памятник погибшим партизанам и подпольщикам: И. Науменко, Б. Троцкому, Н. Кравчуку, П. Коршунову, В. Ковальчуку на кладбище села Стриганы

   Через несколько дней Михайлов предупредил Одуху, что в ближайшее время предстоит выйти на "железку" и проверить на практике взрыватель.
   - Да я хоть сегодня готов! Эшелонов к фронту идет до чертовой матери - рви любой!
   - Любой не годится. У нас взрывчатки кот наплакал. Первая диверсия должна быть удачной на все сто процентов - надо так рвануть, чтобы в Киеве услыхали!
   - Не совсем понимаю, как устроить этот громкий взрыв.
   - Помогут товарищи из Здолбунова. В ближайшие дни должны поступить сведения о движении воинских эшелонов, возможно, даже узнаем, с чем они. Держи людей наготове.
   Утром из Здолбунова пришла Шорникова. Она спросила у Маши Власюк, где доктор, и попросила его вызвать. Федор Михайлович вместе с Козийчуком делал обход хирургического отделения. Он недовольно посмотрел на посетительницу.
   - Разве так можно? Я же предупреждал, чтобы вы не афишировали знакомство со мной.
   - Простите, Федор Михайлович, но здолбуновцы просили немедленно передать записку.
   - Хорошо, давайте и можете идти. Зайдите в аптеку, скажите заведующей, что я велел выдать несколько таблеток аспирина. Это если спросят о причине посещения.
   Вечером в домик Михайлова явился Одуха. Федор Михайлович поправил одеяло, которым было занавешено окно, выдвинул ящик письменного стола, приподнял фанерку в дне его и вытащил свернутую бумагу. Антон Захарович увидел аккуратно начерченный план железнодорожного пути между Кривином и Славутой. Михайлов молчал, пока Одуха рассматривал план.
   - Так вот, Захарович, из Здолбупова сообщили, что завтра ночью на Шепетовку пройдет эшелон - восемнадцать пассажирских вагонов, в них около тысячи эсэсовцев. Предположительно, часика в три ночи он будет вот здесь, - и Михайлов мундштуком отметил место па плане - Знаешь этот мостик?
   - Между Кривином и Бадувкой? Конечно, знаю!
   - Это место не охраняется, заминировать удобно.
   Одуха молча придвинул к себе план, долго разглядывал.
   - Сведения точные, но эшелоны идут часто, в среднем минут через пятнадцать. Подумай, как лучше сделать.
   Одуха подошел к книжной полке, рассеянно провел пальцем по переплетам, закурил и снова вернулся к столу.
   - Сделаем так. Пойдем четверо: я, Иванов, Яковчук и Гаврилюк. Мы с Ленькой заминируем мост, Яковчука пошлю вперед метров на триста, следить за эшелонами. Пройдет наш, - мигнет фонариком. Гаврилюк будет охранять. Если до рассвета этого эшелона не будет, подорвем другой. Вот и весь план.
   - Ну что ж, быть по сему! Как с оружием?
   - У всех пистолеты, у Леньки автомат. Можно взять винтовки.
   - Винтовки не стоит - слишком заметная вещь. Прихвати лучше десяток гранат. Продумай, как подойти незамеченными, и сразу после взрыва уходите.
   - Надо же глянуть на работу!
   - Не дури. Результат железнодорожники сообщат. Давай, Захарович, двигай до дому. Да, подожди минутку!
   Михайлов подошел к шкафчику, вынул большой плоский пузырек, взболтнул его и протянул Одухе:
   - Держи!
   Антон Захарович ухмыльнулся:
   - После охоты за упокой фашистских душ?
   - Вот, вот! Только смотри не наоборот, а то собственные души упокоите!
   - Ну, что ты, Федор Михайлович, не дурные!
   Одуха шагнул в темноту, зябко поежился. Роса с куста попала за воротник рубахи. Со стороны "гросслазарста" сухо треснул выстрел, второй, зашарил прожектор. Одуха заторопился: не ровен час, не попасть бы в облаву. От сосны отделилась тень, бесшумно шагнула навстречу и тут же шепот:
   - Ты, Антон Захарович?
   - Я, Леня. Давай побыстрей сматываться, что-то в лагере неспокойно.
   Иванов беспечно махнул рукой:
   - Обычная история! Кто-то из охраны спросонья палит, профилактика.
   Одуха тронул за рукав Иванова:
   - Сейчас же надо послать в Лисичье Шурку, чтобы к вечеру Клим и Яковчук были в Стриганах. Нам предстоит веселый день.
   - Что такое?
   - Узнаешь в свое время.
   Под вечер в одном из классов школы собрались четверо: Одуха, Иванов, Яковчук, Гаврилюк. Одуха тщательно задернул занавеску на окне и приподнял две короткие доски, вытащил ящик и еще один поменьше, уложил на место доски, а оба ящика поставили на парту. Остальные молча наблюдали за ним. Одуха повернулся к Гаврилюку:
   - А ну, глянь, на месте Ирина?
