«Здравствуй, дорогая сестренка Люся! Поздравляю тебя с днем твоего юбилея, т. е. днем рождения, с пожеланием тебе самого наилучшего и счастливого в твоей молодой жизни, успехов во всем и безукоризненного здоровья. Сегодня 15 июня, надеюсь, что письмо мое ты получишь 21.

Милая Люсенька, итак, уже тебе теперь 22 года. Очень хотелось тебя увидеть и вообще всех, но в это очень мало сейчас веры. Ты теперь в доме нашем самая первая наследница, на тебя вся надежда, будь спокойной и уверенной, помогай папе и маме, не давай их никому в обиду, при случившемся чему-нибудь не падай духом. Помни, что все-таки у тебя есть еще братья, которые никогда не забывают вас и всегда готовы идти на помощь.

Теперь немного о себе. Писем вообще что-то с декаду как нет ни от кого, только Петя Денисов прислал, и все. Писать и я не писал часто, потому что нечего, живу по-старому: упорная учеба и выполнение службы. Живу хорошо, ни на что не обижаюсь, всего хватает. Бываю в городе, но по малу времени.. Все дела...

Был раза два у себя в клубе в кино, но картины не привлекательные сейчас вообще. Бывают и танцы, но не хожу туда,-потому что наводят скуку, да и вид такой, .да и уже подзабыл, чего «не знал».

В начале месяца пробыл в лазарете 5 дней, простудился было, я думаю, грипп. Но надоело лежать, выписался, но на здоровье пока малость в обиде: кашляю и насморк. Думаю, что пройдет на днях.

Погода стоит исключительная, по этому краю очень жарко. Только вчера была гроза... '

Привет всем нашим. До свидания. Крепко целую. Твой брат Саша.

15 июня 1943 г.»

«Добрый день, Павел Васильевич! С приветом и тысячей, наилучших пожеланий в нашей суровой солдатской жизни. Недавно получил письмо от матери, где она писала о Вас, что получила Ваше письмо.

Мать прислала адрес, я как раз лежал в лазарете своего полка и от излишка времени и скуки решил переброситься парочкой слов в несколько страниц. Лежу я здесь с детской болезнью малярией, свойственной мне по этой болотисто-лесистой местности.

Петр I не подумал, где прорубил окно в Европу, а с другой стороны и хорошо— немец завяз здесь по уши и, вероятно, проклинает все на свете — и местность и нас. Мы ему еще устроим здесь жару не хуже африканской.

Моя болезнь, наверное, кончится, завтра обещали выписать, отдам отсюда концы. Сегодня уже все нормально: и курю и кушаю, вообще порядок.

Павел Васильевич, может быть, я где и грубо пишу, не взыщи, такова истинная душа русского бывалого солдата. Да я уже и не тот Саша, что бывал у вас в Калуге, а дядька Саша...

Живу сейчас неплохо, не обижаюсь. Обут, одет, питания мне хватает, курева также, отдых и свободное время находятся. Служу в гвардейской части пехтуры матушки ~- «царицы полей», но я не пехотинец. Служу по своей военной специальности покорителем эфира. Хотя и чин мой маленький, всего три узких полоски на полевых погонах, но в бою со мной считаются чины, носящие звездочки разных калибров. Повышаться я не думаю, хотя и Суворов писал, что «тот не солдат, который не думает быть генералом».

Повидал я за свою службу и войну достаточно, так что если удастся встреча в столице или Калуге, то найдется, о чем поговорить за столом... Опишу коротенько свой путь войны. Перед войной, в мае 1941 года, я служил в зенитке на полуострове Ханко (Финляндия), что у устья Финского залива. Получил отпуск и был дома десять дней, повидался и опять в Ленинград — Выборг через Финляндию -— Хельсинки и прочее на свой полуостров, болячку на носу у финнов. Застала война там, стойко сражались до декабря 1941 года в пример всем войскам Большой земли, а с родины приходили печальные известия.

Мы не отступили ни на шаг, а, наоборот, захватили несколько десятков островов. К ноябрю были в полной блокаде. Эстония была захвачена, Ленинград — в блокаде. Сидели без всего и вот по приказу свыше покинули полуостров, оставив заверение, что «мы еще вернемся, Суоми». Путь был труден: 400 км по воде залива, кишащего минами и подлодками немцев. Шли несколько дней, сражались со стихией и врагом, тонули корабли, люди. Мне пришлось также купаться в декабрьской стуже Финского залива. Моя коробка где-то лежит.

Но пережитое и перевиденное позади. Мокрый, замерзший добрался на какой-то посудине до Гогланда, оттуда более спокойней пришел в Кронштадт, где уже свои. Отсюда тоже по льду добрался до Сестрорецка. На поезд — ив Ленинград... Приехали не к хорошему и не веселому. Блокада полная, пережил и знаю и холодную зиму, и 300 гр. супец.

