ТАКОЕ НАХОДЯТ НЕ ЧАСТО

   Пустить по деревне слух о том, будто к Кучковским перебралась из города племянница, взялся Юзик. Разве мог он лишить себя такого удовольствия - свободно врать, да еще по заданию Степана Дунца!
   За новостью поползла по деревне другая молва: "Задумала пришлая школу открывать, детей учить!"
   А вот уже и сама учительница ходит из хаты в хату, из семьи в семью: записывает в тетрадку криничанских ребятишек и определяет, кто в каком классе станет заниматься. Чудеса!
   Первые в списке Петрусь и Юзик. Они зачислены в четвертый класс. Жди, пока запишут в партизанский отряд.
   А школа, сказала учительница, будет немного даже похожа на такой отряд, раз кругом фашисты.
   Третьим по списку значится Федя. Давно мечтал он снова пойти в школу, во второй класс. Почему-то мальчуган считал, что в школе дети только тем и занимаются, что разучивают стихи. Анна Иосифовна сказала:
   - Будут у нас, Федя, и такие уроки, на которых все смогут декламировать стихотворения.
   - А если немцы. Они не дадут нам...
   - Подумаешь, немцы! - полушутя разговаривала с мальчиком учительница.- Мы с тобой их и спрашивать не станем. Откроем школу - и все. Мы здесь хозяева. Правда же?
   Записав всех ребят в деревне, учительница в сопровождении Петруся, Юзика и Феди направилась к лесничему Игнату Корчу.
   Его дети - Яська и Зося - должны были ходить в четвертый класс.
   Игнат Корч, жилистый, длинный, как шест, встретил "делегацию" неприязненно. Он уже прослышал и про молодую учительницу и про ее затею. Сразу отрезал:
   - Не такой теперь, молодица, час, чтобы школу открывать. Не такой! - Болезненное, с крупными рябинами лицо Игната было мрачно. Он трогал свои вислые, пожелтевшие от табака усы и, не поднимая глаз, говорил: - Ходил я вчера в Сосницы. Там сестра у меня. Так вот... Нашлась в тамошнем селе тоже одна... вроде тебя... Решила учебный год начать, язык наш белорусский, Конституцию преподавала детям. Все как положено. Да забыла наставница, какое времечко теперь. Забыла... Вот оно и получилось.
   - Что - получилось? - нетерпеливо спросил Юзик.
   - А то получилось, что повесили учительницу немцы на воротах школы. Пять дней не дозволяли снимать. Видел я ее... Молоденькая. Туфли городские, стрижка короткая... Не здешняя. Из города, знать...
   Федюшка невольно прижался к Анне Иосифовне. Все с недоверием смотрели на Игната Корча: "Не придумывает ли?"
   - Пять дней висела,- монотонно и, казалось, безразлично продолжал Игнат.- И каждый день водили немцы под конвоем учеников к ней. Принуждали стоять их у ворот по часу, а то и поболее... Нагляделись... на учительницу свою.
   Возможно, Игнат Корч сообщил бы еще что-либо, да выскочила из хаты на крыльцо Зося, высунул из-за двери пухлое лицо Яська. Они тоже знали уже про школу, за- кричали:
   - Татка, запиши пас в школу!
   - А ну, брысь в хату! - прикрикнул на детей Корч.- Чтобы носу у меня не показывали!
   Яська с Зосей нехотя прикрыли за собой дверь, оставив в ней щелку: продолжали наблюдать за тем, что происходит во дворе.
   - Так вы, товарищ Корч, значит, не желаете отдавать своих? - в упор спросила учительница.
   - А вы, пани наставница, выходит, не собираетесь отступать? - в тон ей сказал Игнат.- Думаешь, я тебе про Сосницы сказку рассказываю?
   - Нет, отчего же? - ответила девушка.- Может, это и правда. Но я вам другую правду скажу...
   - А на кой она мне? Правда - твоя или еще чья - она не шкварка, с кашей ее пе съешь.
   И снова выскочил на крыльцо Яська.
   - Татка, запиши! Игнат поднял хворостину.
   - Вы у меня дождетесь!.. Вихри чешутся, что ли? Успеете еще. Научитесь. Всему научитесь...- И, уже обращаясь к учительнице, добавил: - Будет время... Учение, оно, может, и не во вред, а только сыт от него теперича не будешь.
   Игнат Корч решительно направился с хворостиной к двери: из-за пее снова высунулись две головы.
