- Мики, Мики... - позвал он, и лай прекратился.
Человек подошел к окну и негромко постучал в закрытую ставню. Потом еще и еще раз. Наконец, окно тускло осветилось, и хриплый мужской голос спросил:
- Кто?
- Открой, отец, свои!
- Кто? - переспросил голос.
- Я, Виктор, открой!
Дверь распахнулась. Неяркий свет керосиновой лампы упал на пришельца. На крыльце стоял взлохмаченный, давно не бритый человек без шапки, в рваной куртке.
- Виктор!
Так вернулся Виктор Лянтс в родной дом.
Всю ночь светилось окно на хуторе Лянтсов. Виктор, сидя за столом между отцом и матерью, рассказывал о своих скитаниях за последний год.
В июле сорок первого его призвали в Красную Армию. 28 августа с последним пароходом остатки войск, оборонявших Таллин, покинули горящий город и с трудом добрались до Ленинграда. Потом - глубокий тыл, где формировалась Эстонская стрелковая дивизия. Но воевать не пришлось. Его в составе группы парней и девушек откомандировали в распоряжение штаба КБФ. Там же прошел он подготовку, и 9 июля его выбросили с парашютом в окрестностях Раквере. Десять дней блуждал по лесу. И вот рискнул пробраться в Вихула, домой.
Мать с любовью поглядывала на сына, вытирала слезы. Отец молчал.
- Теперь не знаю, что делать, - сказал Виктор. - Радиостанцию спрятал в лесу. Парашют тоже. Поймают - не сдобровать...
Отец обнял сына за плечи.
- Да, тяжкое это дело, податься в шпионы. И кто тебя тянул туда!?
- Комсомольцем же был. Приказывают, дисциплина!..
- Немцы тоже люди, поймут, - сказал отец, раздумывая вслух, а затем пояснил свою мысль:
- Надо открыться... Забирай-ка из лесу свое имущество и тащи домой. Придумаем, как быть. Заявим в полицию, у них там есть один, мой дружок ...
- Шлепнут, отец, меня за это.
- Раскаешься - не шлепнут, немцы тоже люди...
- Ай, ай, ай, чего натворил, - запричитала мать. - И не сиделось тебе в этом Челябинске...
- Домой хотелось скорее, мама.
- Так ты уж раньше думал об этом? - спросил отец.
- Да не все ли равно, раньше или теперь...
- Нет, не все равно. Это меняет дело... Послушай-ка, сынок, что я тебе скажу... Мобилизовали тебя большевики насильно. Это раз. Хотел остаться в Таллине, но комиссары следили за каждым солдатом, бежать не удалось - два. Дивизия эта эстонская только начала формироваться, и ждать до фронта пришлось бы долго. Потому и завербовался в шпионы, чтобы попасть скорее домой. Это три... Нет, время терять нельзя. Завтра же принесем твое имущество домой и пойдем в полицию с повинной.
- Но ведь все это не так, отец. Когда в самолете легел и потом по лесу скитался целых десять дней, я и не собирался стать перебежчиком. У меня задание, я хотел его выполнить...
- Хозяева твои далеко. А у нас здесь новые хозяева под боком. Деревня Аниквере рядом, а там полиции полно ... России капут, так что надо думать, как смыть свой грех.
- Слушай отца, сынок. Он плохому не научит, - поддакнула мать, подливая в кружку молока.
Виктор прошелся по комнате, глянул в зеркало, потер ладонью рыжую щетину на впалых щеках.
- Надоела эта война, отец. Скорее бы какой-нибудь конец, что ли?
- Конец будет большевикам, сынок. Ленинград, пишут, уже сдался.
- Какого черта сдался, если я оттуда прилетел!
- Ну, скоро, значит, сдадут.
- Устал я, как собака, - зевнул Виктор. - Утро уже...
Мать быстро постелила постель.
- Ложись, ложись, сынок, отдыхай, а там видно будет.
Виктор проспал до полудня. А когда проснулся, увидел перед собой отца. Он сидел у него в ногах и смотрел в упор.
- Понимаешь, сынок, в полицию идти не с пустыми руками надо...
