ВОТ И РАЗГАДКА!

   
   Давно не хоженная тропа в лесу не просохла еще от вчерашнего ночного тумана.
   Петрусь шагает впереди, у пего в руке палка. За ним идут Федя и Юзик.
   После встречи с партизаном Антоном Федя все твердил, что знамя и не пропало вовсе: оно у них, у партизан, и унес его дядька Матей. Сам же Петрусь проговорился, что его отец тайком приходит домой ночью.
   Хорошо, конечно, если Федя угадал. Юзик же поклялся: найти партизан совсем нетрудно. "Придем в отряд, спросим. Если знамя у партизан, чего же тогда его искать!" Петрусь долго все обдумывал, прежде чем согласился пойти.
   Занятия школьные сегодня Анна Иосифовна как раз отменила. Она по своим делам опять ушла рано из деревни. Сказала: к хуторским ребятишкам, что сидят дома, а не посещают уроки.
   Разыскать место партизанской стоянки и Петрусю казалось не таким уж трудным. Лучше всего, так считал он, двигаться к большаку. Где же еще, как не на нем, партизаны устраивают засады на немцев? А не попадется никто на большаке, ребята свернут на какую-нибудь стежку я пойдут искать партизан в глубь леса.
   Тропинка спустилась в лог, привела на поляну, к дикой яблоне. У дички ребята передохнули и примерно через час зарослями папоротника выбрались к большаку.
   Моста через реку по-прежнему не было. Но чуть в стороне - глубокие борозды, точно здесь прошлись с плугом. Широченный рубчатый след вел прямо в воду. Видно, проходили танки.
   Шагая по выщербленному тракту, мальчишки пытались отыскать хоть какие-нибудь следы партизан. С одной стороны ольшаник вырублен. На вырубке три могильных холма. Деревянные кресты... На них немецкие каски. Это уже приметы партизанской работы! Похоже, что партизаны где-то близко.
   - Может, покричать! - Юзик поднес ко рту сложенные рупором ладони.
   Петрусь успел остановить его:
   - Выдумал тоже! Идите тихо...
   Прошли мальчишки по дороге еще километра два - не видать никого! Густой лес подступил к большаку. В темную его даль уходит просека. Долго пе гадая, куда повернуть, путешественники свернули в этот живой зеленый коридор.
   - Сюда! - Петрусь показал рукой на следы колес.- За мной!
   Шли по следам недолго: пропали следы!
   - У вас поесть ничего нету? - спросил Федя.
   И хотя Петрусь с Юзиком хорошо помнили, что никакой еды с собой не захватили, они добросовестно обшарили свои карманы и только тогда ответили:
   - Нету, Федя!
   - Ну, тогда пошли!
   Федюшке думалось, за первым же поворотом лесной дороги покажется то, что они ищут. На больших соснах подвешены котлы, вокруг них с железным прутом ходит Петрусев батька и помешивает какое-то варево. А рядышком - еще кухня. В железных бочках пекут хлеб...
   - Пошли, пошли! - торопил Федя.- Слышите, пахнет?
   За поворотом лежало лесное пожарище. Прошли дальше - попалась заболоченная поляна. Высоких деревьев уже не было: кривой березняк, ольховый кустарник, между деревцами повисли рваные клочья тумана. Темнело быстро, прямо на глазах.
   Насупив брови, Петрусь молчал. Даже себе не решался признаться: партизан им не видать, дорога к дому по- теряна.
   - Э-ге-ге-e!- неожиданно, напугав Федю, заорал Юзик.- Э-ге-ге-е!..
   И вдруг оттуда, из лесной глубины, донеслось:
   - Э-ге- ге!..
   Это было не эхо, а чей-то мужской сиплый голос. Теперь уже, приложив ладони ко рту, закричали все трое.
   Ответный голос все приближался и приближался, пока из-за плотной стены ольховника не выбрался к ребятам человек. Развалистая походка. За плечами - ружье.
