Николай Кедышко стоял у воронки. Еще утром у него был дом. Теперь на месте дома чернела глубокая яма, дымились обгоревшие бревна. Хорошо, что родные спрятались от бомбежки в щель, выкопанную на огороде. Всех могла похоронить под обломками фугаска.

— Что будем делать, сынок? — подошла к Николаю мать. Осунувшаяся, постаревшая за эти страшные дни на несколько лет, она не скрывала своего отчаяния. Ее руки дрожали, по щекам, смывая сажу и пыль, скатывались ручейки слез.

Кедышко обнял мать за плечи. Что он мог ей ответить? Ясно пока одно: нужно уходить на восток, к своим пробиваться. Его возьмут в Красную Армию, дадут винтовку. Он будет бить фашистов, с оружием в руках защищать Родину.

Начались лихорадочные сборы в дорогу. Даже десятилетняя Галочка, младшая сестра Николая Кедышко, помогала укладывать в корзинку рубашки, платьица - все, что удалось вырвать из огня. На рассвете Кедышко покинули город. Но танковые дивизии Гудериана и Готта уже отрезали пути отступления населению, окружили белорусскую столицу.

Кедышко вернулись на пепелище. Николай принял решение строить дом заново.

— Новый дом? — ахнула Вера Павловна, мать Николая Кедышко. Намерение сына показалось ей неправдоподобным, желание — несбыточным.

— Да, мама, будем строиться, — стоял на своем Николай. — Сами не справимся — соседи помогут, друзей своих позову. Откликнутся, я уверен.

Вскоре на Антоновскую, 9 стали приходить группы юношей и девушек. Помогать Николаю взялись Володя Максимюк, Коля Тараканов, Борис и Нелли Шнитко, Володя Купрейчйк, Галя Пугачева, Володя Недельцев, Ядвига Бересневич и другие товарищи. Всеми работами руководил сам Николай. До Великой Отечественной войны он учился в минском ремесленном техническом училище № 24, получил диплом строителя. Как пригодились теперь полученные в училище знания! Николай и проектирует, и чертит, и кладет кирпичи. Дом получился не хуже прежнего, и, главное, построили его ребята за каких-нибудь полтора месяца.

Это еще не все. Новый дом спланировали по-особенному. Крышу ребята сделали в два настила. Между досками можно прятать оружие, листовки, запрещенные немцами книги. В подвале — замаскированные ниши-колодцы. Это — чтобы поставить радиоприемник, пишущую машинку. Правда, ни оружия, ни радиоприемника, ни пишущей машинки пока у Кедышко нет. Однако юноша твердо уверен: все в скором времени будет. Начнет жить и организация, которую он задумал создать, как только возвратился в Минск после неудачной попытки пробиться из города.

В первую подпольную группу Николая Кедышко вступили молодые строители дома. Общими усилиями ребята собрали радиоприемник, достали, как и рассчитывал Николай, пишущую машинку. На Антоновской, 9 снова зазвучал голос Москвы. Подпольщики слушали передачи Большой земли, записывали их и размножали по городу.

Вторую группу Николай Кедышко создал на Серебрянке, где работал на строительстве ветеринарной лечебницы вместе с Марией Зубченок и ее братом Георгием. Кроме них в группу вошли Тамара Макасевич, советский офицер Герман, освобожденный Кедышко из фашистского плена, и Лидия Скуратович. Лида закончила медицинские курсы и устроилась на аптечный склад гебитскомиссариата. Через нее подпольщики получали бинты, риванол, йод, стрептоцид, бриллиантиновую зелень и другие медикаменты, необходимые для лечения раненых и больных.

Особенно выросла и окрепла организация после того, как Николай Кедышко связался с ребятами Бондаревской улицы и Стадионного переулка. Здесь, неподалеку от 19-й школы, жили Август Головацкий, братья и сестра Домбровские, Леонид и Мария Ярош, Владимир Трушко. Они знали друг друга с детства, занимались вместе в одной школе и крепко дружили. Впоследствии они, а также их товарищи составили ядро подпольной комсомольской организации «Андрюша» и вписали бессмертные страницы в историю героической борьбы минских молодогвардейцев.