   Тот вышел и через минуту вернулся. Одуха пригласил всех поближе и тихо заговорил:
   - Сегодня у нас большой день, хлопцы, а точнее сказать - ночь. Дано боевое задание: положить начало войны на рельсах. В ящике - взрывчатка, а вот здесь - взры- ватель. Смотрите, как он устроен.
   Одуха вытащил из кармана небольшой предмет, напоминающий металлический карандаш.
   - Это электродетонатор, ставится в тол, а здесь - батареи от телефонного аппарата. Внутри детонатора мостик накаливания, если его соединить с батарейкой - сработает. Теперь смотрите - подсоединим один провод, цепь не замкнута. Возьмем провод от батареи и от детонатора положим под рельс, мину между шпалами замаскируем. Что получится, когда пройдет колесо паровоза?
   - Замкнется цепь, взорвется детонатор и взрывчатка! - выпалил Иванов, который сам мастерил мину по указаниям Одухи.
   - Молодец! За догадливость возьми пирожок на по- лочке!
   Все рассмеялись. Одуха, погасив улыбку, снова заговорил:
   - Все было бы гораздо проще, если бы рвать первый попавшийся эшелон. Но нам нужен определенный. По полученным сведениям, сегодняшней ночью через Бадувку пройдет эшелон с живой силой - несколько сот фашистов. Его надо накрыть.
   
   Ночью группа вышла к намеченному для взрыва мосту. Было удивительно тихо, время от времени слышался шум проходящего поезда, где-то резко прокричала ночная птица. Охраны не было. Залегли в пятидесяти метрах от моста, стали наблюдать. Эшелоны шли часто и на большой скорости, не выключая свет. Мост гулко подрагивал в такт стуку колес. Покачивая фонарем, прошел обходчик и снова щемящая тишина, только слышен звон лягушек. Одуха приподнялся на локте и прошептал:
   - Начали!
   Иванов с Одухой, пригнувшись, направились к мосту, Яковчук пошел по направлению к Бадувке, Гаврилюк, прислонившись к деревцу, пристально вглядывался в темноту. Со стороны Бадувки послышался гудок паровоза. Клим обеспокоенно посмотрел в сторону мостика, и сейчас же рядом с ним бесшумно опустился на землю Иванов, потянул за рукав - чувствовалось, что рука его мелко вздрагивает. Прошептал на ухо:
   - Порядок!
   Через минуту к ним присоединился Одуха, нервно зевнул, повозился за кустом, устраиваясь поудобнее, и тихо сказал:
   - Теперь, хлопцы, смотрите в оба. Не дай бог про- зевать!
   Послышался шум эшелона, все ближе и ближе, загудели рельсы. Гаврилюк с беспокойством толкнул Ива- нова:
   - Слушай, сибиряк, а эта штука не сработает сама собой?
   - Тоже мне младший командир. Чему тебя только в полковой школе учили? Ведь взрыватель-то не задейст- вован!
   - Черт его знает, кочерга раз в год и та стреляет.
   Поезд уже совсем рядом, паровоз дал резкий гудок. Одуха вздрогнул от неожиданности и зло выругался. Вот и последний вагон, на тормозной площадке два папиросных огонька, блеснул в лунном свете ствол автомата. И сейчас же со стороны Бадувки показался еще один состав. Иванов рванулся к мосту, но Одуха притянул его к земле:
   - Куда, скаженный? Видишь, Иван не сигналит.
   Эшелон был большой, Гаврилюк сбился, пробуя сосчитать вагоны - явно порожняк. Пропустили еще два эшелона - в одном из них светились окнами три вагона. Яковчук не подавал признаков жизни.
   Снова поезд, и в ту же секунду Иванова как ветром сдуло: далеко впереди вспыхнул огонек. Около моста Алексей упал на колени, рядом тяжело дышал Одуха:
   - Дай сюда. Так, отлично. Тикай!
   Оглянувшись, Одуха увидал, что мостик уже ярко освещен паровозным прожектором.
   - Ложись!
   Упали на землю. Иванов громко чертыхнулся: ударился об камень и... Яркая вспышка под паровозом, грохот взрыва, а потом послышался такой скрежет, что Гаврилюка передернуло, вагоны наскакивали один па другой, летели под откос. Погас свет в окнах, послышались крики, истошный вой, раздалось несколько выстрелов. Одуха поднялся с земли, побежал к лесу, за ним остальные. Через несколько минут Гаврилюк взмолился:
   - Подожди, Антон, не могу больше.
   Пошли шагом, оглядываясь в сторону моста. Там было темно, слышались слабые крики. По лесу направились к Нетишпну. Вдруг на просеке затрещал валежник. Кинулись было в кусты, но в лунном свете увидели Яковчука. Поравнявшись с кустами, он спокойно, будто в детской игре, сказал:
   - Не ховайтесь, бачу! Ленька спрятался, а зад наружи! Гарно сработали, восемнадцать вагончиков как корова языком слизнула.