   - Носит вас нечистая! Яська с вами?
   Угрюмый Игнат Корч тяжелым взглядом обшарил ближайшие кустарники. Подумал, наверно, что Яська сдрейфил и сиганул в заросли. Убедившись, что хлопцы плутают втроем, Корч негромко сказал:
   - Пошли, коли так...
   Игнат шагал широко. Совсем продрогшему было Феде стало жарко. Разогрелись, повеселели и Петрусь с Юзиком: постепенно они стали узнавать лесные поляны, отдельные деревья, вроде дикой яблони или поваленной сосны.
   Корч вел их к дому!
   Не удалось ребятам путешествие. А тут еще беда: внезапно слегла, тяжело заболела учительница! Мечется в жару. Ходила она по окрестным хуторам и простыла. Мосты ведь на дорогах разрушены, пришлось переходить речку вброд.
   Петрусь с Федей не сидели ни минуты: бегали за водой, растапливали печь, кипятили молоко...
   "Неплохо бы к кипяченому молоку добавить хоть чуток меду". Петрусь вспомнил: у дедушки Нупрея водились пчелы. "Спрошу у бабки Ганны".
   Набросив отцовский кожух, мальчик выскочил на улицу и скоро возвратился с баночкой янтарной сладости.
   Наведался Степан Дунец. Узнав, что в доме, кроме порошков от кашля, нет никаких лекарств, он, не сказав ни слова, отправился к себе. Надел высокие охотничьи сапоги, накинул брезентовый плащ и пошагал в сторону леса. Ушла в соседний хутор и Матеиха. Там живет женщина, знающая толк в медицине.
   А в хату к больной повалили женщины.
   Криничанкам хотелось хоть чем-нибудь помочь учительнице. Давали всяческие советы. Петрусь отчаянно отговаривал их, упрашивал, чтобы не ходили в светлицу.
   - Покой ей нужен! - повторял он слова матери.
   - Да что ты все "покой" да "покой"! - расшумелась Юзикова мать, тетка Наталья.- Ты передай ей водичку мою наговорную. Враз ей полегчает...
   Прибежали из школы ребятишки - вся первая смена. Загомонили - не унять:
   - Мы пришли, а учительницы нету! Куда нам теперь?
   Петрусь и ребят не впускал. Только Юзику разрешил войти. Потом впустил и Яську с сестрой.
   Когда ребята подошли к учительнице, она лежала на спине, с закрытыми глазами. На лбу - мокрая тряпица. Спит?
   Анна Иосифовна открыла глаза, хотела улыбнуться, но не хватило сил. И снова закрылись ее тяжелые веки.
   Петрусь попросил стоящую у постели Зосю поправить подушку.
   Зося осторожно стала поправлять, и тут все увидели: под подушкой лежит что-то алое с желто-золотистой бахромой.
   - Ой, мамочки! Да это, кажется, флаг...- Девочка растерянно посмотрела на оторопевших мальчишек.
   Тут учительница пошевелила рукой, и Яськина сестра испуганно отшатнулась.
   - Не надо ничего трогать! - прошептал Петрусь. Лицо у него вспыхнуло.- Идите лучше домой. Я одни подежурю... А то мамка вернется сейчас, бранить начнет: "Зачем пустил?!"
   Первым подался к выходу Яська.
   - Погоди, Ясик.
   Петрусь произнес это хоть и тихо, по так повелительно, что Яська растерянно заморгал белесыми ресницами.
   - Ты понимаешь, наверно, что про это...- Петрусь кивнул туда, где лежало знамя,- что про это никому?.. И батьке не говори. Понимаешь или нет?
   - Понимаю,- отозвался тот.
   - Ладно. Уходите! И так уж мы тут... Мамка, кажется, идет!..
   Яська с Зосей выбежали в сени. Петрусь успел шепнуть Юзяку, чтобы он для вида вышел и сразу же назад. Но первой вернулась Зося.
