И вот Мария оставила маленькую Майлу на попечение матери, Регина с радостью забросила на время свои школьные тетрадки, и все трое отправились в Луутснику, на хутор Ояээре к Ольге.
Добирались два дня. Леэн по дороге рассказала Регине, как они с Ану убегали с хозяйского хутора, когда им было по столько же лет, сколько сейчас Регине. Как ночевали в поле под вешалом с горохом и как напугалась мама, когда к ним домой пришел полицейский.
С нежной грустью слушала сестру Мария, а сама думала о погибшем на фронте Борисе. Горькое известие принесла с собой Леэн, и нельзя было даже поделиться горем с людьми: откуда семья могла узнать о гибели Бориса, служившего в Советской Армии?
Когда они расположились на ночь в стоге сена, Регина, прижавшись к сестре, прошептала:
— Знаешь, Леэн, что я хочу тебе сказать?
— Нет, не знаю.
Регина помолчала. Леэн ощущала на своем лице ее горячее дыхание.
— Те самые парни с лопатами и винтовками, которые подвезли нас до Тарту, знаешь, куда они ездили?
— Куда?
— Они ездили тебя искать. Некоторых из них я знаю, они разговаривали, и я слышала. Они так и говорили: «Чепуха, никакого парашютиста и не было, фальшивая тревога». А я потом побоялась тебе сказать, чтобы ты меня не заругала.
— Глупенькая, за что же? Ты славная и смелая девочка. Спи.
Да, Регина совсем переменилась с приходом Леэн. Куда девались ее ветреность, взбалмошность! Она почувствовала себя полезной, нужной общему делу, во имя которого отдал свою жизнь Борис, боролся Агу, борется Леэн. Ведь ей доверили великую тайну!
Утром сестры вышли на дорогу. И тотчас же со стороны Канепи на Выруское глоссе вынырнула машина с вооруженными людьми. Не успела Леэн принять решение, как Мария уже «проголосовала». Машина остановилась.
— Живей садитесь! — крикнули им из кузова. — Некогда ждать!
Первой забралась Регина и приняла от Леэн увесистый чемодан. А когда забрались в машину Леэн и Мария, Регина уже сидела на чемодане и пыталась заговорить с одним из парней. Вид у него был важный, а на коленях лежала винтовка.
— Куда это вы так спешите? — беспечно спросила Регина.
— Не твое дело! — огрызнулся парень, — будешь много знать — замуж не возьмут.
— А я и так не пойду. А то попадется вроде тебя, будет ходить по ночам, стрелять из ружья и собак пугать...
— А мы собак и не пугаем, мы все больше за коммунистами охотимся.
— Так уж их много у нас!
— Вам бы по вечеринкам ходить, за девушками ухаживать, родителям в поле помогать, а вы с ружьями по лесам шляетесь. Тоже работу нашли, — презрительно сказала Мария.
— Небось, и ружья-то не заряжены? — поддержала сестру Регина.
— Хо-хо! —- сказал парень. — Видала? — Он слез с ящика, откинул крышку. — Видала?
Большой ящик был полон патронов и немецких гранат с длинными ручками.
— О-о-о!.. — протянула Регина. — Может, у вас и пушки есть?
— Пушки нам ни к чему. Пулеметами и автоматами обходимся...
— А если в вас из лесу стрелять начнут?
— Пустяки! Мы на задание ездим в бронированных автомобилях, немецкие друзья нас не забывают!
Леэн слушала и запоминала. Однако Регина слишком старалась и могла пересолить.
— Оставьте вы все эти пустяки. Давайте лучше споем что-нибудь, — сказала она и запела веселую песню. Парни охотно подхватили, пристукивая в такт прикладами винтовок.
Регина тянула громче всех и украдкой озорно подмигивала сестрам.
В Выру машина свернула на Антсла, сестры сошли у озера Вагула и направились в сторону Руузмяэ.
