ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ ГЛАВА

   Тридцатого апреля, в четверг, в шесть часов утра Шура Хатимова и Алексей Шумов встретились под мостом и отправились вдоль берега реки к тому месту, где их ждали партизанские связные. Это место находилось теперь не в Сукремльском овраге, а гораздо ближе - около речной излучины, на небольшой лесной поляне. Часть партизанского отряда, выполняя приказ подпольного горкома партии, перебазировалась в окрестности Любимова, вплотную к городу, с тем, чтобы в случае надобности оказать поддержку наступающим советским войскам, которые должны были продвинуться в сторону Любимова в начале лета. Ходить за восемь километров в овраг теперь не было надобности. Решили встречаться на окраине, и не раз в неделю, как прежде, а через день. С полянки, где Шуру и Лешу ждали связные, были хорошо видны улицы Любимова и даже крохотные фигурки людей.
   Юноша и девушка шли по берегу, не глядя друг на друга и не разговаривая, Леша сочувственно вздыхал, не решаясь нарушить молчание. Лишь вчера вечером ребята узнали, что у Хатимовых убили мать. Вернувшись из Платоновки, Антипов и Шура вошли в дом и увидели исхудавшую, непохожую на себя Тоню и незнакомую испуганную девушку, которая утешала ее. Ни оберста, ни адъютанта Шафера не оказалось. Они исчезли, забрав чемоданы.
   Больше всего Тоню угнетало то, что она не знала и теперь уже не могла узнать, где похоронили маму! Соседи, которых она пыталась расспрашивать, все эти дни прятались по подвалам и ничего не видели. Девушка сидела на крыльце в расстегнутом пальто, с опухшим от слез лицом и, захлебываясь, твердила одни и те же слова:
   - Мамочка, родная, хорошая, где ты? Мамочка, где ты?!
   Шура, вскрикнув, бросилась к ней и прижалась к ее груди. Обнявшись, сестры долго плакали, а ребята окружили их, не зная, как помочь.
   Теперь Шура шла вместе с Алешей для того, чтоб встретиться с Зиной. Сестра ведь ничего не знала.
   Утро было погожее, хотя и прохладное. Но оттого, что солнце ярко светило, вода блестела, а небо опрокинуло над ними, точно хрустальная чаша, Шуре становилось ещё тяжелее. Она не плакала, слез не было, только время от времени глубоко вздыхала. "Ну как я расскажу Зине?" - с отчаянием думала Шура. - Какими словами?!" Она не оглядывалась, но знала, что ее друг идет сзади, не отставая ни на шаг, даже слышала его дыхание и была рада, что он здесь, близко. Как часто мечтала девушка о том, чтобы остаться с ним наедине, но когда это, наконец, произошло, горе заставило позабыть о любви...
   Внезапно Шумов остановился. Шура услышала, как хрустнул сучок, и обернулась. В глубине пышного сада виднелся двухэтажный домик с причудливой шатровой крышей. Раньше здесь были заводские ясли, а сейчас жил какой-то немецкий полковник. Шура не узнавала Алешу. Лицо юноши выражало самое простодушное и искреннее восхищение. Последнее время он был озабочен и оттого казался старше, а теперь на секунду забылся и снова стал обыкновенным семнадцатилетним мальчишкой. Однако что он увидел в саду?
   Шура заглянула в щель между досками. К крыльцу был привязан конь. Ах, что за конь! С тонкими ногами, прямыми, как стрелочки, ушами! Косился карим глазом на Шуру, беспокойно переступая маленькими копытами.
   - Какая прелесть! - шепнул юноша. - Настоящий орловец! Ты на бабки, на бабки взгляни! Рысаку цены нет! И подумать только, возит какого-то вшивого фрица! Вот бы такого коня товарищу Золотареву! Ведь Юрий Александрович старый буденновец! Оценил бы подарочек!..
   - Какой подарок! С ума сошел!-шепнула девушка, но Шумов вместо ответа подпрыгнул и ухватился руками за ограду.
   - Уходи! - бросил он.
   Но Шура не ушла. Спряталась в кустах. Беззвучно открылись ворота, появился Алешка, босой, без шапки, с расстрепанными волосами. Его глаза азартно блестели. Он сбросил сапоги, чтобы не шуметь, а кепку, очевидно, потерял в спешке. Осторожно и недоверчиво переступал ногами орловец. И несмотря на опасность, Шура невольно загляделась на коня. Это было действительно благородное и красивое животное! На таком коне, наверно, разъезжал когда-то Тарас Бульба!
