По вечерам Минский железнодорожный вокзал погружается в полумрак. Не сверкает огнями зал ожидания. Притушены фонари в кассовом зале, темно в проходах, на лестницах. Лишь слабо мерцает по лампочке над буфетной стойкой, в комнате, где дежурят жандармы, да за решетчатым окошечком военного коменданта.

Народу на вокзале — пробиться трудно. Заняты не только узкие, длинные лавки. Многие пассажиры сидят на чемоданах, узлах. Некоторые — об удобствах теперь не приходится думать — расположились прямо на полу.

Среди пассажиров много военных. Это офицеры из действующей армии, чиновники различных тыловых ведомств и управлений. В штатском, главным образом, коммерсанты и предприниматели, агенты по продаже движимого и недвижимого, маклеры, коммивояжеры, содержатели различных пивных и увеселительных заведений. В сорок первом жажда легкой наживы сорвала их с насиженных мест. Они оставили конторы, биржи и лавочки своего «фатерлянда» и устремились, как стая голодных волков, на Украину, в Прибалтику, Белоруссию. Штыки гитлеровских дивизий расчищали им дорогу, ограждали от заслуженной кары. И они жадно грабили, хватали чужое добро, прибирали к своим рукам заводы, фабрики, электростанции, построенные трудом советских людей. В Минске распустили щупальцы немецкие фирмы «Борман», «Требец», «Шлахтхоф», «Шарова-Верк», «Троль».

Но вскоре вооруженным и невооруженным грабителям стало невмоготу. Оккупантам припекло пятки. Козлы в чужом огороде заметались. Они поняли, что им придется расплачиваться. По крупному счету. Наиболее дальновидные поняли, что пора сматывать удочки. По крайней мере это может сохранить шкуру. Но и бежать не так просто. На дорогах красные партизаны, рельсовая война. В небе все больше и больше быстрокрылых птиц с красными звездами. Взрываются поезда.

А чем они гарантированы, что и сейчас на их головы не полетят бомбы? Поэтому они так испуганно жмутся в кучу, вздрагивают от малейшего громкого звука. Говорят больше шепотом.

— Варварская страна,— шипит вертлявый, в надвинутом на лоб котелке мужчина.— Здесь живут какие-то дикие люди. Не дают спокойно уехать даже честному коммерсанту. Сегодня, представьте, еду на вокзал и вдруг — камень! Так и просвистел возле уха.

«Честный коммерсант» сидит на горке чемоданов и чемоданчиков. Приехал в Минск с одним рюкзачком. Увозит ковры, гардины, бобровые шкурки, хрусталь, отрезы сукна и шерсти. Золотые коронки он положил в портфель, который прижат к груди.

— Камень... Лучше камень, чем пуля,— утешает его сосед.— В последние месяцы много немцев застрелено прямо на улицах. Мой друг Арнольд Гупке хотел проехать из Минска в Вильно — шоссе непроезжее. Уверяю вас, что и на Барановичи нам не выбраться, если наш эшелон не прикроет сильный военный эскoрт.

— Обычный эскoрт не поможет,— замечает пожилой немец в очках.— Тут нужны танки. Читали в «Минскер цейтунг», что сделали партизаны с минской областной администрацией? Надо полагать, что военный эскoрт их сопровождал. И всех перебили.— Он захватывает в рот новую порцию воздуха и, загибая пальцы, начинает перечислять: — Убиты областной комиссар Людвиг Эренлейтнер, правительственный инспектор Генрих Клозе, начальник областной жандармерии оберлейтенант Карл Калла, обервахтмейстеры Вальтер Погарелль, Карл Зандфос и Август Штрассер, хозяйственные руководители Франц Так, Фриц Шульц и Гюнтер Бенневиц...

Пальцев на руках не хватило.

— А наша полиция безопасности и СД! А охранная полиция... Наконец карательный корпус СС! — вертится на чемоданах, будто это горячие угли, коммерсант в котелке.— Как они допустили, чтобы...

— Тсс!.. Тише! — испуганно обрывают его соседи.— Добропорядочному немцу не пристало так рассуждать. За нас думает фюрер...

Все замолкают, как по команде, подозрительно оглядывают друг друга, озираются по сторонам. Не хватало еще попасть на заметку агентов тайной полиции! Те не будут церемониться, не посмотрят, что перед ними почтенные отцы бюргерских семейств, биржевые игроки, маклеры, а говоря проще — обыкновенные немецкие авантюристы, любители поживиться за чужой счет, половить рыбку в мутной воде. На их одутловатых, помятых лицах выражение собачьей преданности «любимому» фюреру. В душах — смятение и затаенная озлобленность.