С Николаем Кедышко ребята Бондаревской улицы познакомились тоже в довоенное время. Познакомились на почве общего увлечения спортом. Кедышко играл с ними в футбол, занимался легкой атлетикой. Высокий, сильный и ловкий, он нередко выходил победителем в кругу сверстников, но всегда держался скромно, не кичился своими победами. Его любили и уважали.

Предложение Николая вступить в подпольную организацию для борьбы с немецко-фашистскими захватчиками бывшие ученики 19-й школы встретили с огромным восторгом. Кое-какой опыт в этом отношении у них уже был, а некоторые из ребят, как, например, Володя Трушко, успели побывать в застенках гитлеровской полиции. Вот как это случилось.

По соседству с Володей жил коммунист Лев Дремлюк. Юношу он знал многие годы, доверял ему, и когда Минск оккупировали фашисты, он откровенно намекнул пареньку, что готов привлечь его к участию в подпольной работе. К группе присоединились друзья Трушко комсомольцы Ваня Ивашкевич и Михаил Книжников. На квартире Володи по Бондаревской, 13 друзья прятали от немцев печати, которыми пользовались для подделки аусвайсов, справок, паспортов, необходимых подполью. Изготовлял такие печати по образцам документов местной управы Михаил Книжников, гравер и художник типографии Дома печати.

Была у комсомольцев и рация. Подпольщики сняли ее с подбитого танка. Ваня Ивашкевич и Лев Дремлюк перевезли передатчик на квартиру Трушко. Сделали это они очень хитро. Посадили на детскую колясочку племянницу Володи, под одеяло рядом с девочкой поставили рацию и покатили средь бела дня прямо на Комаровку. Немцы только дивились усердию и заботливости «нянек» и громко ржали, когда «няньки» в мужских брюках беспомощно переглядывались, не зная, как утешить плачущего ребенка.

На Бондаревской, 13 их встретила мать Володи Эмилия Васильевна Ритман. Немка по национальности, она выросла в Советской России и, как все честные люди, всей душой ненавидела гитлеровцев. К приходу подпольщиков она успела выкопать под печкой яму для передатчика, придумала, как замаскировать тайник.

Яму с передатчиком накрыли плотной деревянной крышкой, подсыпали наверх соломы, песку, напустили кур.

— Ни в жизнь фашистам не догадаться, что спрятано под печкой, — торжествовал Володя Трушко.

Спустя неделю подпольщики подготовили рацию к действию. Антенну ребята вывели в трубу, и молоденький радист, которого привел откуда-то Лев Дремлюк, сделал несколько сеансов радиопередач.

Однако вскоре подпольщики столкнулись с проблемой питания рации. Надо было срочно доставать аккумуляторы. Володя Трушко разыскал их на разби-том складе среди брошенного военного имущества. Юноша очень обрадовался такой удаче. Но дело сорвалось. Когда Володя переносил аккумуляторы к себе домой, началась облава. Трушко задержали полицаи. Улики были слишком убедительными, чтобы отпираться.

— Я нашел эти вещи на свалке,— заявил Владимир Трушко полицаям. — На что они годны, не имею понятия. Взял для того, чтоб обменять находку на хлеб.

Конечно, юноше не поверили. В доме Трушко гитлеровцы устроили обыск. Как благодарил потом он свою мать за ее находчивость и смекалку! Фашисты ничего не обнаружили при обыске. Но кур перерезали, а Володю арестовали и увели на Логойский тракт во 2-й полицейский участок. Спасло юношу то, что его мать Эмилия Васильевна превосходно владела немецким языком. В участке это произвело впечатление. Дежурный офицер любезно подвинул женщине стул, пригласил сесть.

— О, мы с вами быстро найдем общий язык, фрау Ритман, — заговорил он без обиняков. — Вы сможете получить у нас хорошее место, жилье, обильный паек. Чем вы занимались в этой мужицкой России? Какая у вас специальность?

— Я работаю прачкой, господин лейтенант, — ответила мать Володи.

Офицер скривился.

— Фи! Прачкой... Впрочем, ничего лучшего культурному человеку большевики предложить не могут. Сами ходят в лаптях и овчине. А Великая Германия умеет ценить настоящих людей и щедро оплачивать их услуги.

