17

   "В хаосе взглядов, сплетении лжи и насилия, в беспомощности человечества мне исполняется восемнадцать лет. Я мало знаю, я еще ребенок, хотелось бы спрашивать, узнавать. Я люблю. Что мне делать дальше? Какую дорогу избрать, чтобы не сгореть слишком быстро и напрасно, чтобы не жить впустую и не вредить людям, а, наоборот, принести благодатную почву туда, где это нужно? Как добиться, чтобы закипать энтузиазмом там, где это нужно, и, наоборот, успокаиваться там, где спокойствие принесет пользу? Нужно помогать людям радостно жить".
   Эта ужасная беспомощность все чаще заставляла Марушку открывать свой дневник.
   Позади остались сплошные развалины, лучше не оглядываться. Лучше смотреть вперед. Но там, впереди, покоренная родина; за компромисс с сильным, агрессивным соседом Чехословацкая республика заплатила собственной жизнью.
   Везде, куда ни кинь взгляд, серо-зеленые мундиры гитлеровских солдат. Они заполонили улицы, растеклись по площадям. Гитлеровцы быстро сообразили, что на одну марку можно купить здесь столько еды, сколько им в Германии и не снилось. К своему супу они больше не прикасались, и повара раздавали его местным жителям на корм скоту.
   - Неудивительно, - сказал старый Фара, у которого была лавка за почтой, - ведь эта их жратва годится только для свиней.
   Солдаты знали каждый магазин в городе.
   - Конечно, чего же им, прохвостам, не покупать, если одна их воровская марка стоит десять наших честно заработанных крон, - ворчали люди.
   В кондитерских ежедневно за несколько часов все бывало продано. Белый хлеб солдаты таскали из булочной целыми сетками и корзинками. За одну марку можно было купить полную сумку рогаликов, а также килограмм колбасы или десять сосисок.
   Желудки уже отказывались принимать все эти деликатесы. Закупив большие чемоданы для посылок, солдаты снова отправились в магазины.
   - Они хуже саранчи, - жаловались работники почты, которые из-за потока посылок, отправляемых в рейх, не успевали выполнять свои текущие дела.
   - А зачем вы, собственно говоря, к нам пришли? - выпытывал старый Фара у розовощекого солдата, который с приятелем покупал у него двадцать пять килограммов сахару и двадцать килограммов рису.
   - Потому, что у вас хаос и беспорядок, - не задумываясь, ответил солдат, в то время как его приятель не переставая жевал шпекачку, (Обжаренные колбаски со специями. - Прим. ред.) - мы пришли спасать вас от большевизма.
   - Отравы бы вам отвесить, - пробубнил Фара и угрюмо посмотрел на солдат. - Одни танки да пулеметы имеете, а вот накормить людей - так на это вас не хва- тает.
   Склады опустошались, и некогда уютной стране Центральной Европы грозили голод и нищета.
   По улицам города ходили юноши и мужчины в темных кепках с твердыми козырьками и трехцветными ленточками.
   - Знаешь что, Марушка, - предложила подружке Лида, - давай свяжем себе синие свитера с красной и белой полосой, а?
   Марушка лишь грустно улыбнулась. Бедная Лида! Знала ли она, какая судьба ее ждет?
   - Тебе нужно уехать в Прагу, - советовал Лиде Юла, - здесь жизнь для евреев с каждым днем становится все хуже и хуже. Тебе нужно уехать, пока это еще возможно.
   Лида вздохнула:
   - Я знаю. Но наши и слышать не хотят об отъезде. Отец говорит, что он здесь родился, здесь и умереть хочет.
   Кнеждубский лавочник так привык к своей лавке, к родной деревне, что не допускал возможности, что его могут похоронить не на местном кладбище, на котором спят вечным сном его братья и Антош Фролка - художники, столь близкие его родному краю и его сердцу, - а где-нибудь еще.
   - Поезжайте одни, - говорил он дочерям, словно отпуская их в кино, - мы с мамой останемся дома.
