 Анна и Лиэн в Пярну
|
Синие огни взлетной полосы вынырнули из темноты внезапно. Машина остановилась, и Рябов, вздохнув, сказал:
- Приехали.
Это было его единственное слово за всю дорогу. Да и о чем говорить? Все до мелочей обговорено заранее. Рябов уверенно - был он здесь не впервой - провел Леэн к невидимому строению, приоткрыл дверь и крикнул:
- Каминский, на выход!
Через минуту к ним присоединился молодой летчик в теплом комбинезоне, унтах и со шлемофоном в руках. На его голове смутно белел в темноте подшлемник. Все трое направились к скоростному бомбардировщику, видневшемуся невдалеке темным силуэтом на фоне серого неба. Возле самолета невидимый техник доложил из темноты.
- Самолет к взлету готов!
Рябов взял Леэн под руку и отвел в сторонку.
- Ну вот, Лена, и расстаемся...
- Надеюсь, не надолго... придет день, встретимся в Таллине.
Рябов всмотрелся в светящийся циферблат часов.
- Через десять минут... Не рискуйте, Лена. Сотни раз повторял и повторяю снова: берегите себя, будьте осторожны даже с самыми близкими людьми. Мы ведь не знаем, что с Виктором Лянтсом и Эрной Пент. Слишком дорого мы заплатим, если с вами что-нибудь случится. Имейте в виду: человек дороже самого важного донесения, тем более такой, как вы.
- Ну, уж вы это напрасно. Чем я лучше других? Сейчас каждый делает для победы то, что может.
- Не сказал бы... Впрочем, эта тема не для последней минуты.
- Да. Прощайте, товарищ старший лейтенант.
Рябов нашел в темноте руки Леэн, с силой встряхнул их.
Подошли Каминский и техник.
- Ну что же, девушка, будем одеваться? - спросил летчик.
Через минуту Леэн с помощью Каминского и Викулина надела парашют и остальное снаряжение.
- Я думала, будет тяжело, - весело сказала она. - Оказывается, совсем не тянет.
- Какие у нас славные девушки! - неожиданно с восторгом сказал Каминский. - Летит, будто к маме в гости. С такими мы обязательно победим!
- Что передать командованию?
- Задание выполню!
Рябов потрепал девушку по плечу.
- Молодчина!.. Не забудьте навести справки о Викторе Лянтсе и Эрне Пент. Донесите подробнее!..
- Этого я никак не забуду!
- До скорой встречи, Лена! Помните наш последний разговор!
- До свидания!
Рябов спрыгнул с крыла и отошел в сторону. Техник молча возился у шасси, вытаскивая из-под колес колодки. И вот машина вздрогнула и медленно двинулась к старту...
Рябов вернулся домой, достал свой дневник и мысленно выругал себя, что не открывал его уже много дней.
Обмакнув перо в чернила, стал вспоминать. Потом принялся писать:
"30 августа. Днем смотрели постановку в театре Дворца пионеров - "Русские люди" К. Симонова. Спектакль Леэн очень понравился.
8 сентября. Леэн недовольна, что поездка откладывается. "Нужно работать, а не сидеть здесь и ничего не делать. Кроме того, уже наступает осень и будет трудно работать и жить в лесу", - сказала она.
11 сентября. Выброска Леэн в тыл противника откладывалась несколько раз из-за нелетной погоды. Леэн была очень недовольна этим. Сегодня она спросила меня: "Как, поедем сегодня или нет?" "Если будет хорошая погода - поедем", - ответил я. Посоветовал Леэн после обеда поспать. Она ответила:
"И так много спала, ничего не делала, нужно работать".
14 сентября. Поехали с Леэн на аэродром. Она была весела, говорила, что сегодня ее очередь лететь на самолете. На аэродроме у Леэн все время было веселое настроение. Когда она надела на себя все вещи, сказала: "Я думала, будет тяжело. Кончится война - буду учиться на летчика. Какие красивые наши самолеты".
На вопрос, что передать командованию, Леэн ответила: "Задание выполню!" Спрашиваю: "Как себя чувствуете?" Леэн: "Очень хорошо!"
На этом дневник Рябова кончается.
...Сколько раз Леэн поднималась на самолете в воздух, прыгала с парашютом, и всегда ее охватывало волнение. Она скрывала это чувство, потому что ей казалось, будто врачи только того и ждут, чтобы запретить ей полеты и прыжки. А сегодня, слушая монотонный рокот моторов, Леэн, к своей радости, не чувствует ни малейшего волнения.
На душе было спокойно и радостно. Хотелось петь. Ведь она уже не в тренировочном полете. Она летит домой! В родную Эстонию!
Потом Леэн мысленно повторила (в который уже раз!) свой план, одобренный командованием. Да, в Тарту оставаться нельзя. Слишком много знакомых. Жива ли мать? Живы ли сестры? Они, конечно, ничего не знают о гибели Бориса. Неясна и судьба Агу. Что с ним? Жив или в тюрьме? Выяснить его судьбу - одно из заданий командования.