— Как, например, ваши, господин лейтенант, — с иронией заметила Эмилия Васильевна.

Офицер не понял.

— Да, как мои, как всех тех, кто защищает «новый порядок», следуя указаниям нашего любимого фюрера, — подтвердил он. — Вы, фрау Ритман, можете рассчитывать на многое, если... если...

— И что я должна буду делать? — притворилась непонимающей Володина мать.

— Не полоскать вшивое белье большевиков и евреев, а больше слушать, смотреть и запоминать. Ваша информация поможет нам быстрее вырвать многие шипы из здорового тела.

Эмилия Васильевна медленно встала, отодвинула стул. Надо решительно оборвать этого молодчика. Не дать ему возможности запутать ее в сети, из которых потом не вырвешься. Но сделать это следует так, чтобы фашистский офицер не разгадал ее истинных чувств и мыслей.

- Боюсь, я не оправдаю ваших надежд, господин лейтенант. Сами видите, едва на ногах стою, — как бы извиняясь за свою слабость, ответила гитлеровцу Эмилия Васильевна. — У меня рак.

Ритман действительно была очень больна, только не раком. Еще до войны врачи поставили ей диагноз: язва желудка. Лечили Эмилию Васильевну в лучших советских больницах, опытнейшие специалисты. Женщина могла жить, но теперь никто не оказывал помощи больной. Оккупантов не интересовали такие вопросы, как здравоохранение. Мать Володи сразу почувствовала себя плохо. Усилились резкие боли в желудке, особенно после приема пищи, тошнота. Она очень похудела, от слабости и головокружений падала в обморок. И все-таки она находила в себе силы помогать сыну и его товарищам по подполью. Но служить врагам?.. Никогда! Какие бы райские блага они ни сулили в будущем. Лучше смерть, чем предать сына, его друзей, Советскую родину.

Офицер сразу переменился. От его напускной любезности не осталось и следа.

— Хорошо, я вас пока не неволю, — поджал он сухие тонкие губы. — Идите и поразмыслите, что вам удобнее: полоскаться в грязном корыте или послужить Великой Германии. Сына вам отдаю, так как надеюсь, что вы одумаетесь.

Он подошел к двери, крикнул в коридор:

— Эй, кто там! Ганс? Приведи-ка сюда мальчишку. Ввели Володю. Увидев мать, юноша побледнел.

У Эмилии Васильевны сжалось сердце. Фашистские палачи умели истязать свои жертвы. Лицо Володи заплыло от кровоподтеков.

— Забирайте его, фрау Ритман. Видите, мы люди культурные, обошлись с ним довольно гуманно. Надеюсь, мы поняли друг друга? Жду вашего решения.

И он проводил их долгим многозначительным взглядом, в котором нельзя было не заметить затаенной угрозы.

Только вырвавшись из мрачного кабинета гитлеровского служаки, Эмилия Васильевна почувствовала, чего стоило ей это испытание. Еще минута, и она могла бы сорваться. Чувство негодования переполнило ее до краев. Эти мучители говорят о какой-то культуре, гуманности! О Германии! Какой Германии? Есть Германия Гете, Шиллера, Баха, Германия великих мыслителей и ученых, Германия Тельмана, борцов за мир и социальную справедливость. И есть Германия мелких лавочников, денежных мешков, погромщиков и убийц, шулеров от политики типа Гитлера. Не им определять судьбы немецкой нации, строить ее будущее.

В тот же день Эмилия Васильевна предупредила товарищей Володи о грозящей опасности. Безусловно, дом будет взят под наблюдение. Подпольщики переменили явку, унесли добытое группой снаряжение и оружие на другую квартиру. Но работы подпольщики не прекращали.

Но вскоре Володя остался один. Эмилия Васильевна умерла. В лапы полиции безопасности и СД попали Ваня Ивашкевич и Михаил Книжников. Лев Дремлюк тоже был вынужден уйти из города. Впоследствии он стал командиром специальной диверсионной группы.

Горе и неудачи не сломили Володю. Он стал готовить себя к новым боям против ненавистных захватчиков. На квартире своего школьного друга Леонида Яроша он встретился с Николаем Кедышко.