«Фюрер, фюрер... — чертыхается про себя владелец чемоданов и чемоданчиков.— Фюрер далеко. Сидит где-нибудь в своем бронированном бункере. С него, как с гуся вода. А что делать ему, обладателю с такой опасностью добытого багажа? Такие страхи кругом рассказывают...»

— В городском театре была заложена неизвестными мина,— доносится до его слуха чей-то хрипловатый басок.— Тридцать убитых, сто раненых...

— ...бомбы в солдатском кино, в офицерском общежитии.

— ...слетел под откос эшелон.

— ...самолеты взорвались в воздухе.

Нервный тик перекосил коммерсанту щеки. Нет, так он больше не выдержит. Скорей бы подавали состав. Страшно сидеть в полутемном зале. Может, и сюда пробрались подпольщики, поставили мины... Надо пойти, сказать, чтобы проверили снова. Надо...

Оглушительный грохот прерывает его размышления. Гаснут последние лампочки. Едкий дым застилает глаза. На спину сыплется штукатурка. Спасая награбленное имущество, он, растопырив руки, грудью падает на чемоданы и чемоданчики. Портфель, набитый золотыми коронками, тяжело шлепается у судорожно бьющихся ног.

До глубокой ночи набежавшие жандармы, солдаты СС, полицаи разбирают обломки. Вытаскивают из-под груды обожженного кирпича, покореженных балок, перевернутых и разбитых скамеек убитых и раненых. Чемоданы убитых немцев, «мирных» — теперь уже точно — буржуа откладываются на чистое место. Их по нескольку раз пересчитывают, сортируют, оклеивают аккуратными ярлычками. В мире, куда отправились их хозяева, ни золото, ни ковры, ни шкурки белорусских бобров не понадобятся. Эти вещи найдут теперь новых владельцев. Пока они безмятежно похрапывают, завалившись на чужие койки, накрывшись чужими одеялами, в квартирах, захваченных у законных хозяев.

Высокопоставленных чинов гитлеровской военной и гражданской администрации города будить не стали. Зачем лишний раз портить нервы начальству? Здесь бухает ежедневно. Минск!

Не знаю, какими были лица у гитлеровцев, когда они узнали подробности этого взрыва, но у нас в Жуковке ребята ходили с сияющими глазами. Отлично провели операцию на вокзале 24 августа подпольщики группы Галины Сасиной! Было убито 22 немца и 2 немки. Пусть призадумаются все, кто рассчитывает грабить и терзать наш народ. Поплатятся головой.

У Гали это не первая диверсия. Еще раньше вместе с Андреем Мирошкиным она взорвала два паровоза в депо, с помощью натяжной мины устроила взрыв немецкой передвижной кухни, как раз в то время, когда фашисты с подошедшего эшелона получали обед.

Подпольщики пустили под откос несколько вражеских поездов, подрывали и сжигали цистерны с бензином. Теперь Гале Сасиной предстояло новое, еще более ответственное задание. Мы хотели сориентировать ее группу на работу в авиационных частях противника. Аэродром! Вот куда должна пойти «на службу» к фашистам Галя.

Прежде чем принять такое решение, мы в горкоме долго совещались, обсудили все наши возможности. Мнение оказалось единодушным: лучше Галины Сасиной кандидатуры не подыскать.

Дочь слесаря, рано осиротевшая, Галя вступила в Ленинский комсомол в 1938 году. Еще будучи в школе, девушка проявила себя способным, талантливым орга-низатором молодежи. В подпольную работу против немецко-фашистских захватчиков она включилась с первого дня оккупации Минска, действовала всегда смело, решительно. Жила Галя с матерью и сестрой на улице Чкалова, 48, хорошо знала район аэродрома, подходы к нему. И было у Гали еще одно качество, которое при исполнении нашего поручения нельзя было не учитывать. Галя Сасина располагала к себе людей. Общительная по натуре, веселая, чуткая, она быстро находила с ними общий язык, вызывала на непринужденную беседу. В то же время Галя была очень осторожна, никогда не поступала опрометчиво и поспешно.

А на аэродроме к этому моменту обстановка для нас складывалась благополучно. Немцы несли на фронтах огромные потери. Чтобы заткнуть бреши, фашисты под метлу подчищали тылы. Все более надежные части направлялись на передовые позиции. Взамен их гитлеровцы вынуждены были ставить войска «союзников». Так почти целиком фашисты заменили охрану аэродрома с немецкой на словацкую. Тут-то и должна была проявить себя комсомольско-молодежная подпольная организация «Убей фашиста!». В задачу молодогвардейцев входило привлечь словаков на свою сторону и с их помощью получить доступ к истребителям и бомбардировщикам «люфтваффе».

