НАСТАЛ И ЕГО ЧЕРЕД

   После бессонной ночи в землянке деда Алеся Марат знакомился с лагерем. И почувствовал себя словно в родной деревне. Много было знакомых. Не успев уйти в Красную Армию, колхозники, молодые и старые, подались в лес.
   Радостнее всего, пожалуй, была встреча с Михаилом Павловичем, станьковским учителем. У него ведь Марат оканчивал четвертый класс, с ним советовался, как лучше провести летние каникулы.
   Увидел мальчик своего учителя за необычным занятием - тот разбирал рапиду. Так назывались у партизане самодельные мины. Перед Михаилом Павловичем сидели; полукругом слушатели. Всего человек двадцать. Ветви елей служили им крышей, а пни и моховые кочки, покрытые лапником, заменяли стулья. Стоя за вкопанным в землю столом, Михаил Павлович объяснял устройство мины. Увидев мальчика, подошел к нему, подал, как взрослому, руку.
   - Ну, проходи, садись. Снова будешь моим учеником. Только предупреждаю - предмет у нас новый.
   Краснощекий улыбающийся парень подвинулся, уступив мальчику половину своей кочки.
   - Продолжим, товарищи.- Михаил Павлович поднял со стола рапиду.- Вот она, к примеру, вырывает кусок рельса более метра в длину и образует воронку глубиной в метр, не меньше. Как видите, штучка вполне подходящая для поднятия настроения нашему брату - подрыв- нику. А он, вы знаете, весел тогда, когда под откос летят вражьи поезда...
   По рядам прошелестел смешок. А учитель продолжал рассказывать про взрыватель замедленного действия, про то, как с его помощью мины можно взрывать не под пустыми платформами, которые немцы обычно ставят впереди состава, а под паровозом. Разрушения при этом намного увеличиваются.
   Слушая ровный, спокойный голос Михаила Павловича, Марат снова почувствовал себя учеником, словно сидел в школе за партой. Он долго не замечал дядю Никанора. А тот из-за ели делал племяннику разные знаки - звал к себе.
   Наконец Марат увидел дядю. Поднял руку:
   - Можно выйти?
   Михаил Павлович одобрительно посмотрел на своего ученика.
   - Можешь идти, Марат...- И к своим слушателям: - Учитесь порядку!
   - Куда тебя унесло? - накинулся Никанор на племянника.- Весь лагерь обежал, тебя разыскиваю!
   Марат сразу отметил: "Принарядился мой дядя. Еще утром ходил обросший, а теперь и побрился, и причесался, и сапоги начистил". Дядя держал в руке ножницы.
   - Куда тебя нечистая унесла, спрашиваю? Лети к взводному! Там тебе шинельку подыскали. Оденешься - и ко мне! Я тебе хоть космы сзади обрежу. Имей в виду, за ножницами очередь!
   Марат сразу припустил в ту сторону, где, по его соображениям, должен был находиться взводный.
   - Да погоди ты, непоседа! - снова закричал дядя Никанор.- Знаешь ли, по какому случаю тебя стричь буду? Присягу не сегодня-завтра принимаем, партизанскую клятву даем! Быстрее к взводному!..
   
   ...Лесная поляна. Вокруг нее тесный хоровод сосен и елей. Здесь у партизан проходят митинги, здесь новички обучаются стрелять по мишеням и присягают на верности своему народу. Выпавший ночью снег запорошил старые ели, укрыл поляну.
   Марат стоит в шеренге на левом фланге. В шинели. Она, правда, великовата, особенно в плечах. Но по длине в самый раз: подстригая племянника, дядя Никанор не забыл отхватить ножницами и полы шинели. На ногах мальчугана сапоги: весь взвод единогласно решил, что по случаю присяги нужно надеть именно сапоги, хотя и просят они каши. Ну и, конечно же, на шапке - алая шелковая лента, раздобытая дедом Алесем у поварих.
   Перед строем начальник штаба Егоров. Здесь Апарович, командир отряда. Егоров по списку вызывал новых партизан. Их немного - двенадцать человек. Вся повторяют за начальником штаба слова присяги.