Моторы гудели уже не меньше часа. Леэн лежала в тесном бомболюке, вытянув ноги, и отсчитывала последние минуты полета. Еще минута - и в лицо ударил ветер, на миг ослепил. Моторы СБ уже были едва слышны. Автомат парашюта сработал нормально, и секунд через пять ее сильно тряхнуло. Внизу чернел лес. Он быстро расплывался темным пятном. "Только бы не на дерево", - едва успела подумать Леэн и с шумом упала в густой кустарник.
Отстегнув лямки, Леэн освободилась от парашюта и, лежа в кустах, прислушалась. Вокруг шумел осенний лес. Это был лес ее родины. Она дышала ее воздухом. Это была родная земля.
Встала, осмотрелась, сложила парашют и, сняв слой мха, спрятала его под корни большого гнилого пня. Снова настелила мох и принялась искать место для рации. Долго не удавалось найти что-нибудь подходящее, как вдруг нога провалилась в какую-то яму. Это было то, что нужно - давно покинутое барсуком жилище, заросшее травой и засыпанное валежником.
Леэн извлекла из чехла рацию, забросила антенну на сук дерева. Надела наушники, включила передатчик, настроилась на нужную волну, отстучала ключом шифровку: "Приземлилась благополучно".
В наушниках попискивала "морзянка". Леэн быстро записала колонку цифр, прочитала: "Очень рады, желаем успеха".
Первое донесение... Сколько их будет? Десять? Сто? Она постарается, конечно, чтобы их было как можно больше и чтобы все они были по возможности важны.
Леэн смотала антенну, убрала наушники, уложила рацию в чехол и тщательно спрятала ее в норе, заложив мхом и валежником. Теперь у нее остался один лишь мешок - обычный рюкзак, которые были довольно широко распространены в Эстонии. В нем были нехитрые девичьи пожитки: круглое немецкое зеркальце, немецкая расческа, старое бельишко, ситцевое платье, колода потрепанных эстонских карт и карманные мужские часы, подаренные в Ленинграде Борисом.
Подложив рюкзак под голову, Леэн попыталась уснуть, но сон не шел. Она лежала и прислушивалась к темному лесу. В траве зашуршал какой-то зверек. Где-то рядом взлетела ночная птица. И снова тихо. Только уныло поскрипывают сосны. "Жалуются", - подумала Леэн.
Место, где она приземлилась, было хорошо знакомо с детства. Немного южнее должна быть дорога Тарту-Калласте.
Дорога, дорога...
...Однажды, лет десять назад, Леэн отпросилась у матери к сестренке Ануке, которая с первого дня школьных каникул пасла скот у богатого хозяина усадьбы Татрику в волости Пухья. Мать не перечила дочке. Она всегда поощряла дружбу детей и делала все, чтобы эта дружба ничем не омрачалась. А в этот раз она уже начала беспокоиться об Ануке. Занятия в школе давно начались, а дочки все нет и нет.
Ранним воскресным утром мать посадила Леэн в старенький автобус, и он запылил по дорогам.
Леэн впервые в жизни ехала в автобусе. Это было очень любопытно, и она не заметила, как часа через полтора автобус остановился у волостного правления. Отсюда до Татрику было несколько километров, и она отправилась пешком по проселку. Утро выдалось ясное, тихое. Отойдя с полкилометра, Леэн побежала вприпрыжку и запела полюбившуюся песенку, которую недавно разучивали в школе:
Там вдали за рекой
Раздается порой:
Ку-ку, ку-ку, ку-ку...
Это птичка кричит
У зеленых ракит:
Ку-ку, ку-ку, ку-ку...
Потеряла детей,
Жалко бедненьких ей:
Ку-ку, ку-ку, ку-ку...
Большая красивая усадьба стояла на опушке леса. Леэн обошла дом, поднялась на холмик и осмотрелась. За убранными хлебами, в низинке у ручья паслось стадо овец, а на другом берегу - десятка два пестрых коров. Туда и направилась Леэн. Она не ошиблась. Навстречу ей по жнивью бежала ее бедная Ануке - босая, в рваной одежонке, и размахивала кнутом. Следом за ней катился веселый черный щенок.
Девочки уселись на берегу ручья, и Леэн принялась рассказывать домашние новости.
- Приходили господин и госпожа Берзины за мной.
- Как так за тобой, Леэн?
- Не знаю. Мама сказала, что за мной, вот и все.
- Они что, хотели тебя забрать, а ты убежала, да?.. Вот здорово! - лицо Ануке восторженно засияло.
- Нет, Ануке, они меня еще не забрали, но, наверно, весной после школы заберут.
- Ничего не понимаю, зачем ты им понадобилась?.. А как мама?
- Мама не хочет меня отпускать... Они хотят сделать из меня Майгу...