Организация Николая Кедышко быстро росла. Молодые подпольщики были разбиты на отдельные группы. Координировал и направлял их действия боевой штаб «Андрюши». В его состав кроме Николая Кедышко вошли Виктор Авчаров, Леонид Домбровский, Август Головацкий, Ядя Бересневич, Виктор Михневич, Павел Сиротин, Леонид Ярош, Л. Володько, Анатолий Тарлецкий. Начальником штаба ребята избрали Виктора Авчарова. На квартиру Виктора Авчарова, а он жил на Могилевском шоссе, 56-а, кв. 2. подпольщики перенесли с Антоновской, 9 радиоприемник, 4 пишущих машинки, оружие, боеприпасы, взятые у врагов мундиры, которыми при случае пользовались молодогвардейцы. Был у подпольщиков даже несложный типографский станок. Но листовки на нем печатались редко. Станок сломался, а отремонтировать его ребята не сумели.

Связными подпольной организации стали работать сестра Николая Надя, его тетя Мария Павловна Климович, Валентина («Влада») Домбровская. Паролем минских молодогвардейцев стали слова популярной в то время песенки: «Пой, Андрюша, так, чтоб среди ночи...» Отзывом на пароль: «Промчался ветер, кудри теребя!» Эту песню мастерски исполнял Николай Кедышко на вечерах молодежи, подыгрывая себе на гитаре.

Организация установила прочную связь с Минским подпольным горкомом комсомола, получала от него необходимые инструкции, взрывчатку, антифашистскую литературу, листовки. Руководители штаба связались и с другими подпольными комсомольско-молодежными организациями города. На Выставке — с боевой группой братьев Гурло, на Громадской улице — с Александром Велюжиным, который возглавлял группу «Адам», на Быховской улице — с комсомольцами из организации «Тамара». Несколько диверсий они провели совместно, а Ядя Бересневич, возглавлявшая группу «Тамара», являлась одновременно и членом штаба «Андрюша».

Шел 1943-й год. Гитлеровцы усилили репрессии против мирного населения, бросали все новые и новые войсковые части на подавление партизан. У народных мстителей на счету был каждый патрон, каждая винтовка. Трудно было с медикаментами и одеждой. Горком комсомола поставил перед Кедышко задачу провести в Минске операцию по изысканию оружия и боеприпасов.

— Винтовки можно взять в нашей школе, — предложил на заседании штаба Леонид Домбровский. — В подвале их целый склад. Сам видел.

В школе № 19 фашисты устроили для себя нечто вроде комбината бытового обслуживания. Тут чинили старое, шили новое обмундирование для немецких солдат, ремонтировали обувь, стирали белье, простыни. На втором этаже жили солдаты охраны. В подвальном помещении школы, оборудованном под бомбоубежище, немцы держали запасы оружия. В эти мастерские в качестве сапожников, швей, прачек устроились молодые подпольщики. Август Головацкий, Леонид и Влада Домбровские, Анатолий Тарлецкий, Владимир Трушко, Виктор Михневич, Мария Ярош и другие. Они изучили расположение складских помещений, график дежурств охранников, подпилили оконную раму, чтобы можно было ночью проникнуть в школу.

— Самый опасный гад в мастерских — это рыжая Утка, — предупредил штаб Леонид Ярош. — Так и глядит, кого бы подкараулить. Стукнуть надо фашиста.

С мастером по прозвищу Утка у Леонида Яроша были особые счеты. До этого Леня тоже работал в школе. Юноша таскал немцам воду, колол дрова, а потихоньку поливал готовые сапоги и мундиры кислотой. Не один мундир с помощью Яроша перекочевал на явку подпольщиков.

Но однажды Леонид попался. Мастер Утка поймал паренька с поличным, когда тот заталкивал мягкий немецкий свитер в кастрюлю, чтобы тайком вынести из мастерских, и передал паренька в СД. Яроша вывезли в Тростенец, бросили избитого в кровь юношу за колючую проволоку.