   На поляну пришли и те, кто вернулся с ночных операций. Ларин стоит рядом с дедом Алесем. А тот, кивая на Марата, говорит что-то разведчику.
   Глаза у Марата суровые, совсем не детские. Только голос мальчишеский.
   - Я клянусь смело, решительно, дерзко и беспощадно уничтожать фашистских оккупантов!..
   А вокруг шумят вековые сосны и ели. Похоже, что сам лес разгневался. И врагу не заставить уже его замолчать.
   Про Ларина в отряде идет молва: "Он лупит противника так, что у того кости трещат". В ту ночь, когда Марат спал на нарах Ларина, разведчики учинили гитлеровцам разгром и притащили пятнадцать автоматов, документы убитых и отличный бинокль. Ничто еще не вызывало у Марата такой зависти, как этот большущий цейсовский бинокль. Разве что винтовка дяди Никанора. К своей винтовке он приспособил оптический прицел. На рассвете берет дядя Никанор винтовку и уходит "на охоту". А возвращаясь вечером, докладывает: "Уложил троих!" Или: "Снял одного!"
   Паренек завидовал и дяде Никанору, и Ларину, да и другим партизанам. Они давно уже открыли свои боевые счета, успели прославиться в отряде, а черед Марата все не приходил.
   Дед Алесь - и тот отличился! Участвовал в диверсии на железной дороге! Без него у подрывников вряд ли бы что получилось: слишком сильная охрана стала на железке. "Тут уж с одной миной без смекалки ничего не сделаешь",- заявил старик.
   По его совету старики-партизаны сколотили мерку-саженку и двинулись во главе с дедом Алесем к железнодорожной насыпи. Начали там луг между собой делить, да не поладили, "разодрались". Немецкие часовые выпучили глаза на "диких русских мужиков". А пока деды-партизаны, отвлекая внимание солдат, разыгрывали на лугу драку, двое подрывников сумели подложить под рельсы мину.
   Одним словом, не было, пожалуй, в отряде человека, который не показал бы себя в жарком деле. Кроме Марата. Его "боевая задача" - чистить картошку да закопченные котлы на партизанской кухне. Там, разумеется, тоже бывало жарко. Да разве об этом мечтал Марат? И ничего не попишешь: так распорядилось командование.
   Непосредственный начальник у Марата - дед Алесь. Кроме всего прочего, занимается старик и доставкой продовольствия для партизанской кухни, ездит по деревням. Народ помогает партизанам чем только может. Иногда старому "начпроду" удается проникнуть и в Минск. Там можно кое-что купить за немецкие марки.
   Старику небезопасно, конечно, появляться в Минске. Но он обычно рассуждает так: "Я немца боюсь, как прошлогоднего грома. Мне одна цыганка нагадала - от клюквенного киселя помру... Объемся, должно быть, что ли...
   И вправду, очень я этот кисель обожаю, особенно, когда; он теплый да чтоб с холодненьким молочком..."
   Об одном лишь печалился партизанский интендант; слишком мало было в его казне денег.
   С наступлением зимы в отряде заговорили про какого-то Романюка, и старик воспрянул духом: "Быть нам богатыми!"
   Фашисты поставили Романюка во главе банка в Дзержинке, хотя тот и упирался, как только мог. Романюк был до войны скромным финансовым работником в том же самом банке, помогал эвакуировать на восток наши деньги и ценные бумаги. Но сам уехать не успел: ворвались в гoрoдок немцы. По всем данным, Романюк оставался нашим, советским. А такой человек на директорском посту мог быв сослужить партизанам большую службу. Романюк ведь ворочал миллионами!
   Партизанское командование приняло решение: установить связь с директором. Ларин с хлопцами дважды пытались проникнуть в городок - и все без толку. Сильная в гарнизоне охрана! Останавливали и тщательно проверяли каждого, кто приближался к городку.
   Кого же направить в Дзержинск?
