Уже трое суток, как Антон Яворский уехал в Житомир. Разыскивать, как он говорил всем, свою жену, которую якобы видели там. Больше трех месяцев прошло с тех пор, как, провожая Михайлова в Славуту, житомирский подпольщик-врач сказал:
   - Будем по возможности помогать тебе. Как только сможешь, присылай связного...
   А может, до них уже добралось гестапо? Федор Михайлович вспомнил виселицу на окраине Житомира.
   Вечером в квартире раздался звонок. Михайлов поспешно открыл дверь и увидел перед собой Косовича. Приглашенный как-то отведать спирта, начальник полиции стал частенько наведываться к Федору Михайловичу. С одной стороны, это неплохо - отводило возможные подозрения, но опасно - Косовнч мог наткнуться на подпольщиков или присмотреться к кому-нибудь. Федор Михайлович знал, что начальник полиции хитер и отсутствием памяти не страдает. Сегодня он был не в духе, даже при виде бутылки, поставленной на стол, не оживился. Как и всегда, Михайлов ни о чем не спрашивал, зная замкнутость полицая. Рассчитывать на спирт тоже особенно не приходилось: выпив, Косович болтал о чем угодно, только не о делах.
   Но в этот раз спирт, видно, подействовал сильнее обычного. Или уж у начальника так нагорело, что он вдруг заговорил.
   - Звонарь, какой же звонарь! - зло бросил он и, видя удивленный взгляд Михайлова, пояснил, что имеет в виду бургомистра. - Расхвастался: поставит несколько пудов бронзы, а потом язык прикусил. Полиция за него отдувайся. Попробуй пошукать этот памятник.
   - Боже мой, да стоит ли так убиваться, господин Косович, я уж думал беда какая приключилась. Пейте!
   Но Косовича это не успокоило. Сумрачно- пьяным голосом он повторял:
   - Тут дело в другом. В другом...
   В дверь постучали, вошел Яворский, вернувшийся из Житомира. Лицо Михайлова выразило досаду: вот некстати! Он небрежно бросил:
   - Что вы хотели, господни...
   - Яворский. Вы просили найти мастера отремонтировать часы, меня и направили к вам.
   Косович вытянул шею:
   - Где-то я тебя видел, хлопче?
   - Недели две назад вы были с господами полицейскими в нашей мастерской, проверяли документы.
   - Ага, вспомнил. Ну, как дела идут?
   - Ничего, спасибо.
   - Ты знаешь, где я живу? Спроси у любого полицейского- покажет, заходи вечерком, тоже надо посмотреть часы - целый десяток подарили!
   Михайлова передернуло -- он отлично понял, о каком "подарке" шла речь: это были часы расстрелянных. Вскоре Косович ушел, пообещав Михайлову решить вопрос с ночными пропусками для работников больницы. Проводив его, Михайлов вернулся к Яворскому.
   - Надо быть поосторожней, Антон. На этот раз получилось даже хорошо: с Косовичем не мешает познакомиться, но могло быть и хуже. Вот тебе мои часы, рассказывай и ковыряйся в них, только смотри не "отремонтируй" наоборот!
   Яворский доложил, что разыскал явку, виделся с двумя товарищами из подполья. Они сообщили, что в соседних районах Белоруссии действуют сильные партизанские отряды, но регулярной связи с ними пока нет. Есть возможность через Житомир связаться с Киевом, а через них - с Москвой. Житомирские товарищи придают этой связи большое значение, так как информация о железнодорожном движении через Здолбунов и Шепетовку будет очень ценной для нашего командования. Просили продумать возможность диверсий на железных дорогах, обещали достать взрыватели.
   - Беседовал я с ними и о наших партийных делах. Одобрили, но сказали, что надо подумать и о приеме в партию лучших людей, и о создании местных организаций.
   - Это уже функции райкома. Кстати, сколько у нас сейчас всего коммунистов?
   - Если вместе с Шепетовкой, то 24 да в лагере выявлено 15.
   - Что еще?
   - Дали пачку типографских листовок. Самое главное, что в следующий раз наш связной поедет в Киев - у них есть возможность через полицию достать пропуск.
   - А насчет своей семьи ничего не узнал?
   - Нет, Федор Михайлович, знаю, что выехала Маша из Славуты, а куда - неизвестно.
   - Тогда так. Побываешь несколько раз у Косовнча, поделись с ним своей заботой, скажи, что видели твою жену в Житомире и Бердичеве, но так это или нет, точно не знаешь. Попроси справку, что ты по разрешению полиции разыскиваешь семью. Это будет причиной для поездок и оправдательным документом. Если сумеешь правильно подойти к Косовичу, дело будет сделано. Учти, он далеко не глуп, хитер, но жаден и тщеславен. На этом надо сыграть, но не переиграть! А теперь давай-ка сюда листовки.
   Федор Михайлович внимательно прочитал листовку, любовно подержал ее на ладони:
   - Молодцы! Написано неплохо и отпечатано солидно! Нам бы, Антон, такую типографию! На машинке много не напечатаешь, да и машинистки у нас, откровенно говоря,- паршивые. Ну какая из Романа машинистка? В дальнейшем надо о своей типографии подумать. Сколько листовок?
   - Сто штук.
   - Отлично. Половину пошлем в Шепетовку, остальные раздадим здесь, в городе и по селам, добавим своих.
   Утром в Славуте был переполох: как угорелые метались полицаи, срывая со стен домов, с заборов и деревьев листовки, из сел в комендатуру и полицейскую управу непрерывно звонили по телефону, листовки появились и там. Наконец, последовал звонок из Шепетовки. Сам гебитс-комиссар Ворбс спрашивал коменданта, какой текст в найденных листовках. Услыхав начало, грубо выругался и повесил трубку. К вечеру Косович доложил коменданту, что листовки собраны, но найти их распространителей не удалось. Много листовок было найдено на базаре, наверное, большую часть селяне увезли с собой.
   В городе начались поголовные обыски и проверка документов, но это почти ничего не дало: были задержаны и отправлены в "гросслазарет" пять "окруженцев" и расстрелян рабочий с фаянсового завода, у которого обнаружили листовку. Комендант доложил в Шепетовку о происшествии и принятых мерах и узнал, что точно такие же листовки были в Шепетовке. Там тоже никого не удалось задержать.