В надежде легче коротать дни, и не жаль, что проносятся они, горькие и тяжкие, лихие и тревожные. Хорошо, что устроилась на работу. Зарплата ничтожная, работа гнетущая, но день как-то проходит организованно, поэтому немного легче.
   Бывают минуты, когда удается читать. Перечитываю А. Толстого "Хождение по мукам", пьесы Алексея Максимовича Горького. Чтение успокаивает, забываешь обо всем. Читает в свободные минуты и Александр Михайлович. Он все больше ко мне привыкает и привязывается, работаем дружно, часто он искренне восхищается моим "прекрасным и жизнерадостным характером"; уже не ворчит по поводу моей подвижности. Последние дни мой "старичок" и сам повеселел. Как-то даже начал тихо подпевать - подкормился, выручила картошка, да и я теперь не забываю его: ношу ему из дому "поныки", обманным путем получаю у Галины Афанасьевны для него два обеда.
   - Не регистратор, а клад, - шутя говорит он частенько.
   Пять часов дня. Рабочий день закончился сравнительно спокойно: только трижды постучала сегодня в нашу дверь смерть, были и два рождения.
   Мама расчищает снег. Второй день метет и завывает пурга. Зима, кажется, с боем, но все же сдается. Когда стихает буран, выглядывает солнышко.
   До вечера оно еще покажется; второй день под вечер появляется. Погода под стать моему настроению: случается, злюсь, нервничаю, а затем, в момент кульминационной душевной бури, все завершает нежная и печальная, веселая и задорная песня.
   Песня для меня сейчас - чудодейственное лекарство. Ею укрепляю надежду, развлекаю себя в этой тюрьме, к ней прибегаю в наиболее горькие минуты отчаяния...
   Неделя промелькнула быстро.
   В город почти не хожу. Меньше разрушенных домов вижу, меньше встречаю на улице серо-зеленые шинели, избегаю читать газеты - и сохраняю покой.
   Получила "паек": 10 килограммов сахарной свеклы, 4 килограмма так называемого повидла, 100 граммов колбасы и 100 граммов холодца. Свеклу посушили. Получилось "немецкое печенье", как прозвали ее дети. Для взрослых - эрзац-сахар. Полученное повидло - свекольный жом (сок немцы забрали для патоки себе) -подозрительного цвета.
   Когда шла с пайком, кусочек повидла упал на мостовую. Нагнулась поднять и растерялась: на мостовой валялось немало таких же мерзлых кусочков. Подняла тот,-который казался моим. Дома мама рассмотрела:
   - Видала! Кизяковое повидло.
   Насмеялись и хотели выбросить этот жом, но дети не дали, едят и весь день скулят по нему.
   Мама долго думала, как разделить на семерых колбасу и холодец. В общем, лизнули, чтобы не забыть, что на свете бывает и он и она.
   Свеклу дали не всем одинаково: кому 10, а кому 20 - 50 килограммов.
   Любопытства ради пошли с Зинаидой Афанасьевной к пану Батраку, заместителю председателя, спросить: почему это так? Он вытаращил на нас глаза и, заикаясь, сказал:
   - Какие же вы наивные. Кто это вам сказал, что все теперь равны? Пора вам знать, что есть солдаты и офицеры. Сколько вы получаете? - обратился он ко мне.
   - Четыреста рублей! -отвечаю.
   - А она сколько? - показывает на Зину.
   - Тоже четыреста.
   - Ну, а я - тысяча двести. Понятно? С-с-с-оо-лдат и о-о-о-фи-и-цер одинаково р-р-р-иску-у-у-ют жизнью, а получают не о-о-оди-н-наково!
   Переглянувшись, мы извинились и, чтобы не рисковать работой, поскорее исчезли с "ясных глаз" "пана".
   Ведь он "офицер" у победителя, а мы лишь пленные солдаты.
   На лестнице, не удержавшись, посмеялись до слез: ко всему прочему пан Батрак еще и глухой, не услышит. Впрочем, эти "паны" ко всему глухи.