В конце лета 1942 года в "гросслазарет" прибыл транспорт с пленными. На станции до крайности изнуренных людей выстроили у вагонов.
   Вдруг откуда-то возглас:
   - Роман!
   Лопухин обернулся, приглядываясь к рядам. Остановил взгляд на низкорослом пленном с узким лицом и черными волосами. Это Павел Кузенко, однокашник по ин- ституту! Хотелось броситься к нему, горячо обнять, поговорить. Но этого нельзя делать: немцы жестоко пресекают встречи знакомых. Пришлось отвернуться. Пока сортировали прибывших, еще несколько раз встретился взглядом с Кузенко. Тот, видно, не понимал поведение Романа, может, даже посчитал его фашистским приспешником.
   Проследив, что Павел попал в седьмой, "карантинный" блок, Лопухин исподволь стал готовить почву для перевода его в свой блок.
   Перевод удался. Сидя на койках друг против друга, они всю первую ночь проговорили. Павел рассказывал, что воевал в Севастополе. Он был сначала младшим врачом, а потом начальником санитарной службы легкого артиллерийского полка РГК.
   - Помнишь, Роман, как восхищались мы медиками Пирогова? - обжигая пальцы окурком, говорил Павел.- Так вот, в эту войну нам было в тысячу раз трудней. Беспрерывно рвались снаряды и авиабомбы, горела и дрожала земля под ногами, когда оперировали.
   Тяжелый вздох вырвался из груди Романа, когда он услышал, как у Херсонеса матросы, в том числе и раненые, бросались с гранатами под фашистские танки.
   О плене Павел совсем было не хотел говорить. Но Роман этим как раз интересовался. О будущем подпольщике нужно знать все. Что сказать? Погрузили в Симферополе и повезли, как теперь выяснилось, в Славуту. Павел был старшим вагона, в пути едва не поплатился головой. У фельдшера Кузьмы Поддубного оказался обломок пилы. Они с Павлом решили пропилить пол вагона. Три ночи по- переменно пилили. Оставалось в сущности только провалить доску и в подходящем месте самим упасть между рельсами. В последний момент рассчитывали призвать и других к побегу. Но, как на грех, поезд остановился на какой-то станции и зубной врач, заметивший прорез доски, трусливо кликнул охрану.
   - Своими бы руками задавил подлеца, да перевели его немцы сразу в другой вагон, а нам предъявили ультиматум: "Выдать тех, кто пилил, иначе расстреляны будете все". За работой нас видели многие, и мы с ужасом думали: неужели еще найдется гад? Поверь, не смерти боялись, а предательства. Но как ни кричали, ни угрожали немцы, толку не добились. Тогда я подошел к немецкому офицеру: "Господин офицер, у нас создается впечатление, что это сделал сам зубной врач, а потом испугался и вызвал охрану. Лично я видел у него в руках какую-то пилку". Весь вагон подхватил мою версию, загалдели. В общем, номер удался.
   - Выходит, за дорогу ты уже стал на путь подпольной борьбы. А я собрался тебя вербовать.
   Павел вскочил с койки, на минуту застыл на месте, потом прошел по узкой комнатенке и радостно про- изнес:
   - Черт возьми! Извини, Рома, за холуя тебя посчитал, когда окликнул перед строем. Зачисляй в бойцы. Потребуется, зубами колючую проволоку буду перегрызать.
   - По рукам, Паша,- поднялся Роман.