Мы жили в Белоруссии, в 15 километрах от границы с Польшей. Деревня, где мы жили, была маленькая — всего в 28 дворов, но красивая, и мы очень любили своё родное местечко. У каждого дома большие сады. И чего только в них не росло! Был и у нас большой сад. А на гумне протекала речка Быстрокатилка. Прозвали её так за то, что уж-очень она быстро бежала, словно птица на крыльях неслась. За речкой сразу березовый лесок, а далече — смешанный.

В нашей деревне школы не было, и мы каждый день бегали на уроки в соседнее село. На обратном пути всегда играли во всякие игры. Но чаще всего играли в «погоню». Игра кончалась поимкой «шпиона». Кто его первый заметит, того мы «отправляли» в «Артек». Чаще всех «обнаруживала» разведчиков Галина, у неё глаза зоркие, быстрые, она лучше всех видела в лесу.

Однажды Галина вместе с подругами и в самом деле заметили незнакомого дяденьку, он показался им подозрительным. Девочки свели его на заставу, и незнакомец оказался настоящим шпионом. За это Галю по правде послали в «Артек», но только побывать там ей не пришлось.

Началась война, и очень скоро нашу деревню заняли немцы. Они пришли к нам через четыре дня после начала войны. Папы не было дома, он был на участке, где шёл бой. Дома была мама, Мальвина, Галя и совсем маленькая Людочка.

Сначала начали рваться снаряды и мины. Сразу же загорелось несколько домов. Мы прижались в уголке и сидим. Потом застрочил пулемёт, пули пролетали сквозь стены, сыпалась земля и известь. «Мама, — закричала Мальвина, — мама, гляди все тётеньки с ребятами в лес побегли. Зачем это?» — «Побежим и мы», — сказала мама, взяла на руки Людочку, и мы побежали через гумно к лесу.

Много нас бежало. И все матери с ребятишками. Только мы перебрались за речку, вдруг слышим крик: «Стой!»

Все остановились, ребята заплакали. Вслед за приказанием, раздалась пулемётная стрельба. Многие упали, послышались стоны и крики. Кто успел — лёг на землю. Легли и мы. Тогда фашисты стали палить минами. Страшно стало, но подняться и убежать из-под огня — нельзя: пулемёт все время стреляет.

Лежим, ждём, когда и нас убьёт. Вот летит, воет мина. Бух! Землей засыпало. Когда немного стихло, мы поглядели на маму — она лежит мёртвая, глаза закрыты, из головы и груди кровь идёт. Людочка испугалась, жмётся к маме и зовет: «Мама, побежим скорей. Мама, мне тоже больно». И Людочку ранило в плечо, как она плакала.

Мы решили бежать обратно в деревню. Взяли Людочку и побежали, а немцы стреляют нам в спину. Добежали до дому и опять сели в уголочек к печке. Мальвина перевязала сестрёнку, но успокоить её мы не могли.

Вдруг заходят к нам в избу трое немцев. Они уже успели разграбить магазин и были пьяные. Приказывают: «Идите в управу».

«Как же мы пойдем, маленькая сестрёнка ходит плохо, она ранена, а оставить её не с кем, маму вы убили...» Не дали фашисты договорить, набросились и давай прикладами бить по чем попало. Сильно избили нас и вытолкали из избы. Людочка осталась одна.

Всех, кто уцелел, собрали перед сельсоветом. Вышел на крыльцо один предатель и начал называть фамилии коммунистов и всех, у кого есть кто-нибудь в Красной Армии. У нас были хорошие подруги — Дина и Люда Войцеховские. Их папа ушёл на фронт. И вот предатель говорит: «Войцеховский». Но тут кто-то бросил ему в морду камень. Фашисты бросились в толпу и стали искать — кто это сделал. Никто не сказал. Тогда офицер приказал вести из толпы Дину и Люду. Девочек вывели и на наших глазах повесили. После солдаты стали стрелять по нас из автоматов. Мы побежали кто куда. Там, на площади, многих убили. Убили и всех наших подруг: Люду Куйбушевскую, Римму Барченко, Зою и Нату Кузменко, Тосю и Ирину Юрьевых. Всем им было по 9—10 лет. Зачем они убили маленьких?!

Когда мы пришли домой, Людочка плакала. Она рассказала, как приходили немцы и забирали кто корову, кто козу, кто кур, а кто вещи. Забрали у нас всё, даже лечь не на что.

Ночью пришёл немецкий офицер и отобрал последние продукты: муку, соль, хлеб. Мы не отдавали, просили и плакали. Нас били нагайками и все же отняли. Офицер был злой, как волк. Он схватил Мальвину за волосы и так дернул, что вырвал большой клок. Мальвина вскрикнула и упала. Галя подбежала к офицеру и укусила его за руку изо всех сил. Офицер сильно бил Галю одной рукой. Потом они, ушли. Мы долго лежали на полу и не могли встать — так избили нас. Людочка даже и плакать не могла, только хрипела.

Они всё до последней крошки взяли у нас. Не осталось даже кусочка хлеба. Мы стали есть траву. От голода и от раны, которую никто не лечил, Людочка скоро умерла. Мы похоронили сестрёнку в садике. А маму мы потом не нашли. Всех убитых фашисты, наверно, сожгли. Ещё раз пришёл к нам офицер, посмотрел на Мальвину и сказал: «Эти девочка лютче». Мальвина была полнее Гали. И вот увели и Мальвину. Куда, никто не говорит.

Она пришла домой через два дня бледная, худая. Фашисты силой взяли у неё кровь. Брали по 2 стакана сразу. Мальвина так ослабела, что едва держалась на ногах. «Это очень-очень больно», — сказала она. С каждым днём становилось всё хуже и страшнее. Ежедневно из полуразрушенного села пьяные солдаты уводили оставшихся женщин в лес, издевались над ними и убивали. Остались только ребята. Целыми днями ходили мы по истоптанным огородам, искали ботву моркови, лук и ели. Вот однажды ночью слышим, кто-то тихонечко стучит в окошко, как кошка царапает. «Галя, — шепчет Мальвина, — это опять за мной. Я не пойду к ним. Это больно». — «Немцы так не стучат, они громко. А это кто-то свой».

Открыли дверь, и в дом вошёл папа. Сколько радости было у нас! Папа дал нам хлеба. Мы рассказали ему, как убили маму, как умерла Людочка, как били нас солдаты, обо всём — обо всём. Отец плакал. В темноте не видно было его слёз, но, когда он нас целовал, все лицо у него было мокрое.

Папа вывел нас за село, и мы километра четыре ползли по траве. Потом он привёл нас на железнодорожную станцию, там усадил в поезд к раненым красноармейцам, и мы поехали к тёте в город Пензу. Папа не поехал, он сказал нам: «Не могу я уехать отсюда, дочки. А кто им отомстит за маму, за Людочку? Вы должны быть умными, хорошо учиться и ждать меня».

Теперь мы живём у тёти. Мальвина совсем поправилась, только уж волос в том месте, где офицер вырвал прядь у неё, не будет всю жизнь. Гале нет ещё 12 лет. Но и она работает в колхозе, как может помогает папе и бойцам Красной Армии.

Всё, что мы написали, — не выдумка. Это правда. Было тяжело вспоминать, но мы знаем, что за нас отомстят! Отомстят за всё — за ребят, которые осиротели, за разрушенные города и сёла, за умершую от фашистской поганой пули Людочку, за кровь и прядь волос Мальвины.

Папа, тебе говорят твои дочки — отомсти им! Слышишь ли ты нас!