   И выбор пал на Марата. Маленький, с виду совсем еще ребенок, к тому же смелый и находчивый, он, как никто, подходил для такого дела. Немцы мальчонку не остановят. Попутно он должен разведать вражеские силы в городке.
   Марату даже не верилось, что получил он наконец настоящее, да еще строго секретное задание.
   Хотелось похвалиться деду Алесю, да нельзя. Мальчик, разговаривая со стариком, только загадочно улыбался. Не подозревал, что никто иной, как сам дед, и посоветовал командирам направить в разведку Марата. Знал - такого пролазу в отряде вряд ли сыскать. Характер, способности Марата дед Алесь знал давно. Забыть ли ему знаменитую "фанерную гвардию"!
   "Фанерной гвардией" в Станькове окрестили тех ребят, что увлекались играми в войну. В сражениях участвовали танки, и пулеметы, и пушки, сделанные из фанеры. Среди мальчишек- "гвардейцев" Марат выделялся находчивостью, удалью. Слыл он и лучшим наездником. Дед часто любовался, как парнишка гарцует верхом.
   Все взвесил, все взял в расчет старый партизан, прежде чем посоветовать командованию послать на связь с дирек- тором банка, во вражеский гарнизон, своего любимца.
   Перед походом Марат специально дней пять не умывался.
   И снова на нем была рваная фуфайка, в которой он появился в отряде, лапти с онучами, а через плечо перекинута холщовая нищенская торба. В нее дед Алесь наложил столько съестного, что Егоров с опаской заметил:
   - Не щедры ли будут "подаяния"? Подозрения не вызвало бы, Александр Демьянович.
   - Ничего, ничего, Иван Федорович. Дорога у хлопца дальняя. Да и там еще, кто знает, что может быть,- отвечал дед Алесь, стараясь незаметно сунуть в торбу еще пару вареных картофелин.- Своя ноша, она не тянет.
   Но торба все же тянула и резало плечо. Это мальчик почувствовал, когда отмахал добрую половину пути - десяток с лишним километров. По сторонам гравийки маячили черные печи сожженных хат. Вилось, каркало над ними воронье.
   До самого Дзержинска никто из пеших гитлеровцев или полицаев не попался навстречу. Проходили только, обгоняя, военные машины.
   А вот и первые дома городка. Марат хорошо знал расположение улиц и зданий, потому что бывал раньше в Дзержинске много раз. Ларин и командир отряда велели идти к бывшему раймагу: там, напротив магазина, банковское здание. Первый этаж кирпичный, второй, надстроенный позже, бревенчатый.
   Неузнаваемым стал городок. Чужая, немецкая речь на улице, немецкие вывески на больших зданиях, немецкий флаг над бывшим райисполкомом. А перед школой на месте легкой, красивой фигурки пионера-горниста стоит прочная, крепко сколоченная виселица.
   Главная улица. Здесь особенно много гитлеровцев. Приветствуют друг друга по-своему: выбрасывают правую руку вперед и орут "хайль Гитлер!" У многих на рукавах паучьи фашистские знаки.
   На какое-то время Марат даже забыл, что он "нищенка". Вертел головой по сторонам, подсчитывая все немецкое, пока не наскочил на фашистского офицера. Подними оброненную перчатку, гитлеровец брезгливо поморщился:
   - Шволочь!
   ...Магазин. Возле крыльца - две крестьянские подводы, несколько пожилых женщин и трое ребят в грязных лохмотьях. Марат остановился, глядя на них.
   - Откуда вы?
   - Мы-то? - переспросил старший.- Всякие мы.
   И внезапно умолк, глядя испуганными глазами на Марата.
   Из магазина, подталкивая друг дружку, вышли трое пьяных полицаев. Нахлобучив шапку, Марат пошел подальше от магазина.
   А вот банковское здание. Около него - двое часовых. Проникнуть туда незамеченным нельзя и мышонку. Марат решил ждать напротив в небольшом скверике. Здесь меньше гуляет ветер, со скамейки хорошо виден вход в банк.