   - Петрусь! - голос у девочки дрожал.- Ой, Петрусь! Я... прямо не знаю, что делать! Про этот флаг говорить никому нельзя, да? А Яська - он... может.
   - Ты не бойся,- стал успокаивать девочку Петрусь.- Ты сама молчи! И чтобы Яська не вздумал... Ты гляди за ним. Беги, догоняй его.
   Не успела Зося убежать - примчался Юзик.
   - Надо скорее перепрятать знамя! - едва ли не с порога прокричал он.
   Петрусю и самому понятно: знамя в ненадежном месте.
   На цыпочках подошел к кровати. Анна Иосифовна лежала с закрытыми глазами.
   - Василь! Вася...- шептали ее сухие губы.- Придут наши... Василь!..
   Было жутко слышать, как бредит учительница, и страшно было Петрусю доставать из-под ее головы красный сверток. Все же он вынул его, спрятал за пазуху.
   Возвратилась из Савичей Петрусева мать, привела с собой какую-то женщину. Повынимали они из карманов пакетики с горчицей, десятка два пузатых склянок. "Будем делать Аннушке горчичники, банки поставим",- объяснила Петрусю мать.
   Теперь ребята могли оставить на время дежурство. Выбежали в сени, к знакомой чердачной лестнице.
   Под крышей теперь полный мрак. Нет солнца на дворе. Но друзья могут ходить по чердаку хоть с завязанными глазами. Пробравшись к окошку, Петрусь извлек из-под рубахи сверток.
   - Кажется, оно самое. В точности такое же...
   - Оно! Какое же еще?
   Юзик вроде бы внезапно прозрел. Ему пришла на память первая встреча с Анной Иосифовной, у опушки Криничанского леса. Не известно, как Федя, а он, Юзик, хорошо видел: всю дорогу учительница что-то придерживала рукой, прижимала к груди. И почему это раньше он не задумывался над этим?
   Знамя мальчишки укрыли в самом темном углу, набросали туда всякой рухляди.
   В хате горела лучина. Мать Петруся обламывала на ней угольки, стараясь ровнее поддерживать огонь. Лунный свет пробирался сквозь стекло, упал на половицы возле кровати. Обозначился черный крест рамы.
   Скрипнула дверь, пропуская Петруся и Федю. Матеиха вздрогнула. Приготовленные на смену лучинки посыпались из ее рук, Петрусь собрал лучинки, подошел к кровати. Учительпица по-прежнему лежала на спине, белые руки - поверх одеяла, волосы рассыпались на подушке. Как будто уже и не живая. На бескровном лице - слабые блики от трепетного огонька лучины.
   - Анна Иосифовна! - негромко позвал Петрусь.
   - Ну, чего ты? - Мать подошла к постели, поправила одеяло.- Заснула... Степан лекарства принес, слава богу.
   Петрусь повернулся к матери.
   - Мам, ты приляг, отдохни. Я подежурю.
   Не спавшая в прошлую ночь Матеиха едва стояла на ногах. Она согласилась: "Вздремну чуток". Предупредила сына:
   - Как прогорит пять лучинок, дашь Аннушке порошок выпить.
   Матеиха увела с собой на печку клевавшего носом Федю.
   Не успели сгореть две лучинки, а Петруся уже потянуло ко сну. Веки сами закрывались, хоть подпорки к ним приспосабливай. Но спать нельзя, а то прозеваешь, как догорит лучина. От нее надо зажечь новую, потому что спичек нет. Спичку расщепляют теперь пополам, зажигают дважды. Но и половинок уже не стало. Мать принесла в чугунке от соседки несколько тлеющих угольков. За ними надо смотреть.
   Учительница дышала часто, сбивчиво. Было больно смотреть на ее бледное лицо, па заострившийся нос. Давно ли Анна Иосифовна учила ребят, одевала после уроков самых маленьких? Она всегда заботилась, чтобы каждая пуговка у них была застегнута. А сама вот ходила в тех же стареньких развалившихся туфлях. И пальто у нее совсем ветхое. Мать давала свое, но учительница не захотела его взять: "Что вы, тетя Ульяна, я в своем не замерзну". А сама вот.