   - Скорее! - задыхаясь, шепнул Алешка. - В доме кто-то есть! - Он подхватил Шуру на руки усадил позади седла, затем вдел ногу в стремя. Зажмурившись, Шура обняла его за пояс.
   Как в калейдоскопе, мелькали деревья, небо, река. Вверх, вниз, вверх, вниз! Наконец конь пошел шагом. Их окружил лес. На ветках зеленела молодая листва.
   Вот и полянка! Соскочив, Алешка осторожно поставил Шуру на землю. Конь нагнул голову и принялся подбирать мягкими губами влажную от росы траву.
   - Фу-у!-сказала девушка, еле переводя дыхание.- Ты сумасшедший! У меня прямо руки и ноги отнялись от страха!
   Леша ласково прикоснулся к Шуриной руке и вдруг с тем же восторженным, мальчишеским выражением, с каким любовался конем, горячо и страстно выпалил:
   - Шурик! Ты даже не знаешь, кто ты для меня! Ты самый лучший, самый близкий друг, и нет никого дороже в целом свете!
   - Алеша! - испугалась Шура. Он тотчас же безропотно отпустил ее руку и отчаянно продолжал:
   - Вот у тебя горе, и мне тоже так плохо, так плохо, что даже сказать не могу! Я просто себе не представляю, как бы я жил, если бы тебя не было! Ты очень нужна мне, Шурик! Я, наверно, глупости говорю! Ты смеешься, да?
   - Нет, что ты! - незнакомым, грудным голосом ответила Шура, и глаза ее наполнились слезами. - Я не смеюсь, Алешенька! Совсем ни капельки не смеюсь! Я... Ведь я тебя люблю! - Она ахнула и закрыла лицо руками. Эти слова вырвались нечаянно и испугали Шуру не меньше, чем Алешку. Больше они не успели прибавить ни слова. Зашелестели ветки, раздался радостный голос Зины:
   - Вы уже здесь?
   Раздвинув кусты, на поляну вслед за Зиной вышел пожилой мужчина, которого ни Леша, ни Шура не знали. Они вскочили, но Зина успокоила:
   - Это наш партизан! Сегодня он связной вместо Посылкова. Афанасий Кузьмич на задание ушел. Ну, как вы тут живете? Шурка! Я тебя сто лет не видела!
   Сестры обнялись. Алешка за руку поздоровался с партизаном. Тот осторожно опустил на траву мешок.
   - Тол здесь!-посмотрел он на Алешу, которому на мгновенье стало неприятно: уж очень пристальный был посыльного взгляд.
   - Задание для вас есть! Но об этом потом расскажу. Дай на рысака твоего полюбоваться!
   Он с видом знатока похлопал орловца по крупу и при щелкнул языком:
   - Силен конь! Где ж ты такого отхватил? Переглянувшись с Шурой, Алеша гордо ответил: - Это вам!
   - Мне?
   - Ну, не вам лично, а товарищу Золотареву! - поправился Леша. - Фашист на нем ездил, теперь пусть командир отряда поездит! Скажите Юрию Александровичу, коня, мол, вам ребята дарят!
   - Подарочек, значит! - мужчина задумался. Но размышлял недолго. Он посмотрел на девушек и сердито сказал: - Вот что, дорогой товарищ, отвяжи этого чемпиона, и пускай идет на все четыре стороны!
   - Что?
   - То, что слышишь! - с досадой сказал партизан. - Я думал, вы серьезные люди, а оказывается, вот вы какие!
   -- Какие?-обиженно спросил Шумов.
   - Легкомысленные! - отрезал партизан.- Орловский рысак ему понадобился! А то, что из-за него самого убить могли, да и всю организацию расколотить, об этом ты вспомнил? Чего молчишь?
   Леша опустил голову, впервые подумав о том, как выглядит его поступок со стороны. Потупившись, он отвязал коня и все же не удержался, ласково погладил по морде и долго смотрел вслед. Ему было стыдно, но в то же время жалко, что чудесное животное, добытое с таким трудом, снова попадет к немцам!
   Вернувшись на поляну, Шумов со вздохом сказал:
   - Виноват, увлекся!.. Вы уж Золотареву, пожалуйста, ничего не говорите, ладно?
   - Ладно, ладно! - ласково потрепал его по плечу партизан.- Садись-ка, потолкуем!
   Он достал кисет, закурил и угостил Лешу, но тот отказался. Окутавшись дымом, мужчина продолжал:
   - Завтра Первое мая! Готовы ли вы к встрече?
   - Облава нам все спутала!-ответил Леша.-Я как раз хотел посоветоваться с товарищем Золотаревым.
