Роман Лопухин тяжело опустился на кровать, медленно расстегнул воротник гимнастерки. Последние дни его неоднократно беспокоила мысль: не совершил ли он ошибки, отклонив предложение об уходе с группой Бондаренко? Связь с городом потеряна, охрана настолько усилена, что на массовые побеги трудно рассчитывать. И все же за зиму кое-что сделано. Правда, повторить номер Бондаренко не удалось. Один из полицаев согласился за серебряные часы выпустить десять пленников во главе с Кучко, Клюквиным и Васей-поваром. Все было подготовлено. Роман лелеял надежду воспользоваться полицаем-взяточником не один раз. Но в последний момент тот предал группу. Всем участникам грозил расстрел, который заменили каторжными работами в Германии.
   В январе, феврале и марте 1943 года из разных блоков совершили побег несколько групп по семь-десять человек. Их возглавляли врачи Попель, Кочетов, Малютин и фельдшер Леднев.
   Однако обстановка все осложнялась и осложнялась. К каждому блоку в качестве блокфюреров приставили эсэсовца и по пять-шесть полицаев. Окна первых этажей наглухо затянули колючей проволокой. Во втором блоке вместо покладистого Франца, с которым Роман находил общий язык, появился эсэсовец Роут. С этим типом не договоришься: всех пленных считает отъявленными бандитами, никогда не расстается с пистолетом и кинжалом, по всякому поводу и без повода кричит на Романа и других врачей, бывали случаи, пускал в ход и руки. Лопухин после очередного разноса с трудом приходил в себя, огромным напряжением воли подавляя желание влепить фашисту пощечину. Но когда Кузенко предложил утопить Роута в уборной, Роман возразил:
   - Дорого возьмут за него. Надо как-то найти ключ к этой скотине.
   Но как?
   В дверь постучали. Санитар Антон Востриков принес обед - котелок баланды и пайку хлеба. Роман вяло поблагодарил, разломив хлеб, покачал головой: почти наполовину опилки. Антон, присев на табурет, исподтишка наблюдал за врачом. И что за непонятная фантазия у Романа Александровича питаться из общего котла с пленными, когда старшие врачи блоков прикреплены к кухне, обслуживающей полицаев? Гриша Федоров, с которым он поочередно носит еду Лопухину, тоже не понимает этого упрямства. Ведь этим же ничего не добьется, только быстрей протянет ноги. А у Лопухина на руках тысячи больных. Мудрит парень....
   Роман заметил его взгляд, спросил:
   - Ну, что уставился?
   - А то, что другим старшим врачам человеческую еду носят санитары, а мы с Гришкой, извините за выражение, вам дерьмо таскаем.
   - Опять за свое! Неужели не поймешь, что эта самая немецкая милость поперек горла станет? И давай, Антон, больше об этом не будем.
   Востриков, вздохнув, забрал котелок, всем своим видом показывая, что слова врача его нисколько не убедили, направился к двери.
   - Подожди. - Роман отложил ложку, чему-то улыбнулся: - Позови Полетаева.
   Роут... Роут... кажется, есть зацепка. Роман слыхал, как в разговоре со своим коллегой эсэсовец жаловался, что в этой проклятой дыре даже ящика для посылки достать невозможно. Ну что ж, надо помочь начальству...
   Выслушав Лопухина, старшина блока Афанасий Полетаев удивленно поднял брови: "На кой черт делать этому гаду?" Однако спорить не стал и на другой день принес аккуратный ящичек. Улучив момент, Роман пригласил ефрейтора в перевязочную и вручил ему подарок.
   Роут заулыбался, но тут же стер улыбку и строго сказал, что желательно сделать ящик побольше и вообще он рассчитывает их получать и в дальнейшем.
   Лопухин удивился про себя: ну и стервец, не иначе среди своих продавать будет. А раз это так...
   - Господин ефрейтор...
   - Оберефрейтор! А точнее, ротенфюрер.
   - Виноват, господин ротенфюрер, я штатский человек и слабо разбираюсь в званиях. Делать ящики несложно, среди больных есть отличные столяры. И если с вашего разрешения в блоке открыть небольшую столярную мастерскую, то можно обеспечить ими всех господ офицеров, всех блокфюреров. Но нужен хоть какой-нибудь инстру- мент, фанера, доски и гвозди. Можно делать не только ящики, особенно если время от времени подкармливать мастеров.
   Роут заинтересованно и уже более благожелательно глянул на врача. Ничего не скажешь: дельные мысли у этого парня. Если как следует наладить дело, можно отлично заработать.
   Ротенфюрер закурил и, поколебавшись минуту, протянул сигарету Лопухину. Роман почтительно поблагодарил. - Хорошо, оберарцт. Думаю, что можно устроить. Но пусть это будет наш маленький, э...
   - Секрет?
   - Яволь. И все делать только через меня.