   Петрусь покачнулся, будто кто его толкнул. Одолевал-таки сон! Чтобы не заснуть тут же, на скамье, мальчик начал ходить из угла в угол. Семь шагов в одну сторону, семь - в другую. Семь - в один угол, столько же - в другой.
   Слабый свет лучины теряется в этих углах. На печи беспокойно ворочается Федюшка. Опять, наверно, не дают ему спокойно спать страшные сновидения.
   Петрусю показалось: кто-то заглядывает в окно. Припав к стеклу, мальчик, как в зеркале, увидел свое лицо. И больше ничего. "Кто же это бродит по ночам?" А вот и чей-то голос! Петрусь затаил дыхание и понял: это ее голос. Какой же он, однако, слабый, чужой, незнакомый!
   Анна Иосифовна покашляла, потом спекшимися губами зашептала. Но что? Петрусь прислушивался, прислушивался - ни словечка не мог разобрать.
   - Вы попить хотите, да? Вы... вы не узнали меня? Это я, Петрусь.
   - Петру-усь...
   - Ну да! Вам что-нибудь подать?
   Анна Иосифовна подняла руку, хотела дотронуться до рыжеватого чуба, упавшего мальчику на лицо. Но рука бессильно опустилась на одеяло.
   - Вы не шевелитесь лучше. Не надо.- Петрусь говорил над самым ухом учительницы. Он чувствовал: узнай она все как есть, и ей станет легче.- Анна Иосифовна! Вы не волнуйтесь. То, что вы под подушку положили, никуда не пропадет. Его никто не увидит... Бы слышите? Никто... И никогда... Вы слышите, да?..
   - Послушай меня... внимательно, Петрусь. ...Многое открылось в эту ночь Петрусю. Как он с друзьями и предполагал, знамя унесла с чердака учительница, потому что сама положила его там. Потом заметила: кто-то обнаружил, трогал сверток. Зашила его в наволочку своей подушки, а как почувствовала себя плохо, задумала переложить знамя в более надежное место. Да успела лишь вынуть его из наволочки. Дальше уж Анна Иосифовна смутно помнила: кто-то приходил, разговаривал, давал ей пить...
   Рассказала учительница, как при появлении в ее селе фашистов комсомольский секретарь Антон вручил Василю, самому отчаянному, знамя организации. Велел уходить в лес. Василя заметили враги, смертельно раненый, он дополз до хаты Анны Иосифовны и передал ей знамя да наказ Антона.
   - Я знаю, Анна Иосифовна,- горячо шептал Петрусь.- Товарищ Антон - это тот, из леса. В школу который приходил.
   - Да, тот самый...
   ...Знамя возвратилось бы к Антону, и он унес бы его в свой отряд еще в тот день, когда явился в школу. Анна Иосифовна поведала ему о своей тайне в первые же минуты встречи. Однако связному предстояло еще побывать в нескольких селах по заданию партизанского командования. Брать с собой в такую дорогу знамя было рискованно.
   Антон обещал прийти в Криницы через деиь-два, но его все нет и пет.
   - Может, попал в беду наш Антон? - тихо говорила Анна Иосифовна.- Подождем еще...
   - Не может с Антоном быть беды. Не может... Я знаю.
   А знамя мы убережем. Придут наши, Антон придет...- прошептал Петрусь.
   И снова поднялась с одеяла слабая рука. Но теперь уж она не упала.
   Анна Иосифовна положила горячую руку на плечо Петрусю. И мальчик почувствовал, как учительница, сколько у нее оставалось сил, сжала плечо. Были в этом пожатии и одобрение, и благодарность, и надежда.
   Петрусь подошел к окну. Там, за окошком, в седом инее вставал рассвет. За ночь лужи подернулись тонким, стеклянным ледком.
   Вот и зима...