   Примерно через час из него стали выходить люди, одетые в штатское. Марат внимательно рассматривал каждого, кто шел из банка через скверик. По описаниям партизан, знавших Романюка, мальчику нужно подойти к чел веку небольшого роста, который прихрамывает на левую ногу.
   Из банка вышли, пожалуй, все служащие, а нужного человека все не было. В скверике снова послышались шаги. Какой-то мужчина быстро идет по аллее. Проходит мимо. Коричневая цигейковая ушанка с кожаным верхом, длинное демисезонное пальто, подшитые валенки... Немножко хромает! Марат вскочил. "Догнать бы, пока из сквера не вышел на главную улицу!"
   - Дяденька Романюк!
   Марат не узнал своего голоса, повелительного, твердого.
   Мужчина остановился и, не оборачиваясь, ответил:
   - Я... дяденька Романюк...
   Мальчик некоторое время колебался: "А вдруг брешет? Надо еще его проверить?"
   - Я - Романюк,- тем же тоном повторил мужчина.
   - Скажите, дяденька, где вы работаете?
   Цепкая рука незнакомца схватила мальчика за шиворот. Другой рукой мужчина сунул в рот полицейский свисток. Не успел Марат опомниться, как перед ним выросли два немецких солдата и ефрейтор. Не разжимая цепких пальцев, человек, принятый Маратом за Романюка, быстро-быстро тараторил что-то патрулям по-немецки. Те согласно кивали.
   - Дяденька! - как можно жалостнее застонал Марат.- Пустите, пожалуйста! Меня мамка ждать будет. Пустите!
   Видя, что это на гитлеровцев ничуть не действует, мальчик заплакал уже неподдельными слезами. Не от испуга - от горькой, как полынь, обиды. "И надо же было так влипнуть!"
   Ефрейтор ткнул Марата автоматом в спину, приказал идти. Два других солдата остались вместе со штатским в сквере.
   Марат пошел по безлюдной улочке, прислушиваясь к тяжелым шагам за спиной. Немец не говорил ни слова, не указывал даже дороги, точно он не конвоировал мальчика, а сам шел у него на поводу. Дойдя до темного глухого переулка, Марат повернул в него, ожидая грозного окрика, но ефрейтор продолжал только мерно посапывать сзади. У мальчика в голове быстро мелькали мысли. "Если пуститься бежать - пристрелит. Как достать и выбросить записку, спрятанную в онуче на ноге?" Ее он должен был передать Романюку. В бумажке указано место встречи. Туда придут партизаны. "Ведь обнаружат записку, когда начнут обыскивать. Что же придумать?"
   Переулок кончился, дальше пошло голое поле, на которое уже ложились густые сумерки. Снег меркнул, словно покрывался пеплом. Далеко в туманном от мороза воздух заманчиво голубела березовая роща.
   Шаги за спиной внезапно затихли: конвоир остановился. Марат решился глянуть назад. "Не чудится ли?" Ефрейтор, закинув автомат за плечо, добродушно улыбается:
   - Но, пошель! Бегайт! До свиданя. Пошель!
   Ефрейтор повернулся и, неуклюже переваливаясь с боку на бок, поковылял прочь. Что-то знакомое было в это добром взгляде и в утиной походке.
   Мальчик долго стоял и не мог сообразить, что же ему делать.
   Надвигалась ночь. Зубчатые верхушки деревьев в роще уже слились в одну темную полоску.
   Постучался в ветхую избенку с двумя окошками в поле. На стук вышла немолодая женщина в сапогах, в длинной до пят, черной юбке. Из-под рваного платка выбивались седые волосы.
   Женщина молча пропустила мальчика в хату.
   ...Полумрак. На шестке чадит лучина. Возле немощного огонька хлопочет девочка лет восьми. Марат снял шайку, робко поздоровался. Женщина промолчала, а девочка поспешно объяснила: "Это мамка моя. Она тебя слышит, а говорить не может. Ее немцы шибко побили... Голос мамке отбили весь".
   Освоившись с темнотой, Марат различил кухонный шкаф, кровать, непокрытый стол. На столе - пустой чугун, кучка картофельных очисток. Вспомнив про свою торбу, Марат нашел в ней вареную картошку, луковицы, порядочный ломоть хлеба, сало. Протянул все молчаливой хозяйке. Та закивала.