 Расположение комнат в доме, откуда Леэн вела свои передачи |
К полудню достигли хутора Ояээре. Но сразу в дом не пошли. Мария присела отдохнуть у дороги, а Леэн с Региной обошли хутор, вышли к болоту. Леэн развернула в кустарнике рацию и связалась со штабом. «В эстонском легионе имеется автоматическое оружие, боеприпасы, бронированные автомобили и взрывчатка».
Регина бродила вблизи кустарника и прислушивалась, нет ли поблизости людей.
Из лесу Леэн появилась уже без чемодана, Регина не удивилась, не сказала ни слова, только обняла сестру, смахнула с ее голубого пальто сосновые иглы, и обе девушки вышли на дорогу, где их ждала Мария.
— Вы идите первыми, — попросила Леэн, — как будто меня нет. И ничего ей не говорите. А потом я постучусь...
И вот она в этот солнечный и ветреный сентябрьский день появилась на пороге хутора Ояээре. Ольга распахнула дверь и замерла, прижав руки к груди. Леэн! Это Леэн! Ветер шевелил ее светлые локоны, большие карие глаза улыбались.
— Леэн!
— Узнала?
— Ах вы, заговорщицы! — всплеснула руками Ольга и обняла сестру.
Так, обнявшись, и вошли в дом.
Регина уже хозяйничала на кухне, а Мария расхаживала с маленькой Лууле на руках. Леэн взяла девочку к себе и закружилась по комнате:
— Какая прелесть! Еще одна племянница!
Вошел Аугуст, повесил на гвоздь свою куртку, усыпанную опилками, кивнул Марии и Регине, поздоровался за руку с Леэн.
— Вот неожиданность! Где это ты целый год пропадала?
Леэн улыбнулась, укачивая Лууле.
— О, это очень длинная история. Вообще-то, была недалеко от вас — под Тарту у школьных подруг, потом в Нарве, немного поболела...
— О матери бы подумала, она так беспокоилась о тебе, — упрекнул Аугуст. — А ты, оказывается, была рядом. Почему не дала знать о себе...
— Ну ты же знаешь, Аугуст, что в Тарту меня многие знают, еще вспомнят, что я комсомолка, мало ли какие неприятности могли меня ждать.
— А мы были уверены, — сказала Ольга, — что ты вместе с Верой и Аркадием эвакуировалась в Россию. Ведь мы тоже...
— Да, — перебил Аугуст, — мы собирались все это бросить к дьяволу и тоже бежать во Псков. Только опоздали. Немцы дорогу перерезали. Дня бы на два раньше... Думали, будут преследовать, ждали каждый день — вот-вот придут — и начнется ... Но, слава богу, до сих пор не показываются, как будто и не их власть...
— А зачем им показываться? У них холуев хватает! — резко сказала Мария.
Собирая на стол, Ольга предостерегающе посмотрела на сестру, дескать, осторожнее! Но Мария вспыхнула еще пуще:
— Мальчишкам винтовки дали, бомбы, пулеметы, вот вам и власть! Кого захотят, того и убьют. Такая власть им по душе: сами убийцы!
— Перестань, Мария, — тихо сказала Леэн. — Не надо об этом.
Аугуст опустил голову и молчал, разглядывая свои стоптанные башмаки. Сколько раз он слышал эти горькие слова от Марии, когда она приезжала с матерью, да и от Ольги. Он понимал: адресовались они его брату Рудольфу.
За обедом все молчали, только Аугуст, как бы между прочим, спросил Леэн:
— Останешься у нас?
— Если не прогоните.
Допив молоко, Аугуст вышел из-за стола и, не глядя на Леэн, спросил:
— Паспорт есть?
— Нет.
— Это плохо...
Он помолчал, раздумывая. Потом сказал:
— Ничего, это дело уладим, секретарь в волостном правлении — знакомый человек, поможет... Комендатура недалеко, так что без прописки нельзя.
