- Ну, Жорка, где же твой приятель из подполья? Времени прошло много, а о нем ни слуху ни духу. Не морочишь ли ты мне голову?
   - Истинный крест, Яков Алексеевич,- все правда! Не появляется, проклятый... Я же знаю, что вы не шутите, знаю, чем это пахнет. Встречу - не выпущу.
   - Вот именно - не шучу! И ждать твоего окруженца больше не намерен. Придется с тобой, парень, толковать в другом месте, если не выложишь все начистоту. А в гестапо умеют не таким, как ты, орлам языки развязывать. Уловил? Если сейчас все не расскажешь - отправлю в Шепетовку. А ну встать! Кругом! Руки на голову!
   Косович быстро подошел к Музе, вынул из кобуры пистолет, провел рукой по карманам.
   - А теперь садись. Последний раз говорю по-хорошему, не дури и не запирайся.
   Муза затравленно оглянулся, дрожащими руками, просыпая табак, скрутил цигарку. Косович, усмехнувшись, щелкнул зажигалкой, помолчал, давая возможность Музе собраться с мыслями.
   Муза лихорадочно думал: сказать или нет про Михайлова? Нет - страшно! Руки у Михайлова длинные, да и подпольщики, если узнают, кто выдал руководителя, под землей найдут... И Муза повторил рассказ о Леньке, добавив, что ему известно о связи Леньки, фамилия которого Терещенко, с завхозом больницы Бонацким.
   - Все?
   - Все, Яков Алексеевич...
   - Нет не все! Кто был связан с Бонацким?
   - Знаю, что он встречался с Хармацем...
   - Этот номер не пройдет - у тебя то беглецы, то мертвецы, расскажи своей бабке такую сказку, авось поверит. Ну?!
   - Еще Козийчук... Это врач-хирург. Кажется, Захаров и фельдшер Иван Коломийчук, он сейчас работает зубным врачом. Видел, что беседовал с фельдшером Карплюком из Жукова... Других не знаю, может, и эти ни при чем. Да поймите же, господин фельдфебель, не будут они передо мной все выкладывать!
   И Муза жалобно всхлипнул.
   - Утри сопли, зануда! Отвечай: за Михайловым ничего подозрительного не замечал?
   Муза отрицательно покачал головой. Косович потянулся к телефонной трубке, перехватил отчаянный взгляд Музы и, усмехнувшись, отвел руку. Можно, конечно, сообщить в гестапо, но тогда он останется в стороне, никто не оценит его усердие, а Косович чувствовал, что здесь весь клубок. Муза не все сказал - боится мести подпольщиков. Ну что ж, надо поставить его в такое положение, чтобы не оставалось ничего другого, как приняться лупить своих бывших сообщников, тогда он расколется до конца, назовет других... А там... можно списать в расход за ненадобностью. И Козийчука надо взять за глотку, кажется, и он не из тех, что молчат.
   - Ладно. Поверю и на этот раз.
   Косович позвонил и приказал дежурному вызвать трех полицаев. Муза беспокойно заерзал на стуле.
   - Что, припекло? Не бойся,- не по твою душу, дурак!
   Вытащив из ящика стола пистолет Музы, Косович разрядил его и вернул владельцу.
   - Это чтобы ты сдуру палить не начал.
   - Да разве я...
   - Не перебивай! На двух стульях сразу не сидят, или ж... прищемишь или затылок разобьешь! Тебе деваться некуда: с нами или на тот свет. Уловил? А сейчас пойдешь с нарядом, арестуешь Коломийчука, сделаешь у него обыск и доставишь сюда. Понял? Захарову и Козийчуку и вида не показывать, голову оторву! И последний раз предупреждаю, сделаешь, как надо, все прощу и забуду.
   Проинструктировав полицаев в присутствии Музы и назначив его старшим, Косович отпустил их, затем вызвал еще двоих полицейских, приказал ехать в Жуков, арестовать фельдшера Карплюка и доставить его в полицию. Посмотрел на часы: сейчас в больнице обеденный перерыв, надо встретить по пути домой Козийчука.
   Косович неторопливо прошел мимо поликлиники и почти столкнулся с Козийчуком. Шутливо спросил:
   - Ты что это начальству на ноги наступаешь?
   - Простите, Яков Алексеевич, задумался.
   - Сегодня в девять в условленном месте.
