18

   Лиде после операции с бланками оставаться в городе было опасно. В хлебном фургоне ее отвезли на Большой Фонтан, поселили в доме Булавиных.
   Долго заживали собачьи укусы. Яша навещал Лиду через день. Были у него, конечно, на Большом Фонтане и другие заботы: видел, что творят в Нерубайском и Усатове оккупанты, говорил Федоровичу:
   "Задохнутся в катакомбах, надо вызволять боем!"
   Медлил командир верхового отряда: "Оружия, людей маловато", и Яша решил поговорить с Шилиным.
   Рыбак выслушал его внимательно, покрутил усы:
   - Оружие-то у нас есть свое, тут Бойко не указ... Людей, правда, маловато. У тебя-то хлопцы есть?
   - Дело не в числе, - с мальчишеской заносчивостью ответил Яшуня.
   - Ишь ты, - усмехнулся Шилин, - бьешь уменьем?
   Оружие, о котором говорил Шилин, спрятано было недалеко от моря, в степи, за утопавшей в зелени деревушкой.
   Над ней нудно гудели самолеты. Расположенный поблизости небольшой аэродром оккупанты превратили в военно-авиационную базу. Сколько там было самолетов, боеприпасов, авиабомб! Из сараев высовывались нацеленные в небо пулеметы, стволы зениток. На замаскированной сетками аэродромной вышке стоял часовой.
   Близились сумерки - гул самолетов стих, реже слышались голоса людей. По селу прошли патрули. Проскрипели ставни окон, двери домов. Стало совсем тихо... И вдруг с моря, как накат гигантской волны, хлынул рокот, мощный, ровный, не похожий на прерывистые завывания "мессеров" и "хейнкелей". Заговорили зенитки. Но краснозвездная эскадрилья шла, разворачивалась... Отделялись от серебристо-зеленых фюзеляжей темные сигарки бомб. Взметнулись над аэродромом языки огня. Взрывы слились в сплошной, сотрясающий землю грохот.
   Самолеты, сбросив бомбы, скрылись, но взрывы продолжались. Взлетали на воздух ящики снарядов, рвануло штабель авиабомб, снесло ураганной волной вышку, заполыхали на взлетном поле самолеты. В огне погибала имперская эскадрилья "Воздушный викинг", гордость рейховского "люфтваффе", бомбившая в свое время Крит, Лондон.
   По тревоге подняты были саперные части гарнизона, приехали пожарники. Прикатил к месту катастрофы на своем "фиате" Гинерару: не успел отчитаться перед ставкой за люкс-эшелон и Нерубайско-Усатовские катакомбы - отчитывайся за гибель эскадрильи.
   К остановившейся генеральской машине подскочил начальник охраны аэродрома.
   - Засекались над вашим аэродромом самолеты противника? - гневно спросил его генерал.
   - Никак нет, господин генерал... Проходили стороной, аэродром с воздуха не виден.
   "Значит, опять наземная разведка, может быть та же неуловимая рация..."
   - Ну что стоите? - крикнул генерал. - Спасайте хоть то, что можно еще спасти!
   - За мной! - оторопело скомандовал солдатам офицер и, выхватив у кого-то огнетушитель, кинулся к аэродрому.
   Там мелькали в дыму медные каски пожарных. Сбитое огнетушителями и брандспойтами пламя стало сжиматься. Однако бегущие по траве багряные языки подбираются ко второму штабелю авиабомб. Туда устремляются саперы.
   Путь им неожиданно преграждают автоматные очереди.
   - Партизаны!
   Магическое слово прижимает всех к земле - оно страшнее бомбовых взрывов. Не слышат его только в шуме своих агрегатов пожарники. Мечется по черному обгоревшему полю красная машина, на прицепе у нее - цистерна: бьют из помпы пенные струи... Но странно: стоит машине приблизиться к уцелевшим еще самолетам, как начинают дымиться, гореть и они.
   Еще не темно, мало заметны под цистерной красноватые вспышки коротких автоматных очередей, звук их сливается с перестрелкой, треском взрывающихся патронов. Да и могло ли кому прийти в голову, что в суматохе под цистерну в освободившийся от шлангов ящик проберется, накинув на себя пожарную робу, отчаянный паренек с автоматом и магазинами трофейных термитно-зажигательных патронов. Пожарники тушат, а примостившийся в ящике паренек поджигает. Расположившиеся где-то неподалеку партизаны отсекают от машины солдат, прижимают их непрерывным огнем к земле...
   - Вот шальная башка, - говорит Шилин. - Ну как выручать его будем?
   Волнуется за брата Алексей, волнуется Чиков. Поливают солдат длинными очередями, но патронов немного.
   - Подбирайся, Алеха, к машине! - командует Шилин.
   Ухнул второй штабель бомб. Заволокло поле черным едким дымом, чуть не перевернулась от взрывной волны цистерна, осела на два спустивших колеса; соскочили с машины, разбежались оглушенные взрывом пожарники. Попробовал выскочить из ящика и Яша - не тут-то было: перекосило, заклинило металлические створки... Горят пробитые осколками покрышки колес, как по бикфордову шнуру, бежит по резине огненная змейка, подбирается к подвешенной за ящиком канистре. Она, конечно, с бензином. Вот уж не думал Яшуня, что попадет в такую западню.
   Душит едкая гарь... Но что это? Затарахтел заглохший было мотор пожарки, заковыляла цистерна на спущенных скатах, нырнула в гущу черного дыма. Остановилась. Заскрежетал по железу лом, распахнулись створки ящика.
   - Живой?
   Голос Алексея. Яша выкатился из ящика, и оба поползли по выжженной, горелой траве, укрылись в заросшей дерезой рытвине. Алексей вытер черное от сажи потное лицо:
   - Схлопочешь за такое ухарство по шее!
   Яшуня знает: за трюк с цистерной достанется не только от Шилина, но и от Бадаева. <Опять, - скажет, - в одиночку, на рожон... Кому нужна такая партизанщина!>
   Но десяток подожженных самолетов все же взорвались, в воздух не поднимутся, бомбить не будут. Спасены, может быть, сотни жизней. Одной-то жизнью ради этого рискнуть можно?!
   Не загадывалось нападение на аэродром, получилось все неожиданно: налет, бомбежка, суматоха. Пожарка шла на аэродром, на цистерне кто-то оставил робу - когда тут было раздумывать...
   Гинерару приказал отозвать от Нерубайского и Усатова два полка, произвести проческу степи и деревень вокруг аэродрома. Но, пока полки двинулись, наступила ночь. Партизаны, нагнав на гитлеровцев страху, отошли.