- Рацию и парашют захвачу.
- Я не об этом... Понимаешь, надо кое-что им рассказать, так ты, пожалуйста, вспомни: может, здесь уже кто работает на красных?
- Ну уж нет, отец, я ничего не знаю и знать не хочу... Я же тебе говорил, что готовили нас порознь. Правда, девчонки еще были, с Урала поездом ехали вместе, в Ленинграде встречались.
- Вот-вот, я об этом и говорю.
Виктор вспомнил Эрну, Леэн, Людмилу. В последний раз он встречал их в сквере у Казанского собора. Они шутили над его грустным настроением, а Леэн еще весело крикнула: "Бодрее, Виктор, победа будет за нами!"
Это был день выброски в тыл к немцам. Но девушки ничего об этом не знали.
И еще вспомнил Виктор первую встречу с Леэн. Симпатичная девушка-санитарка из их батальона перевязывала ему порезанный на кухне палец и нарочито серьезно говорила: "Не забудь: первое ранение получил на Урале в бою с картошкой". Девушка засмеялась, и на ее щеках появились едва заметные ямочки. Она тряхнула рыжеватыми волосами, обнажив гладкий, высокий, чуть выпуклый лоб.
Оказалось, он учился с ней в учительской семинарии в Таллине, а не знал ее потому, что она перешла из Тартуской семинарии всего за год до окончания.
... Отец все еще сидел на краю кровати и терпеливо ждал.
- Ничего я не знаю, отец... Может, эти девчонки с Урала по другому делу в Ленинграде.
- Не хитри, Виктор, - строго сказал отец. - Вспомни заранее, чтобы потом не пришлось вспоминать в камере.
Виктор отвернулся к стене и снова уснул.
Несколько дней отец с сыном бродили по лесу в поисках рации и парашюта. Виктор накрепко забыл, где их спрятал. И только на десятый день отец случайно наткнулся на заваленную хворостом яму.
А на следующий день, 30 июля, прихватив с собой антенну от радиопередатчика, запасную радиолампу и пачку немецких денег, Лянтс появился в волостном правлении. Потолкавшись в просторной комнате среди разных посетителей, Лянтс увидел за столом какого-то человека в форме немецкого унтер-офицера и обратился к нему:
- Господин унтер-офицер, я бы хотел поговорить с вами с глазу на глаз.
Унтер-офицер отодвинул в сторону какие-то бумаги, откинулся на спинку стула и удивленно уставился на Виктора.
- С глазу на глаз? - переспросил он. - Говорите здесь! Опять какие-нибудь пустяки...
- Это очень важно, господин унтер-офицер.
- Ну, хорошо, - унтер лениво поднялся, и они прошли в соседнюю комнату. - Что у вас? Давайте побыстрей! - приказал он.
- Господин унтер-офицер, я пришел заявить, что я советский разведчик.
Унтер-офицер резко откинулся назад и молние- носно выхватил из кобуры парабеллум. Затем, чертыхаясь, убрал его.
- Оружие? - крикнул он.
- У меня его нет, - ответил Лянтс, протягивая ему сумку.
- А это что?
- Антенна, радиолампа, деньги.
- Деньги? Это хорошо!.. А ну ни с места!
Не сводя глаз с разведчика, немец позвонил куда-то по телефону и кому-то объявил, что он, унтер-офицер Вальдур Баумгартен, только что поймал опасного советского шпиона и держит его под арестом в волости Вихула.
- Господин унтер- офицер, разрешите уточнить: меня никто не ловил, я пришел сам, для меня это очень важно! - возразил Лянтс.
- Чепуха! Важно то, что я поймал вас с радиоаппаратурой и получу за это награду, а может быть, и повышение по службе.
- Тогда позвольте узнать, где вы меня поймали?
- В лесу.
- Далеко пойдете, господин унтер-офицер!
- Молчать! - взревел немец, расстегивая кобуру.
Только к вечеру к зданию волостного правления подкатил мотоцикл, и в комнату вошли немец в форме офицера службы безопасности и двое полицейских из местного "Омакайтсе". Офицер положил на стол полевую сумку, снял и тщательно протер очки, изредка поглядывая на разведчика.
