Пошел шестой месяц тайного труда под землей. Люди держались лишь надеждой, верой в скорое освобождение.
   А руководители уже давно вели подготовку к побегу. Еще с лета по совету подполковника Стыцюка приступили к изучению местности, по которой предстояло ухо- дить.
   Врачи-подпольщики третьего блока А. А. Шепрук и Е. Д. Пивоваров сообщили, что у них под видом рядового скрывается какой-то старший командир, попавший в плен под Севастополем. Ведет себя очень осторожно, но чувствуется, что приглядывается к людям, заводит разговоры. В лагерь его доставили из Житомира весной, можно дога- дываться, что Карпов (так он себя назвал) имел какое-то отношение к подкопу в житомирском лагере.
   Роман решил познакомиться с ним и после нескольких встреч, взаимного прощупывания, намекнул, что есть возможность бежать через подкоп. Карпов в свою очередь откровенно рассказал о себе: члeн партии с 1918 года, окончил в девятнадцатом году кремлевские курсы краскомов, стоял на часах у квартиры Ильича. Иван Федорович Хомич (такова его настоящая фамилия) грустно улыб- нулся:
   - В первый раз, помню, не узнал Ильича, уж очень показался непохожим на свои портреты. Главное глаза - трудно даже передать какой у него взгляд... Целую минуту, наверное, рассматривал то пропуск, то его, а Ильич стоит и спокойно ждет. Стал извиняться, а он улыбнулся: "Все правильно, товарищ" - и прошел к себе. Ну, а потом гражданская война, служба в ОГПУ и на границе, учеба в академии имени Фрунзе.
   Перед войной преподавал в этой академии тактику, был начальником штаба дивизии, оборонявшей Севастополь. В составе отряда, прикрывавшего эвакуацию наших войск, сражался уже после оставления города. Обессиленных от голода и жажды бойцов немцы прижали к морю и навели на них пушки и пулеметы с катеров. Полуживых защитников бросили в лагеря.
   Рассказ полковника взволновал Романа.
   - Вот что, Иван Федорович, ваши знания и опыт могут оказать неоценимую помощь при побеге. Пока подкоп не закончен, вам незачем к нему подключаться.
   Роман незаметно улыбнулся, окинув взглядом могучую фигуру полковника - такому в нашей дыре трудно и повернуться, а накануне побега переведем вас во второй блок.
   - Каким образом?
   - "Заболеете" дизентерией.
   Потолковали и о том, что за последнее время в лагерь снова зачастили власовские вербовщики. Хомич пренебре- жительно усмехнулся:
   - Намылили им шею под Курском, вот и выискивают пушечное мясо. Вряд ли только найдут! Знаете, как говорят о власовцах: "Мундир немецкий, табак турецкий, язык наш русский, а воин - прусский".
   Роман засмеялся:
   - До свидания, Иван Федорович, ждите санитаров.
   Связной санитар Иван Демьянович Мороз передал решение руководителя подполья врачам третьего блока. И вот Хомич на носилках. Антон Востриков и Григорий Федоров несут его. Вся трудность у проходной. Носилки нарочно опустили у самых ног часового.
   - Кого несете? - спрашивает полицай.
   - Дизентерийного, не видишь, что ли? - небрежно бросил Антон, вытирая пот со лба. Хомич застонал. Полицай брезгливо попятился назад.
   - Так проносите, какого черта чухаетесь!
   Санитары поспешно подхватили носилки.
   Как раз установилась более регулярная, чем через Коробко, связь с партизанами. Ее осуществлял подпольщик, добровольно ставший ассенизатором "гросслазарета". До войны, говорят, был партийным работником. Через него отряду еще летом передали, что в "гросслазарете" готовится подкоп. Теперь бы можно сообщить и срок, но Роман не делал этого: слишком велика тайна. После того как гитлеровцы прорыли через двор траншею, он перестал сообщать о подкопе, словно его и не было. Попросил только об одном, чтобы прислали местную карту и компас. Ассенизатор их доставил.
   Роман пригласил санитара Сусанова:
   - Пойдешь в первый блок. На втором этаже в правом углу лежит человек, передашь ему вот эту брючную пуговицу и получишь сверток. Возьми мой котелок, вернешься с баландой.
   Сусанов выполнил поручение. Сверток - карта, с которой Роман подошел к койке "больного" Хомича.
   - Изучи, Иван Федорович, как следует. Через пару дней поднимешься на НП, прикинь на местности.
   Очередной доклад Кузенко о ходе работ обрадовал Лопухина. Судя по всему, подкоп близился к концу. Паропро- водные трубы, идущие к первому блоку и на кухню, были уже забиты землей. Длина тоннеля превышала девяносто метров, значит, он вышел за лагерную территорию.