Утром Мария и Регина ушли домой. На прощание Регина шепнула Леэн:
— Как бы я хотела остаться с тобой... Кто тебе будет помогать?
— Тебе надо учиться, а обо мне не беспокойся.
Ольга и Леэн остались вдвоем. Леэн сразу же принялась помогать сестре по дому. Забот Ольге хватало — доить корову, кормить поросят, стирать, колоть дрова, топить печи, готовить обед...
Когда Ольга узнала от Леэн о гибели Бориса — долго и безутешно плакала. Леэн предупредила ее, чтобы об этом горе не узнала мать. Может быть, слухи и не подтвердятся!
Когда Аугуст ушел куда-то по своим делам, Леэн вытащила из кармана пальто узелок, развязала его и достала серебряные карманные часы.
— Это часы Бориса, — сказала она. — Все, что напоминает о нем. Пусть у тебя хранятся. Вдруг еще сама вернешь их ему...
Ольга обняла сестру, прижалась к ней щекой.
— Когда же все это кончится, Леэн? Сколько горя принесла эта проклятая война. Живешь и не знаешь, настанет ли для тебя новое утро... Говорят, что немцы уже взяли Ленинград, скоро возьмут Москву и уже взяли большой город на Волге — Сталинград, а потом пойдут в Сибирь... И Кавказ захватили ...
— Милая Олли, все это чепуха. Не верь этим сказкам. Ленинград, правда, почти окружен, но через Ладожское озеро туда поступают боеприпасы, продовольствие, а обратно эвакуируют детей. Под Москвой немцы были, но их отбросили на сотни километров. А в Сталинграде действительно идут бои за каждую улицу, за каждый дом...
Ольга внимательно посмотрела на Леэн.
— Откуда тебе об этом известно?
— Из сообщений московского радио.
— А где ты слушаешь радио?
— Милая Олли, нам надо серьезно поговорить. Я долго думала и решила, что нет смысла скрывать от тебя. В лесу спрятана моя радиостанция. Я не только слушаю радио, но даже кое-что передаю в Ленинград. А оттуда я прибыла всего неделю назад.
— Я догадывалась, что ты была там. Но никак не предполагала...
— Ты спрашиваешь, Олли, когда кончится эта кошмарная война. Так вот, я тебе отвечу: когда каждый из нас в меру своих сил сделает все, чтобы враг был уничтожен. И я делаю для этого все, что могу... Но прошу тебя, Олли, — никому ни слова!
— Клянусь тебе, Леэн, никто ничего не узнает... Ты жила у своих подруг под Тарту, в Нарве, Пярну... Больше я ничего не знаю. Но как же все это...
— Я верю тебе, Олли. И чтобы была полная ясность: я — разведчица. У меня — боевое задание, и ты поможешь мне, не правда ли?
— Конечно, Леэн. Но только чем я смогу тебе помочь? Не так-то уж много мне известно...
— Для начала расскажи все, что знаешь о расположенных в этих местах воинских частях, о руководстве «Омакайтсе». Постарайся вспомнить фамилии этих фашистских молодчиков. Расскажи об облавах на беглецов из лагерей военнопленных, об арестах... в общем, рассказывай все, что знаешь.
Слушая сестру, Ольга вспомнила, что когда-то, еще в буржуазное время, она участвовала в забастовках и даже раз помогала распространять антиправительственные листовки. Она разделяла взгляды коммунистов, но ее муж даже не знал об этом.
— Только, прошу тебя, будь осторожна, Леэн,— сказала Ольга, — здесь у немцев есть активные помощники. Среди них и родственники — со стороны мужа. Особенно опасайся Рудольфа Мяги, брата Аугуста. Это настоящий фашист.