   Одуха недоверчиво спросил:
   - А ты откуда знаешь?
   - Они же мимо меня прошли - посчитал.
   - Ладно, пошли.
   Иванов опасливо оглянулся:
   - А нас с собаками искать не будут?
   - Вряд ли, там сам черт не разберет,- успокоил Гаврилюк.
   Шли молча. Обошли стороной Нетишин, снова вошли в лес. Одуха скомандовал:
   - Садись, передохнем.
   Достал из кармана фляжку, встряхнул:
   - А ну, попробуем михайловский гостинец. За удачное начало! - сделал несколько глотков, протянул фляжку Иванову, из кармана достал кусок хлеба, разломил его на четыре части. Иванов передал фляжку Яковчуку, тот хлебнул, закашлялся. Гаврилюк, шутя, ударил его по спине.
   - Хватит вам, - проворчал Одуха, отбирая фляжку. - Ишь, присосались!
   Уже под утро пришли в Стриганы, завалились спать, К обеду Одуха проснулся, умылся на дворе. Ирина поливала на руки, ни о чем не расспрашивая. Подошел Иванов, молча закурил. Одуха покосился в его сторону, видно, что парень нервничает.
   - Здорово, Антон Захарович. Привет, Леня, - раздался голос Гаврилюка, - ну как спалось?
   - Нормально. Надо бы про результат работы узнать, а то пока Михайлова дождешься. У Яковчука в Кривиие есть знакомый на железной дороге, он наверняка знает, Где Иван?
   - Встал, сейчас придет.
   Вскоре подошел Яковчук.
   Поговорили, и он ушел. Весь день прошел в томительном ожидании: Яковчук не возвращался, не было связных и от Михайлова. В тревоге прошла ночь. Только под утро осторожно постучали в окно хаты Одухи.
   - Кто?
   - Это я, Иван. - Одуха, не одеваясь, открыл дверь, занавесив окно, зажег лампу. Глянул на Яковчука - замерли слова на губах: губы дрожат, лихорадочно блестят глаза. Молча опустился на лавку, протянул руку, Антон понял - дал кружку воды. Иван жадно пил, слышно было, как стучали зубы, о край кружки. Поправив рукой чуб, хрипло сказал:
   - Выйдем во двор!
   Присели на бревно сзади хаты, и Яковчук тихо заговорил:
   - Едва выбрался из Кривина. Немцы станцию и село окружили, никого не выпускают, а потом такое нача- лось...
   - Ну, а эшелон?
   - Видел Романа Власюка, знакомый мой, дорожный мастер, говорит, что восемнадцать вагонов и паровоз вдребезги разбиты, погибло несколько сотен солдат и офицеров, сколько точно, он не знает. Место оцеплено, движение поездов еще не восстановлено. Такая каша, что немцы автогеном вагоны режут, иначе ничего не поделаешь. С эшелоном получилось здорово! А вот в Кривине такое, сволочи, натворили - до сих пор по коже продирает! Утром окружили село автоматчики, полиции до чертовой матери, согнали на площадь жителей, отобрали мужчин, набралось сто семьдесят человек. Построили их, потом какой-то офицер в черном объявил, что за диверсию на железной дороге, поскольку виновные не найдены, будет казнен каждый десятый. И началось! Отсчитывают в строю и на телеграфный столб, ждут, пока с одним покончат, потом снова отсчитывают... Что на площади делалось! Словами не передашь, бабы голосят, рвутся к повешенным, их полиция отгоняет, а тут очередного волокут!
   - Ну, а ты как же?
   - Когда начали немцы и полицаи рыскать, я спрятался на чердаке. Оттуда все и видел. Не знаю, как выдержал, хотел сразу же пойти и заявить, что это я подорвал эшелон!
   - Умней ничего не придумал? Думаешь, этим спас бы заложников? Тяжело, но ничего не поделаешь - в этой борьбе фашисты не знают пощады. Чем больше уничтожат, тем, мол, покорнее будут. Черта лысого! В том же Кривине теперь мстителей не один десяток прибавится. А нам надо готовить следующую диверсию. Пусть почухаются, сволочи! Ладно, отправляйтесь домой с Климом, ждите нового задания. Как там Тарасов? Я с этой кутерьмой и не спросил про него.
   - Неважно. Шепетовецкпй что-то подозревает, присматривается к нему и вообще к нашим ребятам.
   - Да, с этим типом надо рассчитаться. Да еще Косович, - два сапога пара. Михайлов знает об этом?
   - Должен знать. Ну ладно, я пошел.
   - Позавтракай, потом пойдешь.
   - Хорошо, только побыстрее.
   Яковчук ушел сразу же после завтрака, следом за ним - Гаврилюк. Одуха в этот же день стал готовить новую мину - осталось еще килограммов девять взрывчатки и два электродетонатора. На эту диверсию он решил взять, кроме Иванова, Гипса и Кмитюка,