   Через несколько дней Лопухин предложил Роуту организовать сортировку и ремонт одежды умерших пленных. Это тряпье, согласно распоряжению Планка, составлявшее имущество райха, беспорядочно сваливалось на склад и затем отправлялось в Германию. Но среди ветоши могли попасть и хорошие вещи. Роут быстро уловил смысл идеи Романа и доложил ее начальству как свое предложение, за что был поощрен комендантом.
   Доверие его к Лопухину усилилось, этот доктор оказался деловым человеком, показал, как на этих завшивевших дистрофиках-пленных можно сделать коммерцию. Завоевывая расположение блокфюрера, Роман думал не только об облегчении положения больных. Надо наладить связь с городом и снова подготовить побег. На этот раз уйдет и он. Но как это сделать? Покойный Михайлов как-то говорил о подкопе, потом надобность в нем отпала. Сейчас, когда всякая надежда действовать совместно с полицейской охраной потеряна, следовало всерьез продумать и эту возможность.
   По инициативе Романа недавно была создана пятерка для руководства подпольной работой в лагере. В неё вошли Роман Лопухин, Павел Кузенко, Георгий Белоус, Константин Хитров и Иван Марченко. Рассмотрев предложение Лопухина, они горячо поддержали его и приняли решение начать подкоп со второго блока. На это были веские причины: отсюда шла канализационная труба - ее можно придерживаться, чтобы не сбиться с нужного направления под землей.
   Подвал блока имел два отсека, один из которых соединялся люком с поверхностью земли. Рядом проходит паропроводная траншея. Наконец, длительное время Роман и его помощники старались отобрать во второй блок надежных людей - это в какой-то мере гарантировало от провала и позволяло привлечь для работ в подкопе нужное количество людей.
   По наметке трасса подкопа от северного угла второго блока должна была пройти через двор лагеря и выйти за колючую проволоку.
   - Я прикинул, предстоит прорыть около ста метров, - сказал Роман членам пятерки. - Дело неимоверно трудное и опасное, но другого выхода нет.
   - Сколько же времени потребуется рыть эту нору?
   Лопухин пожал плечами:
   - Трудно сказать, очевидно, несколько месяцев. Ведь все придется тщательно скрывать. Один неверный шаг и...- Роман, щелкнув пальцами, обвел глазами товари- щей.
   Минуту все молчали, затем Марченко будничным голосом сказал:
   - Ну что ж, дело ясное, возражений, по-моему, нет ни у кого, будем решать "производственные" вопросы.
   - И вопросы конспирации, - строго добавил Роман.
   Для руководства работами создали штаб, в который ввели Лопухина, Кузенко, Чистякова, Стыцюка, Федорова, Полетаева, Мамиева и Лукина.
   - Управление строительством славутского метрополитена, - пошутил Кузенко.
   - С той разницей, - поддержал его Роман, - что господам управляющим придется самим рыть землю.
   - Кроме директора Лопухина.
   Белоус подошел к Роману, положил руку на плечо:
   - Смотри, Роман Александрович, - на тебе теперь ответственность за самое дорогое для нас - надежду на волю и борьбу с врагом.
   Роман глянул на Кузенко:
   - И на тебе, Павел, тоже.
   Он уже до этого решил возложить на Кузенко непосредственное руководство стройкой. Его практичность и изворотливость будут крайне необходимы.
   Кузенко развернулся с первых дней. Раздобыл цемент для ремонта кухни, у врача третьего блока Е. А. Замятина достал камфорного масла.
   Умело распределил участки работ между подпольщиками, с учетом их способностей. Старшина Полетаев изготовлял плошки для освещения камфорным маслом. Используя цемент, штукатур Златоверский под предлогом ремонта печки проделал отверстие в полу раздаточной комнаты (хлеборезки). Это - лаз, через который можно было попасть в паропроводную траншею. Его закрыли крышкой и сверху поставили хлебный ларь. Лукин и Чигрин из различного тряпья сшили три комбинезона для "забойщиков". Кузенко надеялся привлечь к работам своего друга Кузьму Поддубного, но в этот момент он заболел сыпным тифом и скончался.
   Долго не удавалось обзавестись орудиями производства. Павел поручил это старшине Харитону Мамиеву. Тот включил в поиски своего двоюродного брата Николая. Сам Павел тоже присматривался. Около колючей изгороди он увидел железную полоску и, незаметно сунув ее за пазуху, поспешил в блок. Харитон нашел малую солдатскую лопатку. А Николай, обследовавший чердак, спустился оттуда с кавалерийским клинком. Обрадованный Харитон, взмахнув клинком, воскликнул:
   - Э, секир, башка долой! - что-то сказал по-осетински брату, плохо говорящему по-русски, и перевел: - Я, Павел Антонович, говорю ему: если бы тебе, Нико, коня да пальцы на руке, джигитом бы стал, тряхнул стариной.
   Павел обнял его за плечи.