   - Советоваться уже некогда! - немного укоризненно возразил партизан. - Нужно действовать, времени-то осталось мало! В мешке, кроме тола, есть магнитные мины и листовки с последним сообщением Совинформбюро. Сумеете ли вы за ночь украсить дома красными флагами, заминировав их, чтобы немцы обожглись и не могли сорвать?
   - Попробуем! -с загоревшимися глазами ответил Алешка, но, взглянув на строгое лицо мужчины, твердо прибавил: - Будет сделано!
   - Вот так-то лучше! И листовки нужно расклеить. Справитесь? Достаточно у вас людей?
   - Достаточно.
   - Ну вот и все! - встал партизан и обратился к Зине: - Пойдем, товарищ Хатимова! Это что же, сестренка твоя, значит? И она в подпольщицах состоит?
   - А как же! - сказала Зина. - У меня еще и вторая сестра есть, Тоня! И она на печи не отлеживается! Такая уж наша фамилия!
   - Молодцы! - похлопал ее по плечу посыльный, снова пристально разглядывая Алешку.- Выходит, молодость ге- ройству не помеха! Что ж, прощай, брат, вот не знаю, как зовут-то тебя. Очень рад, что познакомился!
   - Алексей, - ответил Шумов. - А вас?
   - Сергей. Что-то я тебя не припомню. Ты, наверно, не любимовский?
   - Как же не любимовский! - по-прежнему улыбаясь, сказал Леша. - Родился здесь! Шумов моя фамилия!
   - Семена Ивановича сынок! - горячо пожал Алешину руку партизан. - Да, твой отец может гордиться! Вот что значит наша, рабочая кость!
   - До свиданья, ребята!- сказала Зина. - Мы торопимся. Желаем вам успеха!.. Леша, передай, пожалуйста, привет Тольке! Как он там себя чувствует?
   - Вполне прилично! - ласково ответил Шумов. - Послезавтра я его самого сюда пришлю. Соскучилась, не- бось?
   - Глупости! - покраснела Зина и обняла Шуру, которая так ничего и не успела ей сказать. - Прощай, Шурик! Поцелуй Тоню и мамочку!
   - Ладно!-отвернулась девушка, украдкой смахнув слезу.
   Наконец расстались.
   Солнце стояло уже высоко, когда Алексей и Шура вернулись в город. Всю дорогу девушка молчала. Словно сговорившись, оба не упоминали о том разговоре, который был прерван появлением связных. Алеше было неловко, он избегал смотреть на подругу. Возле калитки Шура обернулась и грустно проговорила:
   - Я не жалею, что промолчала! Лучше пусть Зина пока не знает, верно, Лешенька?.. Почему ты не отвечаешь?
   - Что? - словно опомнившись, переспросил Шумов.
   Он был встревожен, сам не зная отчего. Возникло ощущение, что допустил грубую, непростительную ошибку. Нахмурившись, юноша припоминал все сегодняшние поступки. Ну да, стащил этого коня!.. Нет, из-за коня не стоило бы волноваться! Ведь обошлось благополучно. Значит, было еще что-то? И вдруг в памяти всплыло чисто выбритое лицо незнакомого партизана. Очень не нравился Алешке этот человек! Он совсем не похож на спокойного, сдержанного Посылкова. Проявил странное любопытство! Хотел во что бы то ни стало узнать Алешину фамилию... И узнал! Шумов вздохнул. Ни в коем случае не следовало сообщать фамилию! Ведь, недаром Золотарев велел придумать условные клички!..
   - О чем ты задумался? - спросила Шура и вдруг прибавила: - А симпатичный этот дядька, правда, Алешка?
   - Какой дядька?
   - Да партизан! Добродушный такой, но, видно, опытный! Выругал тебя за лошадь... А потом все-таки простил!
   - Значит, он тебе понравился? -с надеждой спросил Леша, подумав: "Чепуха все! Золотарев не пришлет случайного человека!"
   - Очень понравился!-ответила девушка. - Ты куда теперь, Лешенька? Может, зайдем к нам? У нас пока безопасно...
   Мешок с минами и листовками спрятали за печку. Тоня сказала:
   - Времени терять нельзя! Нужно поскорей кумача достать или простыней и приготовить флаги. Я схожу к знакомым девочкам. И к бабушке твоей, Леша, ладно? У нее наверняка найдется простыня!
   Тоня не могла оставаться без дела. Стоило на секунду опустить руки, как глаза наполнялись слезами. Когда утомляла себя работой, немного затихала боль утраты...
