13

   Разные бывают у людей склонности. О Федоровиче говорили: "человек с коммерческой жилкой". И она у него действительно была, эта жилка - знал сам.
   Поэтому и согласился легализоваться на время оккупации в городе. До войны в порту при торговых сделках встречался и с немцами, и с румынами - иные были даже сговорчивее англичан или американцев. Фронт отодвинется, рассудил Федорович, - главной "оккупационной" силой портового города станут люди предпринимательско-торгового круга. С ними общий язык найти можно.
   Чтобы остаться в Одессе на "законных" основаниях, Федоровичу и пришлось стать хозяином слесарной мастерской - Петром Ивановичем Бойко. Мастерами он взял братьев Гордиенко, Якова и Алексея - так решил совет отряда. Жену определил буфетчицей в ресторан "Ша нуар". Это было удобно для связи. Однако на красивую Жеку (так называл ее сам Федорович) стали заглядываться офицеры. Один румынский капитан, да еще, как узнал Федорович, контрразведчик, повадился провожать ее до дому. Ухаживания его за Жекой становились опасными: ведь в городской квартире Федоровича проживали и братья Гордиенко. А Жека не знала о их деятельности в городе.
   Каждую среду и воскресенье из катакомб от Бадаева приходили сюда связные. А румынский офицер стал заходить даже в квартиру и однажды передал "просьбу следователя по особо важным делам" заглянуть в гестапо:
   - Он мой друг, и я обещал обеспечить явку без официальных уведомлений, - сказал капитан. - Надеюсь, все сведется к чистейшим формальностям.
   Поднимаясь в гестапо на второй этаж, Федорович слышал душераздирающий женский крик. В кабинет следователя его сразу не впустили, с полчаса просидел в коридоре.
   Дверь как-то приоткрылась, и Федорович увидел два стула, на спинки которых была положена водопроводная труба. На ней, как на трапеции, покачивалась девушка. Кисти ее рук были стянуты ремнем под коленями. Локти вывернуты, голова в беспамятстве откинулась, волосы разметались по полу. На обнаженных ногах синели рубцы и кровоподтеки.
   Наконец, высунулся солдат, окликнул грубо Федоровича:
   - Входи!
   Девушку уже сняли, прикрыли простыней, которая была вся в свежих пятнах крови.
   За столом сидел гестаповец с зачесанными вверх черными до синевы волосами. Предложил Федоровичу стул с заметной вмятиной на спинке, видимо, один из тех, на которых только что пытали девушку. Словно извиняясь, довольно чисто заговорил по-русски:
   - Перекрашиваем: из красных делаем синих. Что поделаешь - упрямы. - Он развел картинно руками, вынул из стола папку.
   На ней по-русски было написано: "Бойко Петр Иванович (очевидно, кличка)".
   - С вами будем, надеюсь, взаимно вежливы, - офицер улыбнулся и протянул Федоровичу несколько листов частой бумаги. - Писать прошу разборчиво, особенно фамилии.
   - А что... писать? - оторопело спросил Федорович.
   - Все, - ответил следователь. - Биографические данные, родственные и политические связи, партизанские обязанности, - он перечислил все это обыденно, как ассортимент каких-нибудь товаров. - Больше напишете- меньше будет разговоров!
   Бросив равнодушный взгляд на стонавшую под простыней девушку, тем же обыденным тоном распоря- дился:
   - В карцер! За вас, - продолжал следователь, - ходатайствует мой друг. И я, как видите, не беру вас под арест. Идите домой! Не употребите наше доверие себе во вред! До завтра!
   Протягивая руку, гестаповец даже привстал.
   Воскресшим из мертвых почувствовал себя Федорович на улице. Но дома, когда выложил на стол пронумерованные уже чистые листы бумаги, по спине его опять пробежал холодный, как прикосновение самой смерти, озноб. Что писать?
   Взял ручку, очистил бумагой заржавевшее перо, обмакнул в чернильницу... Встал, прикрыл плотнее дверь, вытер перо, обмакнул опять, написал: "Я, Бойко Петр Иванович..." Вспомнил приписку па деле: "Очевидно, кличка" - задумался. "Очевидно" - значит, еще не уверены. А может, это только на обложке, а внутри имеется уже и настоящая фамилия, и биография?
   Вытер перо в третий раз, обмакнул, написал год рождения...
   Не ко времени постучали. Жены дома не было, посмотрел через замочную скважину - у дверей стоял румынский капитан...
   Стараясь казаться спокойным, впустил его. Глянув на стол, капитан сочувственно покачал головой:
   - Исповедь?
   - Дали вот, - усмехнулся Федорович, - совсем чистые. Хоть бы опросник какой - что, как писать.
   - Пишите, что подсказывает совесть, - посоветовал капитан. - Без опросников: "Кем была бабушка, чем занималась до тысяча девятьсот семнадцатого года" и тому подобное... Гляньте на себя как бы со стороны: кем были при большевиках вы, человек незаурядных коммерческих способностей. - Капитан прохаживался по комнате и разглагольствовал. - Вспомните и вдумайтесь в лозунги, которые вдалбливали вам. Иные из них, кстати, неоспоримы... "Колесо истории не повернуть вспять... Ничто не возвращается в прежнем виде... Новое неодолимо" Национал-социализм, между прочим, значительно моложе большевизма. Впрочем, не смею навязывать какие бы то ни было суждения, я только забежал по делу. Вы владелец слесарной мастерской, знаете мастеровых людей. В котельную комендатуры незадолго до взрыва прошли трое водопроводчиков. Часовой у ворот впускал их, а вышли они со двора или нет - не знает. Все они были из депо, а депо само уничтожено партизанами. Видите, как получается: не можем даже установить, живы люди или нет.
   Офицер помолчал и добавил:
   - Не вернете же вы эти листы чистыми? Что-то писать надо. Предавать кого бы то ни было мерзко, я понимаю, но помочь разыскать людей, выяснить их судьбу, - это же просто порядочно. А услуга будет зачтена. Удачнейший, по-моему, для вас выход... Поду- майте!
   Он откланялся и ушел.
   У Федоровича на лбу выступил пот. Слесарей депо хорошо знал Алексей Гордиенко. Написать об этом - его вызовут в гестапо. Ну и что? Назовет десяток-другой людей, а кто именно ходил в комендатуру, наверняка не знает и он - на этом все и кончится. А почему разыскивают водопроводчиков? Подозревают в причастности к взрыву? Но говорили же, что взрыв произведен по радио. Может, водопроводчики нужны лишь как свидетели - тогда их допросят раз-другой и отпустят... Не велика, значит, беда, если и найдут... Да, пожалуй, это выход. Ни о чем другом можно пока и не писать, а там, глядишь, и не потребуют... Легализовался наверху - придется как-то выкручи- ваться...
   Федорович достал из буфета графин с водкой, выпил стакан, после этого писать стало очень легко.