- Кто вы есть? - спросил он по-русски.
- Я советский разведчик, вернее, был им до девятого июля, господин офицер, - ответил Лянтс по-немецки.
- Вы русский?
- Нет, эстонец.
- Не понимаю. Разве эстонцы воюют против своих друзей? Как это может быть?
- В России много эстонцев, господин офицер, и они собираются воевать с вами...
- О! Об этом я впервые слышу. Это очень любопытно ... Однако приступим к делу.
Офицер достал из сумки пачку бумаги и приготовился писать.
Лянтс рассказал все, начиная с уральского периода. Рассказ его с первых же слов в точности соответствовал плану, который предложил отец. Речь его звучала убедительно, и офицер, кажется, был доволен. Унтер-офицер и полицейские с любопытством поглядывали на человека "с той стороны".
Ночью Лянтса отправили в Раквере в политическую полицию и там посадили в подвал. Прошел день, наступила ночь и лишь на следующее утро дверь подвала открылась и его окликнули по-эстонски:
- Выходи, предатель!
Предатель!.. Лянтс сжался, втянул голову в плечи. Ощутил в груди отвратительную пустоту. Как же так? Свои называют его предателем. И там, должно быть, тоже узнают когда-нибудь о его предательстве. Так чей же он предатель? Немецкий или советский?
Додумать ему не удалось. Два охранника с винтовками повели его на верхний этаж, а затем долго держали в коридоре перед дверьми кабинета следователя политической полиции. Наконец, оттуда вышел тот самый офицер в очках, который допрашивал его в волости, и охранники ввели его в кабинет.
У окна, спиной к вошедшим, стоял немецкий офицер в форме войск СС. За столом сидел следователь из штаба "Омакайтсе". Он кивнул Лянтсу на стул.
Следователь начал с тех же вопросов: как попал в Красную Армию, что такое Эстонская стрелковая дивизия, кто и когда вербовал молодежь в разведшколу, где и сколько времени проходил подготовку, каким самолетом доставлен к месту выброски, почему не явился в полицию сразу же после приземления?
- Я заболел и двадцать дней лежал дома с температурой ...
Только сейчас Лянтс увидел в углу кабинета на кресле знакомую рацию "Север", небрежно прикрытую газетой. Ведь он оставил ее дома, в надежде принести в полицию после. Как же она оказалась в Раквере? Неужели отец поспешил от нее отделаться?
- Виктор Лянтс, я не ожидал от вас лжи... Все было хорошо и вдруг... ай, ай, ай... - спокойно, с улыбкой сказал омакайтсевец. - Допустим, вы забыли, и не будем к этому возвращаться, договорились?
- Да, - ответил Лянтс, опуская голову.
- Ну, вот и хорошо. Итак, вас сбросили девятого июля. Девятнадцатого вы явились к отцу. Десять дней вы собирали в лесу фиалки, не так ли?
Немец, смотревший все это время в окно, резко повернулся и в упор уставился на Лянтса.
- Шифры! - взвизгнул он.
Лянтс дрожащей рукой потянулся к карандашу. Следователь подсунул ему лист бумаги. Лянтс написал четыре колонки цифр, против каждого ряда проставил буквы русского алфавита и протянул бумагу. Следователь тут же передал ее офицеру, и тот, взглянув на нее, спрятал в карман.
- Фамилии разведчиков, с которыми готовились в Ленинграде!
Лянтс еще ниже опустил голову, словно его хотели ударить. Мысли путались. Одно он понял: азбука предательства вела его от буквы "а" до буквы "я". Сейчас он был где-то на полпути этого алфавита. "Расскажу все - и расстреляют. А может быть, помилуют?"
И будто угадав его мысли, следователь сказал тоном лучшего друга:
- Виктор, это все, что от тебя требуется... Вспомни и назови имена тех, кого знаешь по разведке. Пойми, ведь от тебя не требуют невозможного, а этим ты избавишь себя от очень больших неприятностей.