   - Ступай! - кивнул Алексей.-Только будь осторожна, не попадись тому полицаю, который в облаве участвовал! Если он тебя узнает, будет плохо... И еще, Тоня, раз уж ты идешь, разыщи Тольку и Женьку. Они мне нужны.
   Вечером в доме Хатимовых собрались комсомольцы. Закипела работа. Девушки гладили влажные, еще не просохшие простыни, которые удалось выкрасить в красный цвет, приготовив краску из разных растений и луковой шелухи, по рецепту бабушки. Елизавете Ивановне этот секрет был известен очень давно. Еще в тысяча девятьсот шестнадцатом году, когда помогала Ивану Кондратьевичу готовиться к маевке, муж рассказал, как красить полотно для флагов... Ребята тоже не сидели без дела. Антипов укладывал листовки в тонкие, аккуратные пачки - по двадцать штук в каждую, а Женя и Алексей возились с минами. Настроение у ребят и девушек было торжественное. Время от времени Женя выходил на улицу и, возвращаясь, сообщал:
   - Полицаев в городе- ужас сколько! На каждом углу торчат!
   - Что ж!-отвечал Антипов, обматывая полотнище флага вокруг живота. - Тем хуже для них! Подорвутся они на моих минах, вот увидите!
   В полночь все было готово. Ребята по одному выбрались из дома. Алексей, Женя и Толя должны были развесить по городу флаги, а девушкам поручили расклеить ли- стовки. Тоня и Шура засунули пачки листовок за пазуху и стали толстыми и неуклюжими. Алешка с сомнением оглядел их и покачал головой:
   - Ох, девочки, будьте, пожалуйста, осторожны! Вид у вас того... Подозрительный! Лучше бы взяли меньше, вернулись лишний раз!
   - Ну, нет!-сердито ответила Тоня.- Вообще за меня не беспокойся!
   Анатолий пробрался в центр города, но вскоре понял, что тут нечего даже думать развесить флаги. Немцы и полицейские дежурили у ворот, расхаживали по мостовой. Он попытался взглянуть на площадь, но вынужден был быстро юркнуть в проходной двор, так как едва не наткнулся на патрульных. Тогда Толя лег в густую траву, росшую под забором, и задумался. Как быть? Ясно, что полицаи уйдут до утра. Они тоже по-своему приготовились к празднику. Значит, отступить, ничего не сделав?
   Но тут в голову Антипова пришла дерзкая мысль. Нужно прикрепить флаги на крышах полиции и комендатуры! Это решение, казавшееся легкомысленным, было совершенно правильным! Толя верно сообразил, что патрульным в голову не придет охранять такие здания, как полиция, к которой даже днем местные жители боятся близко подходить.
   Обогнув переулками площадь, он очутился возле комендатуры. Каменная арка была разрушена, столетние дубы, украшавшие аллею, вырублены, чугунная ограда сломана.
   Антипов поправил под телогрейкой тяжелый сверток с минами и пополз по безлюдному пустырю. Он полз очень долго, устал, вспотел, а дом, казалось, был все так же далеко. Толе вдруг вспомнилось, как он шел сюда летним теплым вечером двадцать первого июня прошлого года... Его тогда не приняли в комсомол из-за этого мерзавца Иванцова, который теперь расхаживает в фашистской форме. Как Анатолий был расстроен и подавлен, а теперь он ползет в здание, где помещался горком чтобы водрузить на нем советский флаг...
   Сняв сапоги, Анатолий по водосточной трубе взобрался на крышу и, стараясь не греметь железом, прикрепил знамя и мину к слуховому окну. Ветер тотчас же вырвал из рук полотнище, и оно взвилось кверху, словно хотело улететь. Древко напряглось и трепетало, как струна. Полюбовавшись знаменем, Антипов тем же путем спустился вниз и ползком выбрался на улицу. Но тут произошло несчастье.
   Прежде чем скрыться в переулке, Толя еще раз оглянулся и подумал, что утром фашисты будут взбешены. А того, кто захочет сорвать флаг, ждет смерть! Вот это будет первомайская иллюминация!.. Он хотел уже нырнуть в проходной двор, но лицом к лицу столкнулся с полицейским. Тот был высок ростом, худощав. Немецкая шинель едва доставала до колен. На рукаве белела повязка.
   - Куда? - схватил Толю за плечо полицай. Юноша вырвался, но на помощь к полицаю подоспела группа немецких солдат.
   - Кто такой? - спросил полицай, осветив Толю электрическим фонарем. Зажмурившись, Антипов жалобно ответил:
   - Я живу недалеко... Мамка у меня заболела, я к врачу бежал! Пустите меня, господа солдаты, плохо ей! Помереть может!..