Мы вызвали Сасину в горком комсомола, подробно рассказали девушке о нашем плане.

— Это же превосходно задумано! — тряхнув густыми каштановыми кудрями, воскликнула Галя.— Как обрадуются мальчики и девчата, получив такое задание! Сделаем все, чтобы гитлеровские стервятники пореже поднимались в воздух. Пусть лучше взлетают на воздух.

— Но будь осторожна, Галинка,— еще раз предупредил девушку Борис Мерзликин.— Поручение очень важное и... очень опасное. Случись один провокатор, сама понимаешь, какой конец...

Галя на минуту прикрыла глаза. Длинные золотистые ресницы чуть заметно затрепетали. Какой конец? Можно представить. Видела. Фашисты умеют истязать и вешать. Как ту женщину, что читала газету «Правда». Как тех мальчишек, что, бегая по городу, расклеивали листовки. Но пусть не радуются палачи, всех не перевешать. Праздник будет на нашей улице. На нашей!

— Я все понимаю, товарищи,— произносит девушка со спокойной уверенностью.— Мы выполним поручение комитета. Ну, а если придется рискнуть? Как же можно без риска...

Прошло несколько недель, и в горком комсомола начали поступать от Галины Сасиной новые сообщения. Комсомольцы утвердились среди обслуживающего персонала аэродрома. Галя встретилась со словаками. Вокруг Сасиной образовался многочисленный кружок солдат и офицеров немецких «союзников», которые готовы были с оружием в руках перейти на сторону партизан.

...16 октября рвутся мины под самолетами, выведенными на стартовую дорожку. 4 бомбардировщика и 2 истребителя изуродованы так, что их больше не соберешь.

...21 ноября превратились в груду исковерканного металла десять фашистских «юнкерсов».

Но связная Мария Субботко принесла и другую весть. Она предупредила, что за Галей Сасиной гитлеровцы уже наладили слежку. Горком комсомола дал указание: Галине Сасиной работу на аэродроме свернуть и немедленно уходить в Жуковку. Передать этот приказ мы поручили Марии Субботко, которая тотчас пошла на явку подпольной организации «Убей фашиста!». По нашим расчетам Галина Сасина должна была быть в Жуковке дня через два. Но ни на третий день, ни на десятый она в горкоме комсомола не появилась. Не вернулась к нам и Мария Субботко.

Нашу связную фашисты задержали в деревне Паперня. При обыске на возу у Марии немцы нашли оружие. Фашисты страшно мучили отважную патриотку, пытаясь дознаться, с кем она связана по подполью. Мария Субботко не проронила ни слова. Только когда ее повели на расстрел, она обернулась к своим палачам и, гордо выпрямившись, бросила им в лицо:

— Страшитесь, гады! Судить вас будет мой свободолюбивый народ. Да здравствует Советская Родина!

Залп гитлеровцев оборвал жизнь героини. Свершилось еще одно преступление. А Галина Сасина? Что стало с ней?..

...Компанифюрер СД Миллер пошевелил угловатым плечом, заерзал на стуле. Что бы там ни болтали его завистники, а в этой нашумевшей истории он проявил недюжинный ум и талант. Без его прозорливости, опыта, без его способностей распутывать самые хитрые узлы следствия эти мелкие сошки, привыкшие больше наушничать да напиваться, никогда бы не раскопали, куда уводят следы.

В опрокинутом автомобиле оказался только один офицер, начальник охраны аэродрома Милош Белек. Этот словак посмел оказать эсэсовцам жесточайшее сопротивление. Он застрелил всех, кто пытался его схватить, а потом пустил себе пулю в лоб. Шеф СД постарался бы развязать язык этому словаку. Ах, если бы он заговорил! Ему было о чем рассказать. Нет сомнения, что это при его непосредственном участии бежала к партизанам большая группа словацких солдат, что это он связался с минскими подпольщиками и помогал им взрывать боевые машины фюрера. Отстреливаясь, словацкий офицер хотел прикрыть отступление тех, кто ехал с ним вместе в машине. И он прикрыл их. Они бежали. А кто их нашел? Он — СД компанифюрер Миллер!

Следователь склоняется над столом, выводит каллиграфическим почерком:

«В полицию безопасности и СД

Отдел 5Д

СС — штурмбанфюреру

господину Клингельхоферу

Обвинительное заключение

по делу подпольной комсомольской подрывной группы Галины Сасиной.