   - Мамка говорит: "Спасибо",- "перевела" девочка.- Мы с ней два дня ничего не ели.
   - Не знаете, тетя, директора банка вашего?
   Услышав вопрос, немая закивала и показала куда-то в окно. Марат понял: она знает Романюка, знает, где он живет.
   - Хромоногий? - допытывался Марат.- Как бы мне повидаться с ним?
   Набросив полушубок, женщина вышла из дому. Через полчаса в комнату быстрой походкой вошел мужчина. Прихрамывал он очень даже заметно.
   - Чем могу быть полезен, молодой человек?
   Голос у вошедшего чуть дрожал. Очевидно, он предчувствовал что-то очень важное. Теперь Марат решил как следует удостовериться: "он или не он?" В штабе ему говорили, что у директора банка в первый день оккупации сгорела хата.
   - Где вы живете, дяденька?
   - Рядом живу я, дорогой товарищ. Сестра двоюродная приютила. Свой дом я потерял, а точнее - немцы его спалили. А сестрин дом вон он, в окошко видать...
   Марат еще долго говорил с гостем, пока не убедился: "Он". Достал из обуви бумажку. Протянул ее Романюку. Тот быстро пробежал записку глазами.
   - Передайте своим товарищам, молодой человек, что мне это нравится.
   Подойдя к лучине, Романюк сжег записку. А на прощание повторил:
   - Мне это нравится. До встречи.
   Чуть рассвело. Марат вышел из хаты и по твердому снежному насту взял курс на дальнюю рощу. Во второй половине дня он был доставлен партизанским дозором на лошади прямо в штаб.
   Командованию мальчик доложил о выполнении задания и сообщил о том, что удалось увидеть в оккупированном городке. А деду Алесю поведал все подробности. Pacсказал, как неожиданно попался и как немецкий ефрейтор отпустил его на свободу.
   - То-то сердце мое болело, и сон не брал нипочем,- вздохнул старик.- И когда только всему этому конец? - Подумал о чем-то.- А насчет ефрейтора... Так они, немцы один другому - рознь. Есть такие, что и воевать против нас не хотят, и Гитлера, как и мы, ненавидят... Только таких, знать, не так уж много.
   Через два дня, ночью, в условленное место явился Романюк и притащил с собой чуть ли не мешок немецких денег. Выйти незамеченным из вражеского гарнизона помог ему Ларин со своей группой.
   А немного погодя к партизанам перешел ефрейтор из Дзержинского гарнизона. Передав три автомата и пистолет, он попросил проводить его к самому высокому начальству: имею, мол, большой важности сведения. Немца на другой день отправили в бригаду имени Чапаева, действовавшую на Полесье почти с первых дней войны. Там у партизан был свой аэродром. Решили на первом же самолете с Большой земли отправить перебежчика в Центральный штаб.
   Марату не удалось повидать ефрейтора. А жаль! Рассказывали, будто при обыске обнаружили у него портрет Ленина и текст "Интернационала", вырванные, по всей вероятности, из школьного учебника.
   Вскоре разведка донесла: в Дзержинск прибыло много гитлеровцев с танками и артиллерией. Как стало известно потом, фашисты решили одним махом покончить с неокрепшим и малочисленным еще партизанским отрядом. Иначе, рассудили они, будет поздно. Выпадет большой снег, завалит все дороги - в лес и не сунешься.
   Почти все лесные тропы были перекрыты немцами. К полудню неподалеку от партизанской базы разорвались вражеские снаряды. На поляну, где Марат принимал недавно присягу, как подрубленные, грузно легли три вековые ели.
   Партизаны по тревоге покинули свой лагерь. Не ввязываться же с гитлеровцами в драку, если их - тысячи, а партизан - полторы сотни, если к тому же на каждого бойца приходится ровным счетом по десятку патронов. Да еще больные, раненые... Двадцать пять человек не в силах сами передвигаться и держать винтовку.