   - Какой врач, что ты врешь? - сердито спросил полицейский, а второй прибавил:
   - Да что с ним разговаривать! В участок его, подлеца!
   - Не надо, господа солдаты! Пожалейте, господа! - пронзительно закричал Антипов, но один из солдат ударил его кулаком в лицо, и Толя умолк.
   - На дьявола он сдался, пешком его тащить через весь город! - выругался полицай, обращаясь к товарищу. - За углом обер-лейтенант Иванцов на машине, сбегай, может, довезет нас? Я обожду.
   - Ладно! - ответил второй полицейский и скрылся. Немцы еще раньше ушли, решив, очевидно, что им здесь делать нечего. Анатолий остался с полицаем один на один. Он подумал о побеге, но решил, что и пытаться не стоит. Этот длинноногий негодяй догонит в два счета, а то и пристрелит. Ишь, стоит, глаз не спускает с Антипова, автомат наставил прямо в грудь!.. "В конце концов, может, я еще выпутаюсь! - подумал Толя. - Что они обо мне знают? Ровным счетом ничего! Ну, вышел на улицу после комендантского часа, подумаешь! Изобьют, продержат пару суток, да и отпустят! Лишь бы мины не нашли! Правда, Иванцов может подгадить. Он, наверно, хорошо меня помнит!"
   Вдруг над головой Антипова как будто пролетела огромная черная птица, из-за забора раздался отчаянный вопль:
   - Беги, Толя!
   Полицейский, вскрикнув, забарахтался, тщетно пытаясь выпутаться из широкого покрывала или одеяла, ловко наброшенного ему на голову. Толя не стал терять времени. Одним прыжком он перемахнул через забор.
   Спрыгнув, Толя увидел плохо различимую в темноте тонкую, тщедушную фигуру. Горячая рука схватила его за плечо, послышался шепот:
   - Скорее! Бежать не надо, прятаться надо! Улицу оцепят, все равно поймают, мы на чердаке пересидим, сроду не догадаться! Лезь за мной! Что ты на меня смотришь?
   - Коля, цыган! - воскликнул Антипов, на секунду забыв о преследователях, но Николай зажал ему рот и подтолкнул к деревянной лестнице, прислоненной к крыше. Анатолий вскарабкался по ступеням, пролез в слуховое окно и подал руку цыгану, который ногой оттолкнул лестницу. Та бесшумно упала. Они спрятались вовремя; забор затрещал, послышался голос полицейского:
   - Он сюда побежал!
   Во двор ворвались солдаты. По земле забегали круглые пятна от карманных фонарей. Полицаи ругались и палили из винтовок.
   - Я тебя давно увидел! - сказал цыган. - Думал, обознался, шел за тобой! А тут - полицай, собачья душа! Я во двор. Эх, одеяло жалко. Шибко жалко! Без него холодно, однако, мне будет!..
   - Тише! - прижал палец к губам Толя, но не вытерпел и спросил: - Ты как сюда попал? И потом... Постой, постой! Что у тебя с глазом? Я тебя из-за этого сразу и не признал!
   Коля вздохнул и потрогал левое веко, плотно прижатое к глазнице.
   - Нет глаза, вытек! - вздохнув, ответил он. - Немец, сволочь, нагайкой выбил! Уже месяц прошел... Знаешь, как худо без глаза! Я сперва жить не хотел! Сальто делать нельзя, фокус не получается - жрать нечего, помирай, цыган!.. А потом ничего, привык.
   - За что же он тебя? - сочувственно спросил Толя. - Вот гадина!
   - А я у него сапоги стащил! - равнодушно объяснил Николай. - Хорошие сапоги были. Только жалко, го- ляшки короткие!.. Не русские какие-то! С ног сваливаются!.. Он отобрать хотел, а я рассердился, в речку кинул! Тут он меня и обжег!..
   - Эх, цыган, цыган! - вздохнул Антипов. - И не обидно тебе даром жизнь тратить?
   - Обидно! Шибко обидно! - жарким шепотом подхватил Коля. - Я часто тебя вспоминал! Жалел, что с тобой не пошел. Я ведь перед немцами не плясал, стыдился! Голодал, кусок хлеба выпрашивал! Ты сказал, я предатель. Какой я предатель? Я цыган! Но совесть у меня есть!.. Я много думал, даже плакал. Куда деваться? Стащил пистолет - стрелять не умею, так и бросил! Потом штык у одного немца с винтовки снял. Хотел его зарезать, жалко! Он спит, как можно сонного? Цыган крови боится... Совсем я, понимаешь, запутался. Как жить? Научи!