Здесь, в Тростенце, уже находились тысячи минчан, обреченных на мучительную, страшную смерть. Преимущественно это были дети, старики и женщины. Стон, крики, рыдания, выстрелы пьяных фашистов не прекращались круглые сутки. Ослабевших от голода, больных, замученных пытками людей гитлеровцы свозили к широким ямам, сталкивали вниз и с хохотом стреляли из автоматов в спины лежащим. Когда ямы до краев заполнялись трупами, фашисты подгоняли гусеничные тракторы.

Тяжелые машины утюжили трупы, утрамбовывали набитые ямы.

Леонид в ужасе закрывал глаза, затыкал пальцами уши. Вот оно — звериное лицо фашизма! Это треск человеческих костей, душераздирающие крики и стоны мучеников. Это кровь, кровь, кровь!

Как-то в полдень фашисты провели мимо Яроша группу женщин. Многие из них держали на руках малолетних детишек. Когда женщин подвели к яме, одна из них вырвалась из кольца гитлеровцев и, прижимая к груди ребеночка, побежала по полю. За ней погнался верзила в форме эсэсовца. Он бежал, пригнув лобастую голову, размахивая тонкими, длинными, будто грабли, руками. Леониду почудилось, что это делает прыжки дикий орангутанг, покрытый густой рыжей шерстью, — так низко за колени цеплялись руки фашиста, так неестественно он выгибался и крутил подстриженной головой.

У стоявшей неподалеку на поле машины гитлеровец догнал-таки женщину. Но он не схватил ее. Он вырвал из рук матери ребенка, подбросил худенькое, синеватое тельце в воздух и, поймав его на лету, ударил дитя головой о кузов грузовика. Потом, отряхнув трупик от крови, фашист растянул его на руках и, ощерившись, переломал мертвому ребеночку позвоночник на своем угловатом, обтянутом черным сукном колене. Изуродованный трупик фашист бросил под ноги матери.

Женщина не закричала. Она лишь широко раскрывала судорожно искривленный рот, как задыхающаяся на песке рыба. Глаза ее помутнели. Тихонько засмеявшись, потерявшая рассудок мать опустилась на колени, потом легла рядом с истерзанным телом младенца. Она ласкала его, нашептывала ему самые нежные слова. Те слова, которые слыхала сама в свою счастливую пору детства.

Фашист выстрелил ей в затылок.

Леня Ярош упал на землю, прижался пылающим лицом к пожелтевшей траве. Жить? Да, теперь он особенно хотел жить! Ему нужна была жизнь! Мертвый он не сможет рассказать людям о том, что увидел, и, главное, не сможет убивать этих людоедов. А гитлеровцы — людоеды! Их нельзя оставлять среди людей. С ними нельзя дышать одним воздухом, жить под одним солнцем. Бежать! Бежать из лагеря, пока фашисты не потащили ко рву, чтобы застрелить, как котенка, пока не повезли к той печи, что день и ночь дымит на опушке леса и к которой немцы проложили даже специальную ветку.

Тошнотворный запах густого, черного дыма, что с новой силой повалил из печной трубы, ударил в нос, закружил юноше голову, оставил во рту какой-то приторно-сладковатый привкус. Люди горят! Гитлеровцы жгут людей!

Леонид Ярош обхватил руками горячую голову, покатился по земле. Открыл глаза. Что это? Проволока! За ней свобода, жизнь! Она нужна ему, чтобы бороться, чтобы отомстить этим извергам. Сполна. За все! Двенадцать километров, если идти по шоссе Могилев — Минск, отделяют его от родных и близких, от верных боевых друзей. Они его не забудут, придут на помощь.

— Ленечка!

Это голос Марии. Сестра! Ярош осторожно осматривается. Часовых поблизости нет. Маленькая фигурка девочки прижалась к полосатому столбу. За проволоку летит сверток. Одежда!

— Там и документы для тебя, — шепчет Мария Ярош. — Ребята побеспокоились. Ждут. А часового не бойся. Сняли!

Ярош подползает к ограждению, пролазит под проволокой. Неподалеку редкие кустики. Тут и друзья. Они окружили его, что-то говорят, торопят с переодеванием. Леня слушает плохо.

— Вся моя жизнь, каждый удар моего сердца принадлежат тебе, Родина! Только борьба! Только беспощадная борьба с врагами! До последнего дыхания! До победы! — повторяет и повторяет Ярош.

