...Я не могу не сообщить событий первых месяцев войны. Я в то время жил с отцом и матерью в поселке Крестцы Новгородской области. Мне тогда было 14 лет, и мы с братом по-мальчишески часто бегали на вокзал, очень любили посмотреть, кто к нам в поселок приезжает. Но недолгой была наша радость, и вот 22 июня 1941 года нашу страну облетела страшная весть о вероломном нападении гитлеровской Германии на нашу Родину. Начались тревожные будни нашей жизни. Наш поселок стал как бы военным лагерем, нескончаемым потоком потянулись воинские части нашей армии в сторону Новгорода.

И вот 24 июня мы стали свидетелями первой бомбардировки нашего поселка... Во время таких налетов мы с братом и товарищами часто выбегали из дома и хватали маленьких плачущих детей и заносили их в наш подвал под домом, так как он был хорошо оборудован, а также стариков и старух провожали в безопасное место. Мы так втянулись в это дело, что не могли усидеть дома, не пропуская ни одной тревоги. Это было как бы нашей обязанностью. Иной раз отец будет ругать, чтобы не выходили во время тревоги на улицу, да разве усидишь дома, если услышишь плач маленького ребенка игравшего около дома, сердце обливается кровью.

Однажды прошел слух по поселку, а ведь дети все знают, что к нам в поселок прибывает эшелон с детьми из Ленинграда, нашей радости не было конца. Как же, ведь мы обязательно должны быть на вокзале, встретить эвакуированных детей из Ленинграда! Точно никто из нас не знал, когда приедет эшелон, да нам и не говорили этого. Тогда мы сами решили ходить на вокзал и целыми днями просиживали там, дожидаясь эшелона с этим ценным грузом.

И он пришел. Не помню, не то в первых числах июля, не то в последних числах. Но он пришел не такой, какой мы ожидали. Ожидали ленинградцев веселыми, жизнерадостными, а эшелон прибыл с криками и плачем. На эту картину нельзя было смотреть без содрогания.

На каждую няню доставалось 50—60 человек детей. Дети были разного возраста — от шести месяцев до 14 лет. Усталые, грязные, со слезами на глазах выходили дети, которые постарше выводили и выносили из вагонов маленьких. Это было потрясающее зрелище. Мы бросились к вагонам помогать разгрузке детей, брали по два ребенка и относили пока в сторону от вагонов. Крики, плач сотрясали воздух все время разгрузки. Помню, день был очень жаркий, а по близости не было воды, дети просили пить, а воды взять было негде, да и некогда было воду искать, потому что очень торопились с разгрузкой, так как с минуты на минуту ждали появления фашистских стервятников. Надо было как можно скорее доставить детей в безопасное место. Ведь фашисты не считались ни с кем, будь-то грудной ребенок или старуха.

Ребят и девчат пришло много встретить детский эшелон. Когда детей построили в колонны, которые были постарше (от 5 до 14 лет) тронулись в путь. Школа наша от вокзала находилась примерно в 4 км, куда разместили ленинградских детей. В нашу школу разместили детей (насколько позволяет память) от 6 месяцев до 5 лет. Остальных детей старше этого возраста отвели в другие школы. Мальчики нашего возраста и старше несли от вокзала по двое детей, а девочки по одному ребенку, грудных по двое, так как не хватало рук. Многие дети четырех-пяти лет шли пешком. Всю дорогу от вокзала девочки кричали «воды!», и жители выносили кто чай, кто молоко, чтобы утолить жажду детей. Хотя у самих [нас] губы потрескались от жажды, но в это время было не до себя, когда дети всю дорогу просили пить.

Я нес двоих мальчиков и девочку лет трех. Сначала они обе плакали, потом когда я их напоил их чаем, который вынесла старушка, мои «пассажиры» успокоились. Стали болтать ручонками, обнимать меня, болтать. И я заметил, [что] на руках у обеих были надеты тряпочные кольца, где были написаны фамилия, имя и адрес. Конечно, ни фамилии, ни улицы, ни номера дома я запомнить не мог, а по имени я с ними познакомился. Девочку звали Зина, а мальчика Вова. И что больше всего врезалось в память, это большими буквами было написано: г. Ленинград. Я до сих пор вспоминаю этих двух моих «пассажиров», двух маленьких жителей города-героя.

Дальнейшая судьба маленьких ленинградцев мне неизвестна, так как они у нас побыли что-то около месяца и их, по слухам, развезли по деревням. А нас начали эвакуировать. Фашисты захватили уже половину Новгорода, по реке Волхов. Я до сих пор не знаю, когда детей отправили обратно в Ленинград. У меня до сегодняшних дней и на всю жизнь не изгладятся из памяти страдания детей и всего советского народа, страшные бедствия, причиненные нам фашистскими варварами в годы Великой Отечественной войны...

Дети должны жить счастливыми и не знать ужасов войны...