   - Научу! - пообещал Антипов, ласково обнимая Колю за плечи. - Вот пойдем со мной, найдется для тебя работа! Вступишь в нашу подпольную организацию. Воевать будешь. А после войны мы тебя в школу определим! Идет?
   - Идет! Обязательно идет!
   - Но про воровство забудь, это я сразу тебя предупреждаю!
   - Как можно, что ты! - обиделся цыган. - Я не преступник, я у немцев воровал, а русских не трогал!
   Анатолий выглянул в окно. Двор был пуст. Где-то далеко слышались беспорядочные выстрелы.
   - Пронесло!-облегченно сказал он. - Пошли!
   - Куда? - спросил цыган, выбравшись на крышу. - Домой?
   - Нет, не домой! Одно дело надо сделать!
   - А-а, знаю, флаги вешать! - подмигнул Коля. - Я видел! У меня хоть и один глаз, но я все замечаю!
   - Ну вот, значит, тебе и объяснять не нужно! - хлопнул его по плечу Антипов. Они, повиснув на руках, по очереди спрыгнули на землю, перелезли через забор. Тут Коля задержался. Несмотря на то, что Антипов стоял как на иголках и сердитым шепотом торопил, он, ползая на коленях, долго искал свое одеяло, но не нашел и был очень огорчен.
   В окнах полиции сквозь шторы пробивался свет. Там не спали. Внезапно из открытой форточки раздался болезненный стон и замер, словно утонув в ночной тишине.
   - Сволочи!-прошептал Антипов. - Издеваются над людьми! Подожди меня здесь, Никола! В случае чего свистни!
   - Ладно!-дрожа от страха и возбуждения, ответил цыган и прижался к стене.
   Анатолий действовал быстро и дерзко. Подполз к пожарной лестнице, взобрался на крышу, но дальше не полез, боясь, что железные листы загремят и полицаи всполошатся. Он прикрепил флаг прямо к карнизу, а мину привязал к древку проволокой и спрятал под лестницей, в том месте, где та опиралась на крышу. Спустившись, юноша выскользнул на улицу. Пробегая мимо подъезда, он заметил приклеенный к дверям белый квадрат и узнал партизанскую листовку.
   - Ай да девчата! - усмехнулся Толя. - Надо же, куда прилепили! Не иначе, Тоня действовала! Отчаянная!
   Цыган схватил его за рукав:
   - Я пока тебя ждал, много думал!
   - О чем же ты думал?-спросил Антипов. - Ты, Колька, мне после расскажешь! Давай-ка ноги уносить!
   - Подожди! - остановил Авдеев. - Слушай, что скажу! Люди, правда, там мучаются! Я сам слышал! Бьют их! А мы что же? Для нас, значит, праздник, а для них мука? Нехорошо, товарищ командир! Надо помочь!
   - Ишь ты какой!-с уважением взглянул на Колю Антипов. - Гляди, что надумал! Но как же мы им поможем, чудак человек? Арестованные-то в подвале сидят. Там полицаи дежурят. Вот было бы нас человек десять, тогда другое дело!
   - Зачем десять? - нетерпеливо перебил Авдеев. - Окна на пустырь выходят!
   - Там решетки! -сказал Толя.
   - А мы мину подложим!
   - Мину? - переспросил Анатолий. - Это ты здорово сообразил! - пришлось ему согласиться.
   - Конечно, здорово! Шибко здорово!-совсем по-детски обрадовался цыган.- Пойдем!
   Обогнув здание, они увидели в каменной стене три узких окна, темнеющих на уровне земли. Толя лег на траву и наклонился. В лицо ударил тяжелый запах плесени и сырости. Он невольно отшатнулся, но заставил себя прижаться щекой к толстым решеткам. Через секунду Толя шепотом сказал, пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте:
   - Есть здесь кто- нибудь?
   - Есть, есть! - послышался женский голос. Перед Антиповым из мрака возникло бледное лицо. Уцепившись за решетку, женщина прошептала:
   - Битком нас тут набито! Дышать нечем! И на нарах лежим, и под нарами. Вечером похватали, в честь праздника! А ты кто же будешь, хлопчик?
   Показался мужчина, чье лицо почти до бровей заросло черной щетиной:
   - Здорово, браток! Из группы "Орла", что ли?
   - А ты почем знаешь? - изумленно вырвалось у Толи.
   - Кто про вас не знает! - ответил арестованный. - Слушай, друг, ты будь осторожнее, за дверью полицай ходит... Не влипни! А мою фамилию запомни. Павел Горелов. Электромонтером я работал на локомобильном. Сестре моей передай, в Платоновке она живет, что расстреляли меня полицаи!
