Тринадцатого января партизаны освободили Острог, а семнадцатого отряд Музалева и имени Кармелюка во главе со штабом соединения атаковали Славуту. Гитлеровцы не выдержали натиска, и на следующее утро на ее улицах торжественно грянула песня: "Партизанские отряды занимали города..."

Роман Лопухин не рассчитывал встретить знакомых в городе. Его друзья там, в "гросслазарете", куда он с Павлом Кузепко и другими врачами направился тотчас. И вдруг возглас:

- Роман Александрович!

Опираясь на клюшку, рядом со строем ковылял Липскарев. Они обнялись.

- Несколько дней уж я на свободе, - сказал Николай Иванович и, смеясь, разъяснил: - Последний побег возглавил. Собрал нескольких безногих и прямо через проходную.

Роман был рад. Он не раз вспоминал мужественного человека, который изо всех сил помогал строительству подкопа, дежуря на НП. При этом заведомо знал, что бежать ему не удастся.

В "гросслазарете" остались лишь тяжелобольные. Их спешно выносили оттуда: одних устраивали в госпиталь, открытый в школе, других разбирали по домам местные жители.

Затем в городе состоялось два митинга, на которые вышла вся Славута. Один - торжественный - по поводу второго открытия памятника В. И. Ленину.

Второй митинг - траурный. Хоронили останки Федора Михайловича. Около могилы руководителя славутского подполья долго стояли, склонив головы, его соратники - Одуха, Кузовков, Лопухин и многие другие.

Одуха, вспомнивший свою последнюю беседу с председателем комитета, произнес:

- Мы сделали все, что он наказывал.

- Верно, - отозвался Кузовков. Помолчав, добавил: - Его последний приказ - высшее проявление мужества. В период подготовки к новым боям нам нужно рассказать всем бойцам о том, что Федор Михайлович запретил освобождать его, пошел на смерть во имя товарищей, во имя продолжения борьбы.

Роман Лопухин с волнением перешагнул порог больницы, в которой не раз бывал у Михайлова. Присев у столика, быстро начал писать письмо матери.

- Николай Иванович, - обратился он к Липскареву, - выполни, дружище, мою просьбу: перешли это письмо. Ты ведь направишься в тыл.

- Не беспокойтесь, Роман Александрович. Я знаю цену этого письма, не посчитал бы за труд лично вручить его Зинаиде Даниловне.

20 января 1944 года в Славуту вступили части Красной Армии. В течение трех дней комиссия в составе представителей горсовета, бывших военнопленных, командования 226-й стрелковой дивизии работала в "гросслазарете". Она установила картину фашистских злодеяний, от которой дрогнули сердца: более 150 тысяч военнопленных было замучено в "гросслазарете".

(Весной 1944 года в бывшем "гросслазарете" работала Государственная комиссия, которая представила полный материал о злодеяниях фашистов в этом лагере смерти. Материалы комиссии фигурировали на Нюрнбергском процессе над гитлеровскими преступниками.)

Здесь, в Славуте, пути партизан расходились. Часть из них шла на мирную работу. Кузенко отправлялся в Житомир. Ему поручили сдать 300 лошадей своего кавдивизиона, после чего явиться в распоряжение облздравотдела. Роман распрощался с другом и, когда тот лихо вскочил в седло, долго смотрел ему вслед. Настоящим кавалеристом стал Павел.

Вспомнился день встречи их в партизанском отряде, когда Музалев сказал, что насчет оружия беглецы "гросслазарета" должны позаботиться сами. Кузенко сразу же заявил, что он готов идти в поиски. Роман хотел сказать командиру отряда, что Павел - врач, и его целесообразнее использовать по специальности, но знал, что в таких, делах Кузенко упрям, лучше и не заводить разговора.

С волнением ждал возвращения друга, отправившегося за оружием с братьями Мамиевыми. 28 ноября 1943 года они напали на полицейский куст в селе Михалево. Втроем. Видно, недаром говорится, что смелость города берет. Ворвались в полицейское помещение с поднятыми гранатами и крикнули: "Руки вверх!" Перепуганные полицаи, не подозревая, что в руках партизан учебные гранаты, выполнили все их требования. Забрав девять винтовок, шесть гранат и пятьсот патронов, отважная тройка двинулась на двух подводах в лес. Перед отъездом Кузенко, выстроив всех тринадцать полицаев, сказал: "Именем Родины полицейский куст распускается. Сейчас никого не тронем, но если кто из вас снова пойдет на службу к фашистам, головы не сносить. Понятно?"

Долгое время Кузенко пробыл рядовым разведчиком и бойцом. Участвовал в разгроме Плужнянского спиртзавода, в диверсиях на железной дороге между Изяславом и Шепетовкой, где пустили под откос два вражеских эшелона.

Чуть ли не силой комиссар кавдивизиона Бондаронко (тот самый, что возглавил побег из "гросслазарета" ста тридцати пленных) забрал его к себе врачом.