И Ольга рассказала Леэн, как летом Рудольф похвалялся, что получил благодарность за поимку одного русского парня. От самого Луутснику до Выру парень бежал по дороге, Рудольф ехал следом на велосипеде. Рассказала Ольга и о трагедии семьи Юугомяэ. Омакайтсевцы узнали, что старик Юхан Юугомяэ пытался помочь советскому парашютисту, накормил его, хотел показать, где безопаснее пройти. И вот нагрянули эти головорезы, убили парня, а Юхана Юугомяэ и его невестку с маленьким сынишкой посадили в вырускую тюрьму. Ребенок умер. Изверги даже не дали матери похоронить ребенка!
— А что они делали с семьями новоземельцев и евреев! Люди уходили в лес, а эти душегубы ловили их и убивали на месте, — в глазах у Ольги стояли слезы. — Даже немцы не ожидали такого усердия! Боже мой, боже мой, сколько горя они причинили за этот год!
Леэн ходила по кухне, заложив руки за спину, и нервно похрустывала пальцами. Она внимательно слушала Ольгу, не перебивала ее и лишь изредка спрашивала фамилии тех, кто проявлял особое рвение в преследовании и уничтожении мирного населения.
— Главные палачи здешних мест — это Аугуст Ээльсоо, начальник «Омакайтсе», и Аугуст Тувикене, ассистент выруской полиции безопасности, — подвела итог своему рассказу Ольга. — Но и их помощнички тоже хороши. Это Рейн Каск, помощник Ээльсоо, и все тот же Рудольф Мяги ...
Аугуст пришел поздно. Сел на скамью у окна. Объявил:
— Видел Видрика Кальюсте и Алекса Эстра, обещают похлопотать насчет паспорта и прописки... Сейчас много таких, как ты... Так что, если хочешь, я и насчет работы узнаю...
— Очень благодарна тебе, — ответила Леэн. — Хорошо бы, конечно, устроиться в учреждение. Немецкий я знаю.
— Ну, а не удастся устроиться — помогай Ольге по хозяйству, в тягость не будешь. Но только я надеюсь на Алекса, поможет!
— А кто этот Эстра? — спросила Леэн.
— Свой человек. Честный, не продажный... Мы с ним, Ольга знает, еще в прошлом году помогали кое-кому от тюрьмы избавиться... Этот Эстра работал и при Советской власти: в Руузмяэском волисполкоме секретарем был. А сейчас — писарем в волостном правлении. Он многое знает, вот и удалось кое-кого предупредить о готовящихся арестах. А Кальюсте тоже там работает — бухгалтером.
Ольга согласно кивала головой. Да, так оно и есть. И она назвала несколько фамилий новоземельцев, которым удалось спастись от мести омакайтсевцев.
... Шли дни. Часто Леэн, закутав потеплее Лууле и взяв ее на руки, шла гулять в лес, обступавший хутор. Неслышно опадали желтые и багряные листья, ноги ступали, словно по ковру, дышалось легко и свободно. Тропинка приводила Леэн к неширокому ручью, на берегу которого лежал большой камень. Прислонившись к нему, она качала маленькую племянницу, пела ей «Сулико» — свою любимую песню:
Я могилу милой искал,
Но ее найти нелегко ...
Грустная мелодия воскрешала в памяти ленинградский период ее жизни. Вечерами девушки любили петь эту популярную в те годы песню.
Леэн пела, укачивала Лууле и смотрела, как неторопливый ручей уносит листья. Камень был чуть теплым от скупого осеннего солнца, и Леэн не хотелось расставаться с ним. И когда он совсем остывал, а Лууле крепко засыпала, Леэн тихо брела домой, думая свои думы.
Осмотревшись как следует, Леэн решила, что пока рация останется в лесу. А к зиме, может быть, удастся подготовить ей место в доме. Ведь следы на снегу приведут к тайнику любого, кто вздумает прогуляться по лесу.