Я, компанифюрер Миллер, просмотрев следственный материал по делу подпольной комсомольской подрывной группы, возглавляемой Г. Сасиной и руководи-мой горкомом комсомола, находящимся в д. Жуковка, установил следующее...»

Миллер откидывается на спинку стула, ощупывает руками подбитую ватой грудь. Как придется сюда орден! Скажем, рыцарский крест. С мечами. Что ж, он, Миллер, достоин за это дело высокого ордена. Впрочем, он согласен на железный крест с дубовыми листьями. Или без листьев. Просто крест. Крест...

Миллер вздрагивает. Много, слишком много крестов получили немцы в России! И куда больше березовых, осиновых и еловых, чем маленьких железных крестов. Молчать бы об этом, а газеты трубят. Да какие газеты!

Ну, понятно, писала бы об этом «Звязда». Она большевистская. А то и «Минскер цейтунг» — газета оккупационных властей выдала секреты. О чем думает Шротэр! Начальник отдела пропаганды и печати генерального комиссариата совсем из ума выжил. Разрешил опубликовать количество немцев, павших в Минске от рук партизан и подпольщиков. А цифра немаленькая. За 1600 человек перевалило! И кто знает, не уготовано ли местечко на Минском кладбище и для него, Миллера?

Следователь оторвался от бумаг, натиснул кнопку звонка.

— Введите арестованную,— приказал он младшему офицеру.

При виде связанной избитой жертвы Миллер повеселел. Кресты уплыли на задворки сознания, уступив место привычному ощущению собственной власти над арестованными.

— В августе вы ходили в Жуковку, встречались с Николаем и Борисом. Какие получили от них задания?

На лице девушки не дрогнул ни один мускул. Она даже не поворачивает головы в сторону следователя, как будто стоит у стола не Миллер, а огородное пугало.

— Не упирайтесь, Галина Сасина,— начинает наливаться злобой фашист.— Мы знаем все. Скажите, для кого предназначались винтовки, которые мы изъяли у вас при обыске?

Сасина тихо вздыхает. Ей очень жаль, что это оружие не успели забрать ребята. Немцы его выкопали на огороде. Очевидно, кто-то из фашистских агентов выследил, где оно было спрятано.

— Молчите? — подходит к девушке Миллер.— Тогда я вам кое-что расскажу. В Жуковке вы получили мины и заложили их в самолеты. Несколько мин вы передали Александру Садовскому и Владимиру Лазарчику для последующих диверсий. Затем в Жуковку ходили Соня Картавенко и Владимир Величко, завербованный в вашу подрывную группу Любой Селивановой — связной горкома комсомола. Термитными шарами Величко сжег военно-хозяйственную базу, а полено-мину отдал Нелли Шакаловой. Вы же хотели устроить диверсию в офицерской столовой аэродрома. Взрывчатку мы нашли у Людмилы Величко. Кто передал ей взрывчатку? Ее брат Владимир, получивший взрывчатку от Сони Картавенко. Мы всех выследили. Всех! — Миллер довольно ухмыляется, потирает вспотевшие руки.— Ну что? Будешь теперь отвечать, проклятая большевичка? — срывается он на свой обычный язык и, подпрыгнув, ударяет девушку кулаком в висок.

Ее бьют долго, с ожесточением. Бьют попеременно, чтобы не выдохнуться самим.

Галя уже не чувствует боли. В помутневшем сознании бьется лишь одна жгучая мысль: «Милые, дорогие мальчики и подруги! Как же вы не убереглись от этих гитлеровских палачей?»

Ее отливают водой и снова бьют палками.

— Что ты делала в партизанском отряде имени Захарова? Какие инструкции получила от командира 4-й роты Локтионова? Достать план города? Расположения частей гарнизона? Схему минных полей? Отвечай! — прыгает разъяренным псом возле поверженной девушки Миллер.— Молчишь? А-а-а!!!

Галя Сасина уже не стонет. Ее выволакивают за двери, швыряют на каменный пол каземата.

Миллер снова берет в руки перо. Руки колотятся, садят кляксы. Следователь в злобе рвет испорченный лист, начинает писать заново.

Звонит телефон. Компанифюрер СД снимает с рычага холодную трубку, прикладывает к заросшему рыжей щетиной уху и вскакивает, как ужаленный.

— Что? Опять бухает? — переспрашивает он.— Взрыв в районе аэродрома?

Миллер бессильно опускается на отодвинутый стул. Колени его дрожат.

— Майн гот! — шепчет он в бессильной ярости.— Сколько же их, подпольщиков? Сотни, тысячи?..

В маленькое, злобное сердце хорька вползает страх.

<< Назад

Вперёд >>