Задушевный тон следователя, а главное последние его слова, окончательно сломили Виктора. Он медленно поднял голову и попросил лист бумаги. Положив его на край стола, поставил слева цифру "1" и задумался.
- Справа от фамилии опишите главные приметы каждого, - через плечо бросил эсэсовец и скрестил руки на груди. Он с нетерпением ждал конца допроса.
Против цифры "1" Лянте написал: "Кульман Леэн". А справа - "Бывшая санитарка медпункта эстонской дивизии. Вместе с ней учился в Таллинской учительской семинарии в 1941 году. Вместе ехал в поезде от Челябинска до Ленинграда. В Ленинграде видел ее с подругами. Близко с ними не знаком. Миловидная девушка с рыжеватыми волнистыми волосами. Когда смеется - на щеках появляются ямочки. Немного выступающие скулы. Глаза карие. Среднего роста, стройна, с веселым нравом и привычкой резким движением головы откидывать назад волосы..."
Затем Лянтс поставил цифру "2" и написал: "Пент Эрна. Темноволосая, младше Кульман. Вместе с ней служила в эстонской дивизии, вместе ехали в Ленинград. Встречал ее с Кульман и еще одной девушкой".
Фамилию этой девушки Лянтс поставил под № 3: "Федорова Людмила. Все трое заканчивают подготовку ..."
Затем пошли новые фамилии под новыми номерами. Наконец, Лянтс кончил писать и поднял голову. Следователь - лысый пожилой человек в штатском - достал платок, громко высморкался и с любопытством уставился на Лянтса, словно только что увидел его. Лянтс в недоумении молчал.
- Превосходно, Лянтс, превосходно!.. Вы оказали большую услугу рейху, - улыбнулся следователь.
- А как со мной? - робко спросил Лянтс.
- С вами? - Следователь сморщил лоб и неуверенно ответил:
- Есть приказ фюрера расстреливать парашютистов - всех, без исключения. Правда, если господин офицер замолвит за вас слово, вам сохранят жизнь. Но затрудняюсь ответить, будет ли вам от этого легче, Лянтс!..
И следователь откровенно расхохотался. Теперь в его голосе не было и тени задушевности и мягкости. Он внезапно оборвал смех, нажал кнопку и вызвал охранников:
- В подвал!
Эсэсовец вышел вслед за конвойными, предварительно распорядившись, чтобы следователь запросил все секретные архивы, где могли храниться какие-либо данные о Кульман и других разведчиках.
* * *
Лишь много лет спустя из архивов был извлечен документ, собственноручно написанный предателем. Вот он.
"После моей выброски в тыл противника я около десяти дней ходил по лесу, затем 19 июля 1942 года пришел домой к своему отцу. Он меня принял, и я пробыл дома до 29 июля 1942 года... Рассказал о том, что являюсь советским разведчиком-парашютистом. 29 июля 1942 года отец сказал, что о моем приходе знают в деревне Аниквере. После этого я решил пойти в полицию и заявить о себе. 30 июля 1942 года я явился в полицию волости Вихула и заявил о том, что являюсь советским разведчиком. С собой принес антенну от радиопередатчика, лампу и деньги. В полиции Вихула меня допросили, и я рассказал обо всем, что мне было известно. Из Вихула меня направили в политическую полицию Раквере. Здесь меня допрашивали более тщательно. Я рассказал, что являюсь советским разведчиком-парашютистом, сообщил, какое получил задание. Допрашивали меня о том, в каких частях Красной Армии проходил службу. Я подробно рассказал все, что мне было известно. Сообщил подробные данные об Эстонской стрелковой дивизии. Затем меня спрашивали о советских разведчиках, которые со мной проходили подготовку в разведшколе, я также рассказал обо всех, кого знал. Кроме того, я рассказал, где проходил подготовку, кто меня готовил. Особенно интересовались шифрами. Я обо всем подробно рассказал... В Раквере я содержался до 3 августа 1942 года, а затем был направлен в Таллин, где меня также основательно допрашивали... В Таллине содержался три месяца..."
Враги держали предателя при себе. Он мог им еще пригодиться.
| << Назад | Вперёд >> |