За короткое время Леэн хорошо изучила все дороги и тропинки. Одна дорога вела из Выру на Рыуге, Мынисте и в Апе — небольшой городок на латвийской территории. Другая, ближняя, проходила в стороне от хутора. Близость границы с Латвией устраивала Леэн в двух отношениях. Прежде всего, она могла временами выезжать в Апе, где был расположен немецкий гарнизон. Во-вторых, через Апе шли дороги из Риги на Псков и на Даугавпилс, именно по ним немцы перебрасывали войска под Ленинград. Особенно ее интересовали железнодорожные узлы Даугавпилс и Резекне. Первый узел связывал дороги, идущие из Полоцка и Вильнюса; второй — из Новосокольников с востока и Риги с запада.
Близость Чудского и Псковского озер тоже принималась ею в расчет. Еще в Ленинграде ей говорили о их значении. Недалеко то время, когда войска Ле-нинградского фронта прорвут блокаду и устремятся на запад. И вот тогда командованию и потребуются разведданные о немецких укреплениях по берегам озер, о наличии флота на них, о ледовой обстановке.
Но еще более важное значение для командования КБФ имели сведения о побережье в районе Пярну. Сюда, в морской порт, почти ежедневно приходили немецкие транспорты с войсками и вооружением. Далее они следовали либо узкоколейной железной дорогой на Таллин, оттуда — на Нарву, либо через Тарту на Псков.
Пярну — вторая родина Леэн. Здесь прошла ее юность. Все детали встречи с приемными родителями разведчица обдумала еще в Ленинграде. Эта встреча, как бы ни была она неприятна, обещала принести определенную пользу. Конечно, Берзины нашли общий язык с оккупационными властями. Это было очень важно. Стоило сыграть перед Лейдой и фрицем роль «раскаявшейся грешницы» ...
Кончился ноябрь. Начались заморозки. Участились вечеринки в здании Луутсникуской школы. Сюда собирались все представители местных властей — полицейские и члены «Омакайтсе». Пофлиртовать с девушками иногда заезжали и гитлеровские офицеры из Выруского гарнизона. Среди них были со-трудники полиции безопасности, иногда бывали офицеры войск СС. И Леэн не пропускала случая сходить на танцы, где можно было познакомиться с кем-нибудь из них, потанцевать, поболтать о пустяках. Может быть, в веселых беседах и выяснится судьба Эрны Пент?
Однажды Аугуст пришел домой с хорошей вестью. Леэн надлежало явиться в волостное правление за паспортом и пропиской.
Это было очень кстати, потому что члены "Омакайтсе", в том числе и Рудольф Мяги, уже не раз намекали на незаконность проживания Леэн в Ояээре. А Леэн паспорт был крайне необходим. Наконец-то она сможет выехать в любой город Эстонии и за ее пределы.
Утром она отправилась в Руузмяэ. Ее принял Аугуст Тувикене. Она смело вошла в кабинет и на миг оцепенела. За столом сидел человек средних лет в полувоенной форме. На его продолговатом лице у подбородка розовел глубокий шрам. Глаза — бесцветные, бегающие. Они внимательно ощупали Леэн с головы до ног. Руки ассистента выруской полиции безопасности лежали на бумагах и нервно подрагивали.
Леэн овладела собой быстро. Смело подошла к столу.
— Фамилия?
— Кульман Леэн. ("Где же я видела этого человека?")
— Место рождения?
— Родилась в Тарту. ("Этот шрам и этот лающий голос...")
— Почему без паспорта живете?
Леэн объяснила, что много ездила по Эстонии в поисках работы.
— Советский паспорт где?
— Я не получала его, училась в семинарии. ("Неужели не вспомню?..")
— Какой семинарии?
— Тартуской...
— Я бывал в вашей семинарии. Один сброд. Ни одного патриота.
(«Ах вот оно что! Это же тот самый кайтселийт-чик, а еще раньше — вапс, который навещал семинарию. ..»)
— Я вас помню, вы приезжали к нам иногда... Я ведь была членом организации «Кодутютред».
Глаза Тувикене перестали бегать, взгляд уперся куда-то в стену, поверх головы Леэн.