   Надо решать практические вопросы побега. Пятерка, собранная Романом, намечала кандидатуры беглецов. В первую очередь пойдут "забойщики", командиры и политработники. Установили очередность и порядок выхода.
   Утром 22 ноября, когда люди еще спали, Павел Кузенко вылез из тайного подземелья и двинулся по коридору как-то необыкновенно легко, будто не касался пола. Отработал ночную смену, а усталости словно не было. Зашел в комнатенку, где жил вместе с Романом. Думал застать своего друга и начальника еще в постели, но его не было, а из перевязочной уже слышалась музыка. Недавно туда санитары притащили пианино, найденное на чердаке блока, и Лопухин иногда садился за него. Сегодня Роман должен был встать попозже, до поздней ночи в тоннеле пробыл и впереди такое, что долго не придется лечь... Но, видно, не до сна ему. Павел шагает в такт музыке, а открыв дверь перевязочной, поет: "Тореадор, смелее в бой!"...
   Не прекращая игры, Роман, вскинув голову, смотрит на него. Какой яркий блеск в глазах Павла! Сейчас не нужно слов, Роману ясно, с какой вестью он при- шел.
   Подкоп закончен! Шестимесячный труд, полный опасностей, тревог и волнений, позади. Они на пороге долгожданной свободы! Теперь нужно только не оступиться. Побег требует такой же строгой организации, как и строительство.
   Шли последние приготовления. Роман забежал в хлеборезку. Все в порядке. Только повара Бешекова уже не было, угнали недавно в Германию. Столько заботился о "шахтерах", выкраивая дополнительное питание, а бежать не пришлось.
   День и вечер 22 ноября тянулись так медленно, что временами казалось, им не будет конца. Выход назначили в полночь. Люди не находили себе места.
   Наконец, участники подкопа стали стекаться в подвал. Стояла немая тишина. Лишь Лопухин изредка что-то шепотом говорил Стецюре, выделенному регулировать вхождение, или, точнее, вползание в тоннель.
   Минута открытия движения в "метро" приближалась. Первыми полезли Стыцюк, Иванов и Федоров - ударники забоя, которые должны были пробить дыру наверх и выйти. Стало еще тише, даже дыхания людей не слышно. Все словно застыли, устремив взгляды на отсек, где с концом веревки в руках стоял Роман.
   Наконец он поднял руку. Никогда узники не видели доктора таким. Без слов все ясно: товарищи выбрались, дернули за веревку. Тотчас поползла вторая группа - Лопухин, Кузенко, Хомич, Чистяков. И снова радостный сигнал по веревке.
   Стецюра отправляет Лукина, Полетаева, Вострикова, братьев Мамиевых, затем Златоверского, Бухляева, Брынева. Оглядев собравшихся, Стецюра улыбнулся. Через несколько минут можно звать из блока новую партию. До утра далеко, многие уползут. А сам он завершит движение. Хотя и после него могут, если позволят обстоятельства, уходить. Тут порывисто задергалась веревка - сигнал. Что могло случиться? Он заглядывал в темноту тоннеля, заметно волнуясь. Кто-то явно пятился назад, слышалось тяжелое дыхание. Вот показались ноги, потом туловище - вылез Брынев.
   - Поднялась стрельба, включили прожекторы,- задыхаясь, произнес он.- Вернулся, чтоб не демаскировать.
   - Ничего, повременим, - проговорил Стецюра, - и продолжим.
   Стрельба встревожила и беглецов, собиравшихся в намеченном пункте - за дорогой, в кустах. Перед этим они услышали какой-то шум. Что произошло? Роман по- рывался пойти к дыре, но лучи прожекторов сдержи- вали.
   Подполз Мамиев, объяснил: у Брынева лопнул мешок с сухарями, шум услышал часовой.
   Большое несчастье и вряд ли поправимое. Неужели этим кончится? Рассчитывали на сотни, а вышло полтора десятка человек. Следовало уходить от возможной погони и в то же время Роман надеялся, может, вынырнет кто еще.
   Прекратившаяся стрельба пробудила надежду. Вот если бы еще прожекторы погасли... Томительные минуты проходили, а лучи все шарили по дороге и около нее, иногда скользили по кустам и тогда на мгновение Роман видел в бликах встревоженные лица друзей.
   Подошли Павел Кузенко и Гриша Федоров, которые кусачками проделали проход во внешнем обводе проволочного заграждения. Дольше ждать не было смысла.
   - Веди, Иван Федорович,- сказал Лопухин Хомичу.- Отныне я - рядовой солдат.
    " "