Как только немцы зашли в деревню, начали грабить. Шарили по квартирам и брали всё, что было им по душе. У нас стащили комод, перину, взяли сахар и застрелили моего любимого хорошенького поросёнка. Потом вытолкали прикладами из домов, а на улице согнали в кучу и сказали, что все мы пойдём в город Калинин. Привязали остатки вещей на саночки и пошли. А было уже холодно, стояли очень морозные дни.

Прошли немного, а потом фашисты открыли огонь по безоружным мирным жителям из миномётов. Одна мина упала недалеко от нас. Папа вскрикнул и повалился на снег. Мы с мамой подбежали, а у него ноги отдельно лежат, и кровь, кровь кругом. «Убейте меня, — стонал отец. — Куда я теперь безногий».

Я его успокаивала: «Папочка, не стони, не надо. Проживешь и без ног. Я и мама с тобой». Выбросили оставшиеся вещи и уложили на сани несчастного отца. Мама молчала, говорить не могла. Отец истекал кровью, часто терял память и бредил: «Холодно... Валюшка, замерзну».

Я сняла тёплый платок с головы и покрыла отца. Из глаз текли слезы, хотелось громко плакать. Но папе и так больно — не надо плакать. На маме вовсе лица не было. Мы везли и везли умирающего отца... немцы постреляли минами и перестали. Идти было трудно, холодный ветер бил в лицо.

Отец истекал кровью, мёрз и всё время просил: «Холодно... погреться ещё бы. Холодно... Пить».

Но что делать? Из дома выгнали, до города далеко. Скоро дошли до деревушки, как увидели её, побежали быстро, чтобы скорее папу в тепло занести. Но не тут-то было: в каждой хате были немцы, они не пустили нас. Стучались в каждую избу, но они гнали, гнали угрозами, насмешками, пинками.

Я бегала от двери к двери и просила: «Тут умирающий, пустите на минутку. Это мой отец, он умрет на морозе. Он без ног. Пустите, мы у порога... Пустите его одного, мы останемся на улице. Немножечко погреться...». Гнали. В одной избе я попросила кипятку — согреть отца. Один немец сказал: «За изба есть колодец - берите вода, там много» — и захлопнул дверь. Мать заплакала, я замерзала. Отец уже еле дышал.

Нам пришлось тащить и тащить санки с умирающим отцом. Он стонал. Мать плакала. Мы с трудом плелись по изрытой снарядами дороге, подкашивались ноги.

Стемнело. Отец замолк, ни одного стона больше не услышали мы от него. А мы все шли и везли свою страшную ношу. И боялись остановиться. Боялись посмотреть. Не хотелось даже думать, что отец умер, а мы ничего не смогли сделать для него. Мы шли всё быстрей и быстрей... В санках лежал окоченевший труп бедного отца.

Проклятье фашистским людоедам!