— Дочери дьявола! — гавкнул он. — Все продались большевикам!
Тувикене открыл папку и достал оттуда новенький паспорт.
— Возьмите. Будьте настоящей дочерью родины!
— Постараюсь, господин Тувикене.
Только выйдя из кабинета, Леэн почувствовала, какого огромного нервного напряжения стоил ей этот разговор.
Домой она возвращалась медленно, восстанавливая в памяти весь разговор с Тувикене. Как она ненавидела этого кретина!
Аугуст и Ольга были дома. Они вопросительно уставились на Леэн. Весело и беззаботно Леэн сказала им:
— Встретила в волостном правлении старого знакомого — Тувикене.
Аугуст обрадовался.
— Ну вот и отлично! Он здесь у нас самый главный. Такое знакомство не помешает.
— Я тоже так думаю... А на танцы он ходит?
— А как же! — сказала Ольга. — Правда, у него молодая жена, но свои холостяцкие привычки не оставил. Кавалер хоть куда!
— Вот и закрепим знакомство на танцах, — пошутила Леэн.
Субботним вечером Ольга и Леэн отправились в Луутснику, а Аугуст остался с Лууле.
Только отошли от хутора, как Леэн попросила Ольгу подождать на дороге, а сама двинулась в сторону болота. Появилась она минут через сорок. Все это время Ольга терпеливо ждала.
— Ну, что там у тебя? — спросила Ольга шепотом.
— Все хорошо, только вот сыро в лесу, промокла очень...
— Я не об этом ... Как там, что слышно из Москвы? Не взяли ее?
— Конечно, нет, и никогда не возьмут!
— Ты так уверена...
Леэн тихо рассмеялась, взяла сестру под руку и горячо зашептала:
— Наши начали большое наступление под Сталинградом, на Волге. Продвинулись на 60—70 километров за три дня. Заняли три города, перерезали железные дороги, ведущие на запад... Захвачено тринадцать тысяч пленных, убито четырнадцать тысяч немецких солдат и офицеров ...
В школу пришли вовремя. Музыканты — местные старики и школьники — только настраивали скрипки и каннеле. В зале прогуливались несколько немецких офицеров в черных мундирах — из гестапо. Вместе с ними — Тувикене. На скамьях вдоль стен сидели парни из «Омакайтсе» и девушки. Несколько немецких солдат образовали свою компанию. Один из них наигрывал на губной гармошке, а остальные притоптывали в такт и поглядывали на девушек.
Ольга познакомила Леэн с парнями и заторопилась домой.
Незатейливый оркестр уныло начал играть вальс. Закружились несколько пар, Леэн смотрела на них и улыбалась. Нет, не танцующие привлекали ее. Она улыбалась своим мыслям о том, как драпают сейчас фашисты от Сталинграда.
Леэн не заметила, как перед ней остановился офицер гестапо.
- Разрешите!
Офицер был уже не молод, но танцевал легко и ловко. Пока играл оркестр, он молчал, а проводив Леэн до скамьи, сказал:
— Вы очень хорошо танцуете. Мне будет очень приятно, если мы проведем вечер вместе.
— Но я танцую гораздо хуже вас, в вальсе вы просто неподражаемы... — ответила она по-немецки.
— О! Вы так хорошо знаете наш язык!
— Я очень люблю ваш замечательный язык, уважаю немцев и ценю все немецкое.
— Превосходно! А я люблю таких эстонских девушек. Надеюсь, мы достигнем с вами полного взаимопонимания, не правда ли?
— Конечно.
Подошел Тувикене, слегка поклонился Леэн и пригласил ее на фокстрот.
— О, господин Тувикене, вы немного опоздали, — засмеялся офицер. — Моя милая знакомая обещала мне все танцы!
— Извините, господин Штольц, я не знал... буду с нетерпением ждать следующего вечера.
Леэн привлекла внимание всех присутствовавших в зале. Многие приглашали ее, но Леэн танцевала только со Штольцем.
