия же война закончилась в 1943-м. Как раз тогда вышел приказ о зачислении всех сынов полка в суворовские училища. Идти туда он не захотел. Вернулся домой, но в нормальную школу сумел отходить всего недели две. По счастливому стечению обстоятельств он попал юнгой в Кронштадт. Там и служил до 1955 года. И этот случай, когда воевали «семьей», не единичен. Вместе воевали в 286-й дивизии Ленинградского фронта отец и сын Яковлевы. 15-летний Юрий Ильменков весной 1942 года добровольцем ушел на фронт и случайно оказался в полку со своим отцом.