   - Как так расстреляли? - удивился Антипов. - Ты же живой!
   - Утром расстреляют! - спокойно объяснил Павел. - Уже шесть дней под следствием нахожусь. Да нечего расследовать! Дело ясное, как пятак. Полез полицай к моей жинке на базаре, а я камнем его пристукнул! Теперь мне не жить!.. Запомни, Горелов моя фамилия!
   - Вот что, Горелов! - сказал Анатолий, отмахнувшись от цыгана, который нетерпеливо дергал его за рукав. - Ничего я твоей сестре передавать не стану, ты сам передашь, что захочешь, а теперь меня послушай!.. Скажи всем, чтобы под нары залезли, мы сейчас мину поставим. Как рванет, вылезайте и разбегайтесь! Понял?
   - Как не понять! - ответил Горелов и спрыгнул вниз. Из камеры послышался его голос. Он будил людей.
   Антипов прикрепил к решетке последнюю мину. Прежде чем отбежать, нагнулся к окну:
   - У вас все готово?
   - Готово! - раздался шепот.
   Толя отполз за угол, дернул за проволоку. В ту же секунду часть стены осветилась. Раздался взрыв. Посыпались камни. Со свистом пролетел кусок решетки и впился в землю рядом с цыганом. Тот вскочил и бросился наутек. Антипов последовал за ним.
   Выбегая из переулка, он оглянулся и успел заметить маленькие человеческие фигурки, мелькавшие по пустырю... "Счастливого пути, Павел Горелов!" - прошептал Толя, догоняя Авдеева, юркнувшего в проходной двор. Они еще долго прыгали по огородам и пролезали в подворотни, пока не очутились возле реки. Здесь остановились и стали прислушиваться. В городе раздавались свистки. Полицейские, видимо, не на шутку всполошились. Но погони не было. Очевидно, их никто не заметил.
   - А здорово получилось, правда, Толя? - возбужденно сказал Николай. - Держитесь, полицаи! Интересно, знают в Москве о том, как мы с немцами воюем?
   - Как же! - удерживаясь от смеха, чтобы не обидеть его, ответил Антипов. - Обязательно! Каждый день в ЦК партии докладывают, что вот, дескать, храбрые комсо- мольцы-подпольщики в Минске уничтожили сорок фашистов, в Киеве сто, а в Любимове освободили арестованных и вывесили красные флаги! Особенно при этом отличились цыган Николай Авдеев и рабочий Анатолий Антипов!..
   - Ну? Неужели так и докладывают? - недоверчиво спросил цыган.
   - В точности так! - с важностью подтвердил Толя. - А ты думал! На нас с тобой весь народ смотрит! Ты чувствуй и помни!
   - Я буду помнить! -уверил Коля.-Я, друг, обязательно буду помнить!
   Он притих и до самого дома Хатимовых, куда привел его Анатолий, не проронил ни слова.
   Ребята и девушки уже собрались. Они с удивлением уставились на оборванного, грязного Авдеева, который в своих черно-белых сапогах гармошкой и зеленых шароварах выглядел весьма живописно.
   - Разрешите представить отважного подпольщика Николая Авдеева! - торжественно сказал Толя, подталкивая товарища к изумленному Алешке. - Зимой мы вместе фокусы показывали, а сегодня он меня от полицаев спас!..
   - И еще мы арестованных освободили! - хвастливо прибавил Авдеев, без стеснения разглядывая комсомольцев.
   - Очень рад познакомиться! - мягко обратился к нему Шумов.-Я о вас много слышал. Хорошо, что вы теперь будете с нами!.. Оставайтесь и сегодня! Вместе отпразднуем Первое мая!
   Тут только Антипов заметил, что комната чисто выметена, на окнах белеют занавески, а стол уставлен однообразной, но зато обильной закуской. В черном чугуне дымилась картошка, на блюде поблескивала холодная брюква и свекла.
   - Вина у нас нет! - лукаво сказала Тоня. - Но я думаю, вы уж как-нибудь обойдетесь!
   - Это все бабушка постаралась! - смущенно и ласково прибавил Алеша.
   Елизавета Ивановна в новом платье, с аккуратно заплетенными седыми косичками, скромно сидела в углу, шепотом беседуя с Шурой и делая вид, что похвала ее не касается.
   Ребята не заметили, как наступило утро. Первый солнечный луч скользнул по подоконнику и желтым квадратом прилип к полу.
   - Что же это мы! - спохватился Лисицын. - О самом главном забыли! - Он вытащил из-под стола брезентовую сумку, набитую бумагами.
