Вид на реку Горынь под Славутой

   Сестра больного, Иустина, миловидная женщина средних лет, встретила врача около дома и проводила в комнату. На кровати лежал молодой мужчина. Желтое отекшее лицо, глаза лихорадочно блестят.
   Федор Михайлович внимательно осмотрел его, удивился апатии, с которой больной отнесся к этой процедуре. Закончив осмотр, стал выписывать рецепт. Не проронивший до этого ни слова, Бонацкий неожиданно заговорил:
   - К чему этот мартышкин труд? Вы прекрасно понимаете, что мне ничто не поможет!
   Михайлов поднял на него глаза:
   - Как прикажете вас понимать?
   - Очень просто! Жить мне осталось в лучшем случае дни. Да что моя жизнь! Разве можно так жить? Вот вы хлопочете, чтобы спасти жизнь одному бойцу. А сколько их гибнет в шепетовском лагере? Знаете об этом, доктор? Знаете, что людей расстреливают за каждый пустяк? За то, что опоздал в строй, за то, что не сдернул шапку перед паршивым унтером, просто за то, что советский боец. А вы ходите по домам, выписываете бесполезные рецепты и делаете вид, что ничего не произошло. Произошло! Жалко, что не смогу перед смертью какому-нибудь гаду горло перегрызть! Ничего, придут наши, за все рассчитаются и с фашистами и с их холуями!
   Больной рывком отвернулся к стене. Михайлов бросил ручку, подошел к кровати и, взяв за плечо, повернул Бонацкого лицом к себе.
   - Так-с,- произнес Михайлов.- Значит, на тот свет собрался? А врача зачем позвал, на поминки, что ли?
   - Я не звал,- Бонацкий перевел взгляд на сестру.
   - Тем хуже. На кой черт, спрашивается, тебя из лагеря выручали?
   Бонацкий смутился, поняв, что сказал лишнее незнакомому человеку. Михайлов улыбнулся.
   - Рано, парень, в мертвецы записываешься. Состояние твое не так уж плохо, как ты думаешь. Держи язык за зубами и не распускай его без толку. Встанешь на ноги, поймешь, что война не только на фронте идет. Как тебя зовут?
   - Ромуальд.
   - Заковыристо. Мамаши иногда мудрят с именами. Буду тебя Романом звать. Не возражаешь?
   Больной слегка кивнул головой.
   - Ты на меня не обижайся, я - старше, лучше представляю состояние дел. Сейчас из тебя вояка никудышный, но, по сути говоря, болезнь ты почти переборол, скоро встанешь на ноги. Брось-ка похоронные мысли, выздоравливай, потом поговорим. А лекарство надо заказать. Ну до свидания.
   Федор Михайлович возвращался домой в хорошем настроении. Он увидел, что люди стремятся бороться, и это радовало его.
   На следующий день приехал окружной врач из Шепетовки, Василий Яворский, и вызвал Михайлова. Федор Михайлович уже не раз думал о нем. Пробираясь в Славуту, он побывал в шепетовской больнице, но ни его, ни других знакомых врачей не встретил. Не очень понятно, как нерешительный, застенчивый и мягкий Василий стал "начальством" у оккупантов.
   Ого, действительно Яворский чувствует себя большим начальством - развалился на стуле, а главврач стоит перед ним чуть ли не навытяжку, то и дело повторяя: "Слушаюсь, пан Яворский", а лицо красное, растерянное. При появлении Михайлова, Яворский дал понять главврачу, что разговор окончен и, не обращая больше внимания па него, поднялся навстречу Михайлову:
   - Здравствуй, Федор!
   - Здравствуйте, паи Яворский!
   Яворский поморщился:
   - Брось валять дурака! Я такой же пан, как ты господин. И не маячь перед глазами - садись. Курить есть?
   - Есть.
   - Тогда давай, прокурился начисто. Да не смотри ты на меня, как чекист на буржуя. Расскажи лучше, как ты попал сюда? Мне говорили, что ты был в Шепетовке.
   Федор Михайлович внимательно посмотрел на Яворского. Постарел, осунулся, под глазами нездоровые мешки, плохо выбрит - этого раньше не замечалось. Но глаза смотрят прямо и правдиво. Ладно, глаза глазами, а что у тебя внутри?
   Яворский подробно рассказал о себе, как не сумел вовремя эвакуироваться и вынужден был пойти на работу в больницу, а теперь вот это неожиданное назначение, отказаться от которого он, попросту говоря, побоялся. Среди медицинских работников Шепетовского округа есть люди, которые, как и он, хотели бы бороться с фашистами, но нет организации, а без нее разве что сделаешь?
   - Как узнал о твоем возвращении, Федор, так поспешил сюда. Появление твое, надо думать, не случайно...
   Федор Михайлович внимательно слушал: трудно заподозрить его в неискренности или притворстве. Поднял голову. Во взгляде Василия Васильевича напряженное ожидание, надежда. И Михайлов поверил ему.
   - Ты верно говоришь, один в поле не воин, нужна организация. Вот и будем строить ее.
   - Согласен. Кстати, помнишь военврача второго ранга Макарова Сергея Слиридоповича?
   - Начмеда сто сорок первой дивизии, что стояла в Шепетовке?
   - Он вырвался из окружения, я его устроил санитарным врачом. С Макаровым связано несколько человек из этой дивизии, им удалось бежать из плена: младший лейтенант Андросов, старшина Шматько, старший лейтенант разведчик Денисов - ребята боевые, уже кое-что начали делать.
   - Ну вот, меня агитируешь, а сам уже действуешь! С Макаровым устроишь встречу?
   - Это несложно.
   Вспомнили об общем знакомом - враче-венерологе Борисе Хармаце, который жил теперь в славутском гетто. Надо бы попробовать вытащить его оттуда.
   - Я поговорю с немцами. У них большая потребность в венерологах,- сказал Яворский.
   - Сейчас основное - подбирать людей, изучать их настроение. Присматривайся не только к медработникам, но и к рабочим, железнодорожникам, среди них наверняка немало людей, готовых на борьбу с захватчиками. Постарайтесь найти связи с лагерем военнопленных. Менаду прочим, как ты оцениваешь нашего главврача?
   - По-моему, это человек, который хочет отсидеться. Ни вашим ни нашим.
   - Хорошо бы мне занять этот пост!
   - К чему тебе такая обуза?
   - А ты подумай. Ведь главврач - администратор, хозяйственник. Он организует работу больницы, назначает людей, контролирует сельские медпункты, заботится о медикаментах, продовольствии, ремонте... Отсюда командировки, возможность общаться со множеством различных людей, не вызывая подозрений.
   Яворский восхищенно посмотрел на Михайлова и озабоченно покачал головой:
   - Выходит не так уж и плохо, что я занимаю пост окружного врача?
   - Конечно!
   - Ну, спасибо, Федор, а то просто не знал, как, избавиться от фашистского благоволения!
   - И не думай! Наоборот, надо прилагать все усилия, чтобы завоевать у них доверие и авторитет. Только не пересоли.
   Михайлов обеими руками крепко сжал руку Яворскому. С минуту они молча глядели друг на друга.
   - Ну, ладно, Михайлович, я пошел. При первой возможности загляну.
   - Счастливо, дружище. А лучше вызови кого-нибудь еще, побеседуй для отвода глаз.
   - Хорошо. Вызывай Галину Войцещук.