Он не может не повторять эти слова. Он знает, что проклянет себя сам, если дрогнет перед фашистами, отступится, забудет все, что видел. И не будет ему покоя до тех пор, пока хоть один фашист топчет родную землю.

Идти за оружием в школу Леонид Ярош вызвался первым.

— Начнем с Утки, — потребовал Леня. В его чер-ных, как у цыгана, глазах — негасимая ненависть и решимость.

Николай Кедышко надолго задумался. Потом подошел к Ярошу, обнял друга за плечи.

— Понимаю тебя, Леня, понимаю... Утку надо убрать. И уберем. Но сначала — оружие. Без винтовок с фашистами не повоюешь.

На задание уходят Володя Трушко, Леонид Домбровский, Максим Зеляев, Август Головацкий и Леонид Ярош.

Фашисты упились самогоном. Август, Ярош и Володя Трушко бесшумно сняли намеченную заранее раму, полезли в окошко школы. Остальные товарищи во главе с Кедышко остались снаружи: в случае опасности они поспешат на выручку.

За какие-нибудь полчаса подпольщики вынесли из здания школы 26 винтовок, 5 автоматов, пистолеты, ящик с патронами, тюк одежды. Заглянули ребята и в каморку, где храпел, приняв лошадиную дозу спиртного, Утка.

— Спит, подлюга! И лампу не погасил, — кинулся к постели фашиста Леонид Ярош.

В соседней комнате кто-то закашлял, забормотал. Ярош опустил руку со взведенным пистолетом.

— Эх, жаль,— вздохнул он,— нельзя поднимать шуму...

Внезапно его глаза загорелись по-озорному.

— Август! Володя! Ищите карандаш и бумагу!.. Пристроившись у изголовья спящего немца, ребята начали сочинять записку. Подбирали слова поострей, позанозистее, такие, чтобы у Утки поутру перехватило дыхание и пропал аппетит и сон. Здорово получилось! Не хуже, чем у запорожцев, что турецкому султану писали. Записку прикололи к подушке мастера и, едва сдерживаясь от смеха, потихоньку вышли. Личное оружие гитлеровца Ярош забрал с собой.

— Не раз икнется криволапому! — подмигнул друзьям Леонид Ярош, когда ребята выбрались из здания школы. — А наши стежки-дорожки еще скрестятся.

Леонид погрозил кулаком и нырнул в тень старых шатровых тополей и берез.

Оружие, которое взяли у оккупантов молодогвардейцы, мы доставили на базу партизанского отряда «Смерть фашизму».

— Молодцы подпольщики, — с удовольствием отметил Володя Лебедев, принимая винтовки и автоматы. — Мальчики стали орлами!

В начале августа горком комсомола получил донесение из штаба «Андрюши». В нем перечислялись операции, проведенные минскими молодогвардейцами против немецко-фашистских захватчиков за последнее время. В частности, сообщалось и о диверсиях на хлебозаводе «Автомат». Проводил их сам Николай Кедышко. Юноша нанялся на завод в качестве экспедитора, сумел войти в доверие к хозяевам предприятия.

— Выслуживается, — брезгливо отворачивались от паренька рабочие.

Кедышко молча глотал обиды. Что он мог сказать честным людям? Они ведь не могли заглянуть ему в душу, а он не мог, не имел права раскрыться. Ходил по заводу угрюмый, замкнутый и с еще большим рвением старался выполнять приказания мастеров.

А потом для непосвященных началось непонятное. То в одном, то в другом цехе ломалось технологическое оборудование, сгорели четыре электромотора, остановился конвейер для подачи теста, испортились тесто-мешалка, тестовыбрасыватели. На заводском дворе взлетели на воздух и сгорели три хлебных автофургона. В общей сложности завод простоял почти 90 дней.

Полиция безопасности и СД перетрясли всех рабочих, имевших хоть какое-нибудь отношение к аварийным механизмам. Электриков немцы взяли под особое наблюдение, экспедиторов тоже. Круг начал смыкаться.

Августовской ночью черный автомобиль СД остановился у домика на Антоновской, 9...

<< Назад

Вперёд >>