- А меня хозяин не отпускает, - угрюмо сказала Ану. - Говорит, что пока трава не засохла, буду пасти... А что в школе проходили?
- Ездили на поезде в Пука, а потом описывали ландшафт, повторяли пройденное.
Девочки помолчали, и тут Леэн вдруг предложила:
- Убежим, Ануке, домой!
- А если хозяин поймает? Попадет нам обеим!
- Тебе же надо в школу, и так целый месяц пропустила.
Ану подумала и согласилась.
- Только вечером, хорошо? Загоню коров и удерем.
Весь день девочки пасли у ручья скот. В обед Ану сбегала на хутор и принесла вареной картошки и хлеба. Сдирая с картофелины кожуру, Ану сказала:
- Богатые, наверно, картошку, не едят, а она такая вкусная!
- Наверно, все время едят мясо и масло, - предположила Леэн. - А тебе мясо дают?
- Вечером варят вкусный суп с мясом для всех батраков. Целый большой котел... С крупой и капустой. А у мамы все равно суп вкусней.
Когда солнце коснулось вершин сосен, стадо само потянулось к хутору.
- И это все принадлежит одному Татрику? - спросила Леэн.
- О-о-о, это разве все? - протянула Ану. - Это еще меньше половины! Он очень богатый и очень скупой. - И Ану посмотрела на свои босые ноги, исколотые стерней. - Башмаки велел у всех пастухов отобрать... У меня были рваные, так он все равно отнял.
- У тебя же свои были.
- Те уже совсем износились... Ну, не то, чтобы совсем, но они стали расползаться, и я их спрятала до школы.
Леэн вдруг села на обочину дороги и скинула свои красивые башмачки.
- На, Ануке, надень, пожалуйста!
- Что ты, что ты, ни за что не надену, я уже привыкла!..
- Надень, или я буду сидеть здесь целый год.
Ану подумала и сказала:
- Давай наденем по одному. Мне дай левый, у меня палец содран.
- Нет, оба!
- Нет, по одному!
Леэн пришлось согласиться, и до хутора они так и шлепали по пыльной дороге - каждая в одном башмаке.
У изгороди Ану сказала шепотом:
- Ты здесь побудь, а я загоню скот и вернусь.
Вскоре Ану появилась с узелком в руках.
- Побежали!
Бежали долго, до самой шоссейной дороги.
Все время оглядывались, нет ли погони. Потом пошли спокойнее. Когда стало совсем темно, Ану предложила:
- Давай заберемся до утра в сено. Все равно за ночь не дойдем.
Слева от дороги маячили четыре стога. Сено в каждом из них было уложено так плотно, что сделать лазейку не удалось. Зато за стогами виднелись вешала с гороховой соломой. Сестренки зарылись в соломе, обнялись и сразу же уснули.
Разбудил дождь. Он шумел в гороховых стручках, вода струйками просачивалась в убежище беглянок, где-то над самым ухом возились полевые мыши. Девочки выглянули из своей норы. Небо обложило основательно, и дождь не унимался. Ану развязала узелок, достала оттуда два куска хлеба и два огурца.
После завтрака девочки продолжали свой путь и только к обеду пришли домой.
Мать встретила их упреком: разве можно пешком ходить в такую даль? Ведь у Леэн были деньги на автобус! А когда узнала, что Ану удрала от хозяина, расстроилась.
- Нельзя так, Ану! Надо было получить разрешение.
- Я просилась, но он не пускал. Он сказал, что в школе мне делать нечего, что мое место - в поле со скотом.
Утром сестренки пошли в школу. А дня три спустя, когда девочек не было дома, в двери постучал полицейский.
- Лидия Кульман здесь живет?
- Да, это я, - ответила мать.
- Это ваша девчонка удрала от хозяина хутора Татрику?
- Ее не пускали в школу, и она пропустила целый месяц занятий.
- Подумаешь, беда!.. А вот у хозяина корова пропала, что вы на это скажете?
У Лидии заныло сердце.
- Этого не может быть... Ану сказала бы, Ану не ушла бы, пока не нашла коровы.
- Придется вам возместить хозяину убытки, - сказал полицейский.
Мать скрыла эту неприятность от детей. Она не спала ночей, прислушивалась к шагам за окном, сердце ее замирало от страха при встрече с полицейским или почтальоном. И только тогда, когда узнала, что про корову полицейский выдумал, а может, хозяин научил его соврать, - успокоилась.
Бог с ними, с этими десятью кронами, оставшимися за хозяином. "На то и бедняки, чтобы их обижали", - подумала Лидия.
* * *
Светало. Ветер утих, рассеялись тучи. Наступило первое утро на родной земле после долгой вынужденной разлуки с нею.
Леэн привела в порядок одежду, быстро сориентировалась и, закинув рюкзак за плечо, минут через пятнадцать вышла на знакомую дорогу, ведущую в сторону родного города.
| << Назад | Вперёд >> |