   Косович вошел в поликлинику, остановил в коридоре Цыганкову, несколько минут поболтал с ней и отправился домой. По пути думал: "Сволочная девка! Морочит голову, глазки строит, крутит хвостом, а поддаваться не поддается. Ну ничего - не таких обламывали! А хороша, шельма! Можно, конечно, взять силой, да с Михайловым неприятностей не оберешься... Михайлов... Что за человек этот пожилой главврач? Здорово он его выручил, но зачем? Не из-за дружбы же в самом деле? Здесь что-то не так! И под носом у него подпольщики, если только Муза не брешет. Нет, не должен брехать... Эх, удалось бы все, тогда он возьмет свое, немцы не забудут усердия и умения начальника славутской полиции".
   А в это время Муза стучался в двери к Коломийчуку, Фельдшер приветливо улыбнулся:
   - Каким ветром, Жора? - и не закончил. Увидев за его спиной трех полицаев, побледнев, шагнул назад...
   - Одевайся, Иван, ты арестован,- глядя в сторону, выдавил из себя Муза. - Хлопцы, обыщите помещение.
   Сгорбившись, Коломийчук молча надел пиджак, комкая в руках фуражку, прислонился к стене, упорно стараясь встретиться взглядом с Музой, но тот не смотрел в его сторону.
   - Смотри, старшой, что нашли!
   Полицай протянул Музе листовку. Муза, не читая, сунул ее в карман, она ему была хорошо знакома; не так давно Михайлов дал Музе несколько таких листовок, просил передать в одно из отдаленных сел. Федор Михайлович тогда еще сказал, что текст надо бы отпечатать красной краской, да жаль, ее нет... Что теперь будет? Коломийчук неторопливо полез в карман, достал кисет, отсыпал в ладонь махорки, быстро огляделся и шагнул к полицаю, стоявшему у двери...
   Через несколько секунд Муза валялся на полу, получив сильный удар в переносицу, полицай с проклятьем протирал засыпанные махоркой глаза, а Коломийчук выскочил па улицу. Полицаи выбежали следом. Муза услыхал крики, несколько выстрелов, затем все стихло. Вскоре распахнулась дверь, и полицаи бросили на пол безжизненное тело фельдшера. Один из них наклонился, приподнял голову Коломийчука и безнадежно махнул рукой:
   - Готов!
   Муза приказал двум полицаям продолжать обыск, а одному идти за телегой, чтобы отвезти труп в полицейский участок. Пока полицаи усердно перерывали все в доме, лазали на чердак и в погреб, Муза, присев на табурет, размышлял:
   "Теперь все... Как глупо получилось! Попал между двух огней и неизвестно, какой больней обожжет... Рассказать все Косовичу? Страшно. Выложить все Михайлову? Тогда заранее заказывай гроб! Придется снова крутиться между ними, стараться показать Косовичу свое прилежание, а Михайлов должен понять, что я здесь ни при чем. Потом можно выбрать удобный момент и смыться, сменить документы..."
   Косович внимательно выслушал доклад Музы, отругал, что фельдшера не взяли живым, впрочем, Музу нельзя винить в преднамеренности: рассказ полицаев подтверждал все, что он доложил. Теперь Жорка никуда не денется, увяз коготок, всей птичке пропасть. Еще разок на него нажать, и все выложит. Плохо, что сорвалось и с арестом Карплюка, он при задержании также оказал отчаянное сопротивление и был убит. Ну ничего! Остаются Козийчук, Захаров, да и о других Муза скажет. Потолкуем с Козийчуком...
   В девять вечера Косович встретил Козийчука на явочной квартире. Немного выпили, поговорили о настроениях медицинского персонала, о разговорах, которые ведут больные... Косович рассеянно слушал, поддакивал, потом, остро взглянув в глаза Козийчуку, сказал:
   - Ну вот что, уважаемый, хватит дурака валять! Сколько ты еще намерен на два фронта работать?
   - Я не понимаю...
   - Врешь, понимаешь! Спокойно, не рыпайся, за дверью вооруженный полицейский. Уловил? А теперь давай по-серьезному говорить...
   Косович в отличном настроении шел домой. Как он и предполагал, Козийчук не отпирался и быстро раскололся. Конечно, сказал не все, но главное сказал. Ну и Михайлов! Вот, оказывается, кто всем заворачивает. Теперь он в его руках... Но этот, конечно, ничего не скажет, поэтому не следует спешить. Значит, он, Захаров, Софиев из "гросслазарета", Бонацкпй, какой-то Андреев-все попадут на крючок! Узнают они Косовича...