   Юла еще давал уроки в Весели. Марушка ездила с ним. Но однажды обычный распорядок дня был нарушен. Юла привел Марушку в приземистый домик на окраине города.
   Домик утопал в небольшом саду. Когда весной ветви деревьев покрывались цветами, домик полностью исчезал с глаз прохожих. По дорожке, выложенной бетонными плитами, они прошли к коричневым дверям. Через застекленную веранду был виден белый шкаф с вентиляционными отверстиями, в котором обычно хранят продукты. Юла позвонил. Открыла им пожилая, седая женщина в чистом белом фартуке. "Она похожа на госпожу директрису", - пронеслось в голове у Марушки.
   - Входите, - улыбнулась Юле женщина, - Йожка уже ждет.
   Она провела их в небольшие сени и показала па дверь. В затемненной комнатке пахло цветущими маслинами, но к этому аромату примешивался запах нафталина. Через окно, закрытое желтой занавеской, были видны кусты самшита, а за ними - серая стена дома напротив.
   В комнату вошел стройный человек с поразительно густыми курчавыми волосами. Он пожал им руки и, показав на диван в углу, сел на стоявший напротив стул. Марушка обратила внимание на то, что он сильно прихрамывает на одну ногу.
   И только когда он начал разговаривать с Юлой, Марушка поняла, что он еще совсем молод, пожалуй, всего на три-четыре года старше Юлы, и что его волосы, которые в первый момент показались ей седыми, на самом деле были белокурыми. С интересом смотрела она на молодого человека.
   Так вот он какой, Йожка Петруха... Юла в свое время намекнул ей, что Йожка - руководитель организации коммунистической молодежи в Весели...
   Все, что еще недавно было прочным и устоявшимся, что могло служить фундаментом будущего строительства, распалось. Остались лишь развалины и пепелища. А ведь на пепелище нельзя жить. Нужно строить новую жизнь, но как?
   - Мы живем среди немецкого народа, вокруг нас немцы, - сказал в своем выступлении по радио депутат Нечас, - у нас с ними много общих интересов - экономических, социальных и культурных. Поэтому наши исконные интересы заставляют нас сотрудничать с немецким народом.
   Но чешский народ не хотел сотрудничать. Всеми возможными способами он заявлял о своем противодействии оккупантам. Люди уничтожали и повреждали немецкие объявления, срывали злобу на кроваво-красных флагах со свастикой посередине, никто не ходил на немецкие фильмы...
   Однако Марушка чувствовала, что всего этого недостаточно. Поэтому она с нетерпеливым любопытством смотрела на белокурого молодого человека, словно пытаясь по выражению его лица прочесть ответ на мучивший ее вопрос: выведет ли он их с Юлой на правильный путь?
   - Вы оба гимназисты, в этом-то и состоит трудность, - вздохнул Йожка, - гимназисты не имеют права вступать ни в какую политическую партию. Вам нельзя заниматься политической деятельностью.
   Но ведь формальное членство не может быть решающим фактором. То, что они хотели с Юлой делать, можно делать и без партийного билета. Они хотели действовать, а не сидеть сложа руки.
   Йожка положил перед ними размноженную на ротаторе листовку с обращением: "К чешским рабочим, трудящимся, ко всему чешскому народу!"
   Это было заявление КПЧ в связи с событиями пятнадцатого марта.
   - Мы распространяем его среди людей, - объяснил Петруха, - для противодействия официальным политикам, братающимся с оккупантами.
   Марушка была слегка разочарована. Она надеялась, что сегодняшний день станет переломным в ее жизни, что у нее сразу откроются глаза и она увидит перед собой прямой путь, который приведет ее к единственной цели- свободе. Задание оказалось слишком скромным: от Йожки они с Юлой унесли много листовок с текстом заявления.
   "Наверное, все так и должно быть, - утешала себя Марушка. - Ведь мы, по сути дела, новички, а начало всегда бывает таким".
   - В следующий раз встретимся на вокзале, - сказал, прощаясь с ними, белокурый молодой человек, - на второй платформе, там, где стоят пустые вагоны.