   Ребята с учительницей вышли за калитку. Игнат Корч прокричал вслед:
   - Немцы обещают открыть школы! Учет только проведут... И откроют!..
   - Пойдемте, пойдемте! - торопил учительницу Петрусь, боясь, как бы Корч не прокричал что-нибудь злое и грубое. Он может.
   - Ребята,- словно спохватилась Анна Иосифовна,- пойдемте посмотрим, как там наша школа.
   Школа у околицы выглядела заброшенной, осиротевшей. Петрусь на цыпочках поднялся по скрипучим ступенькам, распахнул дверь. Холодом заброшенного жилья повеяло на всех. С кудахтаньем выскочил петух.
   Ребята вошли в дом. Стекла в одном окне выбиты. Ветер хозяином гуляет по классу. Печка потрескалась, штукатурка во многих местах отстала от нее. Все такое старенькое, ветхое. И все-таки это школа. С черной доской, с учительским столом и шкафом, с настоящими пар- тами. Школа! Такая, осиротевшая, она еще дороже. На стене - давно остановившиеся ходики. На стрелках паутина.
   Федя не утерпел, уселся за парту. Он поднял черную крышку и осторожно опустил.
   - Да-а, не мешало бы сделать хоть маленький ремонт: печку почистить, побелить,- размышляла вслух учительница.- Стекла надо вставить. Вымыть окна. Слишком уж они мутные, тоску наводят...
   - Анна Иосифовна! - раздался голос Феди.- Анна Иосифовна, поглядите, кто к нам идет!
   По дороге к школе шагал Степан Дунец. Он слегка пылил своей раненой, несгибающейся ногой. Большая белая борода у деда развевалась на ветру. Интересная привычка у старого Степана: он ходит всегда посреди дороги. И если по деревне идет, то тоже - по самой середине. Будто боится задеть за чью-нибудь хату могучим плечом.
   - Так вот вы где, колобродники! - Степан Дунец поздоровался и вошел в класс. Долго стоял посреди, оглядывал. Потом заключил:
   - Жить можно.
   -- Вот и я так думаю, что можно! - обрадовалась Anna Иосифовна.- А то, что стекол нет,- это же дело поправимое.
   - Тяжело нынче со стеклом. Многие вон окна старыми мешками закрывают. Стекла, пожалуй, не добыть... А мешковина по пойдет...
   - Дедушка! - Петрусь решил сообщить Дунцу новость.- Знаете, в Сосницах тоже хотели школу открыть...
   - Знаю. Все знаю.- Дунец испытующе посмотрел на девушку.- Будем жить... как положено. А этого крикуна отсюда лучше метлой! - замял он разговор. Проворно встал, шугнул вскочившего на подоконник петуха.- Надо все-таки заделать чем-то окошко. А то, боюсь, этакие нахалы покоя вам не дадут.
   - Дедушка Степан! - захотелось кое-что выяснить и Юзику.- Лесничий вон говорит, немцы учет будут делать, школы открывать.
   Дунец помрачнел.
   - Брешут о просвещении, а в школах пооткрывали казармы солдатские. Конюшни разместили...
   О немецком учете Дунец сказал так: фашистам надо выявить, переписать всех наших учителей. Только на такую приманку никого немцы не поймают. Народу известно, что это будет за учет. Наших лучших учителей гитлеровцы хотят уничтожить.
   Дед словно бы весь был погружен в думу: чем же все-таки заделать окно?
   - Мешковиной не пойдет,- размышлял он.- Свету мало будет...
   Подошел к часам, сдул с циферблата пыль, паутину. Подтянул до самого конца гирю за цепочку и легонько толкнул пальцем маятник. Пошли часы! Пошли легко, весело.
   Никто из ребят не предполагал, что открыть школу - такое хлопотливое дело. Думали, все будет быстро, как в ту осень, когда к ним Григорий Яковлевич приехал,- с учебниками, тетрадями, карандашами. Теперь ждать этого неоткуда.
   Нужна бумага, а в учительском шкафу Анна Иосифовна нашла лишь небольшую стопку тетрадей в клеточку. Те, кто записался в школу, несли бумагу из дому: оберточную, обойную, газетную и даже папиросную. Складывали в общую пачку.
   Как быть с букварями? В первый класс поступило больше всего ребят: двенадцать. Даже из дальних хуторов побывали у "пани наставницы" женщины. Просили: "Уж вы и наших детей не обойдите". Когда же Анна Иосифовна спрашивала, припасены ли у ребятишек буквари, матери только разводили руками: "Кто же, милая, гадал, что жизнь так перевернется?"
