первая листовка отпечатанная типографским шрифтом в славутской подпольной типографии. Весна 1942 г

   В кабинет Косовича заходят полицаи, быстро переговорив и получив задание, они не расходятся, перекуривают, делятся новостями, все отмечают, что начальство, не в пример последним дням, приветливо и даже склонно к шуткам, хотя шутить особенно нет поводов - взрыв эшелона принес массу неприятностей, поднял на ноги всех вплоть до Ровно, а найти злоумышленников так и не удалось. Кто-то высказал мысль, что диверсии, очевидно, и не было - покидая линию старой границы, саперы-красноармейцы заминировали мостик, взрыватель в свое время почему-то не сработал, а вот теперь... Жиденькая версия, но за нее сразу же ухватился Ворбс и железнодорожное начальство - иначе как ответить за гибель семисот отборных солдат фюрера! Подобного не случалось не только в Каменец-Подольской области, но и в других областях Правобережья. Нет, здесь или действительно случайно оставленный Красной Армией заряд или... или подпольщики заранее знали об эшелоне и подкараулили именно его. Но тогда они слишком много знают и слишком опасны...
   Дав понять подчиненным, что следует придерживаться версий о мине, заложенной советскими саперами, Ворбс строжайше предупредил об усилении поисков подполья, а железную дорогу стали охранять подразделения мадьяр.
   Да, вроде нет причин для веселья, а Косович явно в отличном настроении.
   Муза, вызванный начальником полиции, незаметно поежился: веселье Косовича могло обернуться слезами для него. Последние дни он и так ходит сам не свой: прекрасно понимает, что кривинская кутерьма - Михайловская работа, а точнее сказать - Одухи или Леньки. За несколько дней до диверсии и Одуха и Иванов несколько раз были у главврача. Ох, если узнает Косович... А может, уже знает? Муза потоптался на месте. Дернул же его черт встрять в эту поганую историю! Служи и нашим и вашим, и в обоих случаях башка полететь запросто может. Удрать? Некуда... Тяжело вздохнув, Муза тихонько постучался в дверь кабинета Косовича:
   - Разрешите, господин фельдфебель?
   - А, Жорка, заходи! Чего рожа такая скучная, словно сотню марок кому задолжал?
   - Да нет, Яков Алексеевич, все в порядке - просто не выспался. - Муза облегченно вздыхает - на сей раз пронесло...
   - По бабам надо меньше шляться! Ничего, отоспишься. А сейчас слушай - есть дело. Сегодня вечером гульнем, надо отметить успехи германского оружия.
   - А что такое, Яков Алексеевич?
   - Краснопузых в Крыму разделали под орех - взяли Керчь, Севастополь на ладан дышит, мало того - под Харьковом тоже по первое число всыпали, в общем, дуй к Терпелихе!
   Муза помялся, выразительно похлопал по карману.
   - Тоже мне, представитель власти! Не можешь взять?
   - Да нельзя, Яков Алексеевич. Прикроет баба свое производство - где еще такого мастера найдешь? Давай лучше с ней по-хорошему, в другом месте свое возьмем!
   - И то правда. Держи гроши. В общем, часикам к семи подходи с "боеприпасами".
   Вечером в доме Косовича дым стоял коромыслом - пили за успехи доблестных немецких войск, за здоровье фюрера Германии Адольфа Гитлера, за погибель красных, за хозяина и хозяйку... Гостей немного: трое полицаев со своими подругами, накрашенными девицами неопределенного возраста, сам хозяин, Муза, унтер-офицер из комендатуры, этот держится в отдалении и, хотя тоже изрядно перебрал, сидит, словно аршин проглотил. Не обращает внимания на других и знакомая унтера - молоденькая смазливая девчонка, работающая в городской управе. Она небрежно дымит сигаретой, исподтишка наблюдая за подругами полицаев, с завистью посматривающими на ее прозрачную блузку, маленькие часики, красивые туфли... Муза невольно косится на нее.
   - Твое слово, Яков Алексеевич! Просим хозяина!
   Косович тяжело поднимается с места, потом, махнув рукой, снова опускается на стул: в отличие от своих гостей он почти трезв. Оглядел собутыльпиков - раскрасневшиеся пьяные рожи, льстивые взгляды, смотрят в рот, ловят его слова... А год назад и знаться с ним не хотели...
   - Панове! Мы уже выпили за успехи доблестных войск фюрера, - Косович приподнимается и делает легкий поклон в сторону унтера, тот благосклонно кивает и, не ожидая остальных, один осушает специально для него поставленный фужер, - теперь я хочу выпить за то, чтобы мы еще до осени отпраздновали падение большевистской Москвы, а до этого отметили свою победу - уничтожение последнего из тех, что не признают новой власти, морочат головы другим, разбрасывают смутьянские листки и поднимают оружие на нас, которым германское командование доверило осуществлять власть и наводить порядок! - Косович недоуменно качает головой: можно ли представить подобное? И, все более возбуждаясь, продолжал: - И какого биса, спрашивается, нужно этой сволочи? Разве нельзя ужиться с новой властью? Можно, сполняй, что тебе приказывают, и живи на здоровье! Так нет, что-то думают своими бумажками добиться!
   - И я им говорю, ничего не добьешься, - с трудом оторвав голову от ладоней, мямлит Муза.
   - За погибель смутьянов!
   Косович неожиданно оборвал свою речь, хотя настроен был говорить еще и еще. Что там такое брякнул Жорка? "Я им тоже говорил..." Кому? Подсел к своему приятелю.
   - Ты чего, Жора, не пьешь? Первачок - сила!
   - Мутит, Яша, недалеко до греха... а хороша баба у того унтера... налей, только немного... вот бы мне...
   - Хочешь устрою? Недорого.