Этот Штольц оказался важной персоной из Пскова. В Выру он приехал по делам. По каким — неизвестно, но Леэн надеялась кое-что узнать. И прежде всего о судьбе Эрны. Если бы ее подвела рация, она воспользовалась бы связным, координаты которого ей были известны. Значит, ее схватили? Но гестаповцу это может быть и не известно. Ведь борьба с парашютистами — дело полиции безопасности и «Омакайтсе».
Завести нужный разговор со Штольцем в этот вечер не удалось. После танцев он подвез ее на своей машине почти до хутора, галантно поцеловал руку и даже подарил карманный фонарик, чтобы она могла отыскать в лесу тропинку до Ояээре.
— Итак, — сказал на прощанье Штольц, — я жду вас завтра на вечере.
В воскресенье Леэн снова пришла в Луутснику, но Штольца не было. Ее встретил молодой подтянутый офицер — сослуживец Штольца — и отрекомендовался:
— Фридрих фон Боле.
Оказалось, Штольца срочно вызвали в Псков, и Фридрих должен был заменить его на вечере.
Офицер оказался разговорчивым. В перерывах между танцами он рассказывал о Германии и Норвегии, где служил в последнее время, болтал по пустякам, но о своей работе не обмолвился и словом, как ни старалась Леэн перевести разговор в нужное ей русло.
И все же...
— Ваши соотечественники задают нам столько работы, что некогда даже почитать или повеселиться, — пожаловался Фридрих.
— Что вы, господин Боле, я ни за что этому не поверю! Наши парни только и делают, что ловят беглецов из лагерей и водворяют их обратно.
И тут, к величайшей досаде Леэн, подошел Тувикене. Офицер прервал рассказ на полуслове.
Танцуя с Тувикене, Леэн ощущала на лице его тяжелое, с хрипом дыхание. Вдруг Тувикене увидел кого-то и оставил ее одну посреди зала, в толпе танцующих. Сразу же рядом оказался фон Боле, и танец продолжался.
— Извините господина Тувикене за бестактность, — сказал Фридрих. — У него дел больше, чем в гестапо, — и он засмеялся.
— Должно быть, его тоже беспокоят важные персоны? — вернулась Леэн к прерванному разговору.
— О да! Вчера они поймали в лесу русского парашютиста, и знаете, кем он оказался? Прелестной девушкой, очень похожей на вас...
— Что вы говорите! Похожа на меня? Интересно бы взглянуть...
— Я поспешил полюбоваться ею, но — увы, сегодня ночью она удрала из-под конвоя, лишив меня такого удовольствия!
Леэн улыбнулась.
— Это, наверно, редчайший случай, когда русские посылают девушек в качестве шпионок.
— Не сказал бы. У них — равенство женщин и мужчин во всем. Кроме, конечно, права на деторождение. Ха-ха-ха!
Фон Боле внезапно оборвал смех:
— Вы слышали что-нибудь о Сталинграде?
— Когда-то на уроке географии...
— Недавно там погиб мой старший брат Людвиг. Он был командиром полка в дивизии «Мертвая голова».
— Боже мой! Какое несчастье...
— Я буду жестоко мстить... Если хотите, приглашу вас на допрос этой красавицы. Тотчас, как только ее поймает господин Тувикене.
— А если не поймает?
— Тогда... тогда у нас в Таллине в тюрьме есть запасная парашютистка. Тоже очень симпатичная...
— Какая-нибудь русская Жанна д'Арк?
— Представьте, эстонка.
— Не может быть! Она выдает себя за эстонку!..
— Уверяю вас, она плохо говорит по-русски, и фамилия у нее чисто эстонская — Пент.
Оркестр начал играть танго. Фон Боле пригласил Леэн снова, но она сослалась на усталость и незаметно вышла из школы. Медленно спустилась с крыльца, вышла на дорогу и направилась в кромешной тьме домой.
| << Назад | Вперёд >> |