   Три букваря все же нашлось. Анна Иосифовна переписала все с книжных страниц на большие листы. Придется вывешивать их в классе на стене. У первоклассников будет общий "степной букварь". Не у всех ребят нашлись и ученические ручки.
   Петрусь, долго не думая, обстрогал дубовую палочку, оскоблил ее осколком стекла, потер подолом рубахи. И Юзик с Федей вынуждены были признать: палочка вполне приличная. Но ручкой ее еще не назовешь. Надо сначала приспособить к ней перо. Крутили-вертели мальчишки - ничего подходящего придумать не могли. Самое простое - привязать перо тонкой проволокой или бечевкой. Федя хотел было бежать за проволокой, но тут Петрусь вынул из-под подушки свой круглый пенал, достал из него ручку.
   - Вот, глядите, как надо.
   Настоящая, магазинная ручка пошла по рукам. От Петруся к Юзику, от Юзика к Феде. Совсем ведь нехитро сработано: такая же гладкая палочка, какую выстрогал
   Петрусь, железный наконечник... Но вот где раздобыть такой наконечник?
   - Хлопцы, я сейчас! - Петрусь кинулся к лестнице, что вела из сеней на чердак.- Подождите меня тут...
   Ребята слышали, как Петрусь прошел над ними по потолку, как загремело что-то у него под ногами. Потом все умолкло. И надолго. Казалось, Петрусь сидит па чердаке целый час.
   - Чего ты там?! - крикнул товарищу потерявший терпение Юзик.- Уснул?
   - Петру-усь! - позвал друга Федя.
   - Разорались!..- донеслось с чердака. А через минуту перед мальчишками уже стоял Петрусь.- И чего, спра- шивается, кричите?
   Голос у него дрожал. А лицо горело, словно на чердаке росла крапива и Петрусь угодил в нее лицом.
   - Вот... Нашел.- Он высыпал на табуретку несколько стреляных гильз. Когда-то Петрусь насобирал их вместе с Юзиком у большой дороги.- Они нам все равно не нужны. Верно? А для ручек - в самый раз. Сейчас напильник принесу.
   Петрусь принес напильник и показал Феде с Юзиком, как можно приспособить железные гильзы вместо наконечников. Обструганная палочка вставлялась в гильзу, а в ней напильником делалась прорезь, и туда можно было втыкать перо. Просто и хорошо.
   Петруся почему-то не радовало его изобретение. И, что еще заметили ребята, все падает у него из рук. То напильник уронит, то гильзу. И подолгу не поднимает, все думает о чем-то. Вот ручку уронил, виновато посмотрел на друзей.
   - Знаете что, хлопцы? Пошли,- неожиданно позвал он.- Пошли на чердак! Только поклянитесь, что никому не проболтаетесь.
   - Да чтобы нам с этого места не сойти!..- поклялся Юзик и за себя, и за Федю.
   - Ладно, полезли.
   На чердаке, как и всегда, темно, тихо. Пауки расставили здесь свои тенета. Попадешь в них - и чувствуешь, как паутина неприятно стягивает лицо. Слышно, как в соломенной кровле шевелятся воробьи: там у них гнезда.
   Петрусь ведет товарищей в дальний, самый темный угол. Ступает осторожно, словно под ногами хрупкий лед. Не услышала бы мать. Матеиха не раз уже грозилась проучить мальчишек: потолок проломят.
   - Вот!- Петрусь показывает на плетеную корзину.- Я подошел, шарю под ней. Ищу патроны. Чувствую, что-то мягкое такое. "Что бы это?" - думаю.- Поднимаю корзину...- Петрусь говорил и одновременно показывал, как приподнимал корзину, как шарил под ней.- Поднимаю, гляжу - вот. В мешковину завернуто.- В руках у Петруся очутился небольшой сверток. Дрожащими руками он стал разворачивать его. За мешковиной пошла плотная хрустящая бумага, после - красная шелковая ткань.
   Развернув полотнище, Петрусь подошел с ним поближе к окошку.
   - Глядите!
   Знамя в полумраке казалось темно-вишневым. По краям - тяжелая золотистая бахрома. А в середине - такие же, горящие золотом буквы. Буквы вспыхнули ярче, как только упал на них солнечный луч.
   - "Про-ле-та-рии,- прочитал по слогам Юзик.-...со-е-ди-няйтесь!"
   Словно испугавшись чего-то, Петрусь поспешно сложил знамя, завернул его в бумагу и мешковину. Спрятал сверток под корзину.