   Муза мычит что-то невразумительное, совсем окосел! Но начальник полиции упорно не отходит от него, пытаясь продолжить разговор. Может, просто так, по пьянке ляпнул? Нет, надо проверить.
   Заметив перемену в настроении хозяина, гости потихоньку начинают расходиться. Косович препоручил Музу одному из полицаев, наказав, чтобы утром его подопечный обязательно пришел похмелиться.
   Часов в девять Муза постучал к Косовичу. Начальник полиции уже давно встал, позавтракал, на его лице были не заметны следы вчерашней попойки. Со странной усмешкой посмотрел на Музу:
   - А, приятель! Давненько жду. Что, опять не выспался?
   - Не пойму, Яков Алексеевич! Голова трещит по-страшному!
   - Пить надо умеючи... Садись за стол, полечим твою голову, а заодно - еще кое-что... Садись, садись, чего кривишься?
   Через полчаса, когда Муза хорошенько выпил, Косович осторожно завел разговор:
   - Ты помнишь, о чем вчера речь на гулянке держал?
   - Ни черта не помню, вроде я больше помалкивал, пили за Керчь, за фюрера, за тебя с хозяйкой, еще за что-то, ну а больше не могу вспомнить.
   - И ты выпить предлагал... за то, чтобы немцам еще раз всыпали, как этой зимой у Москвы.
   Муза испуганно икнул и, едва не опрокинув стакан с самогоном, уставился на Косовича.
   - Не удивляйся, так и ляпнул. Сиди, не прыгай, у нас с тобой долгий разговор будет. По пьянке что не сболтнешь, да ведь говорят, что у трезвого на уме... Ответь мне по-честному: есть у тебя думка, что Советы вернутся? Да не бойся, нас двое, доносить на тебя не побегу: сам могу к рукам прибрать. Молчишь? Значит, думал так, может, и сейчас думаешь, да зря. Я тебе про высокие материи толковать не буду, поговорим попросту, по-шкурному. Наливай, только понемногу... Помнишь, перед войной кино мы смотрели "Если завтра война", "Эскадрилья номер восемь", ну и другие, не помню сейчас, как назывались. Здорово там врагов Красная Армия разделывала. А что на деле получилось? Где немцы сейчас? Пока помолчи, меня послушай, потом я тебя слушать буду... Про Москву мне напомнить, наверное, хотел, скажу и про Москву. Что на меня глаза пялишь? Болтовня пустая! Кончилась зима - кончились и успехи красных. А лето только начинается...
   Муза старался понять, куда клонит Косович и почему затеял этот разговор? Что он там еще спьяна болтал? И болтал ли вообще? Может, врет Яшка, берет на пушку? А зачем? Ведь раньше не было подобных бесед? Значит, что-то не так... Что делать? Пистолет в кармане - стукнуть Косовича и сматываться? Не уйдешь, поймают... Предупреждал же Михайлов, не пропивай ума! Вот и допрыгался. Что там Яшка толкует?
   - ...Так кого же это ты убеждал?
   - В чем убеждал?
   - В том, что ничего не добьешься?
   - Всем и каждому говорю, чтоб слушались...
   - Брось хвостом крутить! Вижу, похорошему с тобой не дотолкуешься, придется по-другому речь вести. Выкладывай все начистоту, иначе разговор гестапо продолжит! Я не хочу из-за тебя, дурака, неприятности иметь. Молчишь? Пока твои краснопузые помогут, уже в земле сгниешь. Расскажешь, помогу выбраться из этой поганой истории, назначу своим помощником, немцы меня ценят - поддержат.
   Что делать? Молчать? Замучают в гестапо... Признаться, Михайлов и в гестапо найдет - у него везде свои люди, А если рассказать только часть, про таких людей, которых уже нет или Косович не сможет до них добраться? Ну, например, Бонацкий? Ленька? Этого если и возьмут, ни черта не скажет, а там видно будет...
   - Дай подумать, Яков Алексеевич...
   - Раздумывать нечего. Ты уже решил - по тебе видно. Не вздумай хитрить - шкуру спущу!
   Косович недоверчиво выслушал рассказ Музы о том, как зимой он случайно встретился с неизвестным ему окруженцем или отпущенным из лагеря красноармейцем, которого звали Ленькой. Жил этот Леиька в одном из ближних сел, в каком именно - не знает. В разговоре красноармеец рассказал о разгроме немцев под Москвой, показывал листовку, где перечислялись немецкие потери и взятые Красной Армией города, говорил, что Советы скоро придут сюда и плохо придется тем, кто спелся с немцами. Поэтому надо заслужить прощение у своих, а для этого он его, то есть Музу, свяжет с нужными людьми...
   - Здорово брешешь - и не краснеешь!
   - Все правда. Ведь не сразу же он мне раскрылся, не раз встречались. Ну, а потом предложил сообщать разные сведения про полицию и немцев, доставать оружие...
   - С кем познакомил?
   - С завхозом больницы - Бонацким Романом...
   Косович с досадой хлопнул себя по коленке: растяпа!
   Ведь заявлял ему Михайлов об исчезновении этого Бонацкого, да он отмахнулся, не до этого. А чем был занят? Ага, как раз тогда выследили группу подпольщиков в заброшенном доме. И после этого исчез завхоз, ну все ясно! Помнится, еще сестра Бонацкого приходила, о братце справлялась...
   - С кем еще знаком?
   - Больше ни с кем.
   Похоже, что говорит правду: не станут подпольщики нового с многими знакомить, да еще такого ненадежного типа - из полиции.
   - Ладно. Давно ты последний раз с этим Ленькой встречался?
   - Недели две назад.
   - Разыщешь его, арестуешь - иначе... И последний раз предупреждаю, не вздумай хитрить и вести двойную игру - раздавлю!