   - Мы поздравления написали! - объяснил Шумов Толе. - Вот, послушай. - Алеша достал из сумки листок клетчатой бумаги, вырванной из школьной тетрадки, исписанный крупными печатными буквами, и прочел: - "Дорогой товарищ! Штаб подпольной комсомольско-молодежной группы и горком комсомола горячо поздравляют тебя с Международным днем солидарности трудящихся Первое мая! Борись с немецкими оккупантами! Кровь за кровь! Смерть за смерть!" Как ты находишь? - помолчав, спросил он.
   - По-моему, здорово! - искренне похвалил Антипов.- Честное слово!.. За душу хватает!
   - А знаешь, кто сочинил? Вон кто! - улыбнулся Женька белокурой молоденькой девушке, которую Толя раньше не видел. Девушка сидела возле Тони, не отходя от той ни на шаг.
   - Познакомься, - продолжал Женя. - Римма Фо- кина. Работает в ресторане официанткой. Неплохо устрои- лась?
   - Неплохо! - согласился Анатолий, пожимая Римме руку. - Вы, наверно, там много интересного слышите?
   - Я только позавчера поступила! - застенчиво ответила девушка.
   Шумов озабоченно поглядел на ребят.
   - Кому-то из нас придется идти! Поздравления необходимо разбросать по почтовым ящикам. Жребий бросим, или доброволец найдется?
   Все молчали, переглядываясь. Никому не хотелось в одиночестве бродить по улицам. Но тут приоткрылась дверь, и тонкий, взволнованный голос проговорил:
   - Можно мне, ребята? Разрешите мне?
   В комнату, потупившись, проскользнул Володька Рыбаков.
   - Кто тебе разрешил сюда явиться? -строго спросил Шумов, но Женя, сочувственно посмотрев на красного, смущенного Володьку, у которого слезы готовы были брызнуть из глаз, шепнул:
   - Брось! Пусть и у хлопца будет праздник! - Подойдя к Рыбакову, он взлохматил его мягкие светлые волосы.- Давно, наверно, у дверей дежуришь?
   - Давно!-сознался Володя и тихо прибавил: - Вы, пожалуйста, простите меня, ребята!.. Позвольте мне, я быстро сбегаю!.. Я знаю, в каких домах молодые ребята и девушки живут! Меня немцы сроду не поймают!
   Алешке хотелось выдержать характер и отправить провинившегося парня домой, но, во-первых, очень уж жалобный вид был у Рыбакова и, во-вторых... Какое он имеет право быть таким строгим? Разве не он, Алеша, вел себя вчера так легкомысленно, пожалуй, еще похуже, чем Володька! Поколебавшись, Шумов протянул сумку:
   - Ступай! Да быстрей возвращайся! Мы тебя подождем!
   - Спасибо! - насупился Рыбаков, натянул на голову измятый картуз и, сорвавшись с места, словно его пружина подбросила, исчез. Хлопнула дверь.
   - Огонь хлопец! - ласково улыбнулась Тоня.
   ...Хорошо встретили Первое мая! После завтрака вполголоса пели советские песни. Толя, вспомнив старину, сплясал под гитару. С азартом "сбацал" цыганочку Авдеев, даже Алешка прошелся вприсядку перед покрасневшей от смущения Шурой. Никто не мешал. Двери были закрыты, а с улицы доносились выстрелы и взрывы поставленных ночью мин. Ножами и топорами соскабливали немцы листовки. Несколько полицейских получили тяжелые ранения при попытке сорвать красные флаги. Пришлось коменданту вызывать из Калуги минеров. А комсомольцы на время как будто забыли, что подвергаются смертельной опасности. Они веселились от души, не подозревая, что в последний раз встречаются все вместе.
   ...Праздник закончился неожиданно. Володька, чья очередь была дежурить на крыльце, задыхаясь, ворвался в комнату:
   - Разбегайтесь! Немцы на машине подъехали! Скорее!
   Через несколько минут дом опустел. Комсомольцы ускользнули черным ходом, в комнате остались лишь Шура с Тоней да бабушка Елизавета Ивановна, которая, конечно, не могла последовать за внуком. Выглянув в окно, Тоня с отвращением сказала:
   - Шурка, это Биндинг вернулся! Но Шафера, кажется, с ним нет!.. И то хорошо!.. Прибери-ка быстрей со стола! Да не трясись ты, подумаешь, невидаль, немецкий оберет! Не в таких переделках бывали!
   Шура улыбнулась сквозь слезы, а Елизавета Ивановна горько прошептала: "Девочки, детки мои дорогие!" Но сестры ее не услышали.