В то лето, когда началась война, мне исполнилось 4 года,- и по этому случаю мне взрослые купили магазинную куклу, красивую куклу с косами, но поиграть ею мне почти не пришлось.

Мы жили в маленькой деревне Рябиково, что в 5 км от районного центра с. Холм в Смоленской области.

Старший брат сразу же ушел добровольцем, прибавив себе год, благо ростом был большой и больше, не вернулся, в 1943 г. он погиб. Отец ушел в партизаны, т.к. ему уже было 50 лет и плохое зрение.

Я помню, день, когда пришли немцы и как они сразу забрали у нас гармонь и чемодан с вещами. Корову мы немцам не сдали, а спрятали в кладовой, и была она у нас с месяц. Но потом замычала при немцах, и они заставили маму вести сдавать ее на приемный пункт в 10 км от нас. Пока мама водила сдавать корову, все население деревни погнали в Германию. Пришлось и нам собираться. Поклали мы на санки кое-что и пошли вместе со всеми. Старшей 14 лет и еще нас трое. Мама вернулась, а в деревне никого нет, кинулась нас догонять, догнала на ж[елезно] д[орожной] ст[анции] Игоревская, в 25 км от нас. До сих пор помню, как мы все ревели от радости, что мама пришла. Но в Германию мы не попали. Многие разбежались по лесам, в т[ом] ч[исле] и мы. Вернулись в свою деревню. Жили в бане, т.к. в доме был немецкий штаб. Немцы забрали не только вещи, но и продукты. Однажды маму чуть не расстреляли, т.к. она нечаянно задела немца.

Когда начали наступать наши, мы вырыли на участке землянку и жили в ней еще с 2 семьями.

Когда ушли последние немцы, в деревню пришли поджигатели. Стали поджигать деревню. Обольют бензином и зажигают. Была ночь. Мы сидели в землянке и смотрели, как немцы жгут дома. Вдруг загорелся наш дом. Вокруг него уже горели 3 дома, 2 сарая, колхозный инвентарный сарай. Мама побежала тушить. Мы кричали и плакали от страха, что маму могут убить, но поджигатели уже ушли на др[угой] конец деревни, и маме с соседским мальчишкой удалось потушить дом. Сгорел двор немного. И стало тихо, только догорали дома, да уехала артиллерия. Лес вокруг нас в пол[у] километре. И вдруг мы увидели какие-то тени со стороны леса. Там проходил большак. Моя мама и еще одна тетя закричали, что это наши, и побежали к ним. И правда, это были наши солдаты!

Как сейчас, помню эту ночь. Кругом догорают дома, на пепелищах солдаты и наши деревенские обнимаются, все плачут.

Немцы засели в Холме, в церкви. Начался сильный обстрел. В наш двор упал снаряд и убил лошадь и красноармейца. Мы снова сидели в землянке. Так пришла к нам победа. Фашисты ушли, а есть было нечего. Ели траву, крапиву, лебеду, молочай. Собирали мороженую картошку и пекли тошнотики. Мне почему-то кажется, что тошнотики были очень вкусные. Не было соли. Мы с братом поносили кровью. Как мы перезимовали, как выжили, прямо не знаю.

Потом помню первый хлеб, испеченный пополам с мукой, и как мы с братом прыгали и просили маму печь все время такой вкусный хлеб.

Да, папа погиб в феврале 1942 г.

Жизнь начала налаживаться. Мы уже купили козу и телочку. И вдруг заболела мама. Кроме голода, видимо, надорвалась на работе. Она работала на ферме, все на себе. Даже пахали женщины на себе.

Признали у нее туберкулез. Поддержать было нечем, и в 1946 г. она умерла. А через год умерла старшая сестра, та, которой было 14 лет в войну. И осталось нас трое, 17, 13 и мне 10 лет. Целый год мы жили сами. Сестра с братом работали, а я была дома за хозяйку. Летом доила в обед корову. Весь обед сидела под коровой, а вечером сестра ругала меня, что плохо выдоила. Но теперь все выросли. У всех семьи, дети.

Самое большое мое желание в детстве, чтобы мне дали немца на растерзание, такая у меня ненависть осталась. Иногда во сне мне снилось, что желание мое исполнилось и фашист умирал от моих рук.

Прошло 20 с лишним лет. Но до сих пор снятся иногда немцы, и я просыпаюсь сама не своя. А если ночью летит самолет, я со страхом просыпаюсь и жду взрывов. Смешно, правда?

Война лишила меня детства и юности. Война забрала родителей, брата и сестру. Пусть же она будет трижды проклята. Я хочу только одного, чтобы никогда не было войны, чтоб мои дети спали спокойно и видели только мирный сон. Пусть они никогда не увидят того, что пришлось пережить мне. Да разве только мне?