Когда началась война, я была студенткой Ленинградского ветеринарного института. Мечтала сдать экзамены за третий курс и поехать на каникулы в Узбекистан. Война нарушила все мои планы...

В конце июня 1941 года нас, студентов, мобилизовали на строительство оборонительных сооружений и на сельскохозяйственные работы. Меня направили в село Долговка Лужского района на уборку сена. 13 июля 1941 года г. Лугу стали бомбить. Поступил приказ срочно эвакуировать население. До Ленинграда добирались двое суток, шли пешком, ехали на попутных машинах.

В Ленинграде меня направили на Среднюю Рогатку рыть траншеи вдоль железной дороги.

В институте всех студентов распределили по пунктам ското-перегонного тракта. Меня направили учетчицей в ветлечебницу г. Тихвина, там лечили раненых лошадей. Через месяц пришлось вернуться обратно в Ленинград, так как к Тихвину подходили немцы.

1 сентября 1941 года начались занятия в институте, но студентов с каждым днем становилось все меньше. Ребята уходили добровольцами на фронт, в ополчение, большую часть студенток перевели на казарменное положение.

С сентября я стала работать санитаркой в госпитале.

В общежитии института моей соседкой по комнате была Липина Лена. Она была женой аспиранта. Готовилась стать матерью. Чтобы как-то ее поддержать, я делилась с ней хлебом и сахаром, которыми меня угощали раненые. Лена родила мальчика. Надо было видеть, как она боролась за его жизнь, но, к сожалению, во время эвакуации ее малыш умер.

Помню, что Лена получила от мужа «посылку» - куски кожи лошади. С каким аппетитом мы с ней грызли эту полусырую кожу, голод не давал доварить ее до конца.

Рядом с институтом находились Бадаевские склады и хладокомбинат, там хранилось большое количество продовольственных грузов. Поэтому именно эту территорию и бомбили вражеские самолеты. При пожаре Бадаевских складов растопился сахар, им пропиталась земля. Никогда не забыть, как старики и дети приходили за этой землей, набирали мешочки и уносили. Сама видела, как старичок тянул санки, нагруженные землей, а сзади шел мальчик 7-8 лет и сосал кусок земли, как кусок сахара. Глядя на это, я впервые заплакала.

На территорию института продолжали сбрасывать зажигательные бомбы, специалистом по их обезвреживанию был профессор В. В. Суворов, этому искусству он обучал и нас, студентов. Институт я посещала все реже и реже. Блокада уже давала о себе знать, силы постепенно уходили. Однажды мне повезло. Помимо стакана овсяного киселя, который я, как студентка, получала без карточки, мне дали пять килограммов конины - подарок Утильзавода.

Это «мясо» я съела почти за два дня. Наверное, благодаря тому, что наша специальность имела непосредственное отношение к животноводству и продуктам, многие студенты избежали голодной смерти.

Пришла как-то из госпиталя в институт. В комнате мальчиков запах клея. Вижу, в печке варится в кастрюле копыто лошади. У печки сидит студент второго курса. Спрашиваю.- «Что варишь, клей?». «Нет, суп готовлю, копыто висело на кафедре анатомии - муляж. Две недели его вымачивал, вот теперь варю», - ответил он.

В конце декабря 1941 года мне повезло, я попала в столовую при ресторане «Метрополь». Пройти туда можно было только по пропуску. Я стала имитировать поиск «пропуска» в портфеле, очередь была большая, и меня стали торопить. Видя мое замешательство, швейцар сказал: «Иди». Заказала обед из трех блюд. Весь обед уничтожила за несколько минут. Мясной талон официантка не вырезала. Студень, который я заказала, был не из мяса, а из столярного клея и жмыха. Вышла из столовой и заплакала. Так жалко себя стало. Плакала от страха, что скоро умру, и некому меня будет завернуть в простынь или одеяло, как других покойников, лежащих прямо на снегу в скверах и на тротуарах.

В феврале 1942 года у меня начали отекать ноги, мой вес был 32,5 килограмма. А до войны я, 20-летняя девушка, весила 63 килограмма. Силы таяли с каждым днем. На всю жизнь запомнила врача нашего госпиталя Поляк Марию Борисовну. Она спасла меня от голодной смерти, по ее инициативе я получила разрешение на трехразовое усиленное питание.

В марте младший медперсонал госпиталя отправили убирать трупы из подвала стационара и близлежащей территории. Вывозили трупы на саночках на ипподром, за Витебским вокзалом.

За время блокады так привыкли к бомбежкам и артобстрелам, что уже на них никто не реагировал, только прислушивались и успокаивающим голосом с гордостью говорили: «Это наши бьют», - и продолжали идти.

Мы выжили потому, что работали и верили в Победу. Очень обидно, что по чьей-то оплошности я не получила медаль «За оборону Ленинграда».

В марте 1942 года наш институт эвакуировали в Кисловодск. Первое время нас, ленинградцев, узнавали по «внешнему виду», просили рассказать о блокадных днях.

Через месяц я получила разрешение на выезд к матери в Узбекистан. Почти восемь лет проработала там ветеринарным врачом. Получила медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

Я понимала, что надо окончить институт, что мне не хватает знаний. И я вернулась в Ленинград.

В 1952 году я, мать троих детей, окончила Ленинградский ветеринарный институт. До ухода на пенсию работала главным врачом ветеринарной поликлиники Красногвардейского района.

Прошло много лет, но память все чаще возвращает меня к тем суровым дням войны и блокады.