По возможности формировались, учились под налетами и обстрелами. Летом ожили и в августе 42-го в первый бой на Большой земле за благо города и Родины. Повидал чудес и переплетов, но остался жив. Затем опять ряд операций узкого масштаба, несколько успехов, но незначительных. Учеба, формировка и прочее. Зима 43-го года, январь, участвовал в прорыве блокады города.

Операция удачная, дали немцам духу, прорвали блокаду, взяли трофеи и пленных очень много... За операцию получили гвардейскую честь. После дрались и взяли Красный Бор и прочее. Пришлось побиться с «голубой дивизией» наемных испанских холуев, тоже дали перцу им.

Описать, конечно, все виденное и пережитое очень трудно: Оно очень красиво на бумаге, но каково достается в натуре.

Сейчас учимся, по-видимому, не за горами время окончательно рассчитаться с непрошеными гостями. Одна мечта — скорей бы по-кончить и целым вернуться в свой родной дом.

Итак на этом свое «коротенькое» письмо заканчиваю... достаточно, хорошенького понемногу. Очень и очень буду ждать ответ, желательно большой.

Павел Васильевич, пишите больше, когда Вас взяли в армию, как служите, где Ваши тетя Дора и Лев, видимо, и его скоро возьмут. Пишите, как был у Вас в Калуге немец, что натворил. Да и вообще, пишите все, что угодно и чем интересуетесь,— с удовольствием отвечу.

Итак до свидания, с приветом Вам и вашим, а также солдатам по службе. Пишите, мой адрес: полевая почта 37541, Можеренко Александру.

17 июня 43 г.»

Эти два письма Александра Николаевича Можеренко оказались последними.

Рассказывает сестра Александра Галина Николаевна:

— В нашей семье было пятеро детей. Родители Клавдия Лукинична и Николай Николаевич с детства приучали нас к труду. Росли мы в Москве, в шумном дворе на Плющихе. 22 июня 1941 года готовились отметить день рождения сестры Людмилы. Я помню солнечный, теплый день, ждали гостей, в доме пахло пирогами. И вдруг... война! Жизнь нашей семьи, как и всей страны, резко изменилась. Три моих брата — Алексей, Александр и Андрей — встали на защиту Отечества.

Старший брат, Алексей, до войны окончил Саратовское пограничное училище и служил на пограничной заставе в Западной Украине, в местечке Ворохта. От него мы получили открытку, где он сообщал, что 22 июня на заставе у него родился сын. Под обстрелом врага он отправил семью в Саратов и просил о ней позаботиться. Второе сообщение было официальное и страшное: похоронка. Наша семья приняла первый удар войны.

Второй брат, Александр, перед войной заканчивал срочную службу. Война застала его под Ленинградом. Саша писал письма домой довольно часто. Но опять страшное слово «похоронка» посетило наш дом. В ней сообщалось, что Александр «в боях за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив героизм и мужество, был убит 22 июля 1943 года».

О гибели брата рассказал нам в письме его фронтовой друг Владимир Славкин:

«Здравствуйте, дорогие Николай Николаевич, Клавдия Лукинична и девушки! Сегодня выдался солнечный золотистый день. Такие дни в окрестностях Ленинграда — редкость. Быстро наступила осень, разбрасывая по земле золото листвы. Печальные березы покорно клонятся желтеющими кронами к земле, холодеющей, омываемой ранними осенними дождями. И .этот пейзаж и эта музыка желтеющего леса вносят в душу и светлость и грустные размышления.

Мы на отдыхе... Пройден еще один бой... И именно теперь, сидя на замшелом березовом пне на берегу таинственной лесной речки, я не могу не написать вам, дорогие.

Саши нет... Отсутствие этого исключительного человека, доброго, отзывчивого друга, цельного собеседника, боевого товарища — солдата, с которым прошли несколько боев, в эту минуту ощущается весьма остро. И я, исполненный грусти, тоски по погибшему Сашке... решил написать вам.

Я знаю, какую боль, какие страдания принесло вам извещение о гибели сына. Мне не хотелось тревожить еще раз ваше и без того потерявшее покой существование. Но сегодня, в эту минуту, когда я невольно вспомнил Сашку, вспомнил наши задушевные беседы, наши мечты о будущем, наши радости и огорчения, нашу солдатскую жизнь, я не могу не написать вам.

Это были тяжелые бои. Сашка дни и ночи ходил с передовой на зарядную базу и обратно, нося аккумуляторы для раций. Я дежурил на радиостанции. Весь бой я не видел Сашки, но, следя за его работой, я был искренне рад, когда услышал известие о награждении его медалью «За боевые заслуги».

Сзади еще раздавались разрывы и стелился черный дым боя. Мы выходили с передовой. Усталые, грязные, но веселые, неунывающие, шли мы с Сашкой по пыльной дороге. Друг другу с увлечением рассказывали о прошедших днях.

Внезапно вражеский артналет прервал наш разговор. Снаряды со свистом пролетели над головами и разорвались впереди на дороге. Мы бросились в укрытия для автомашин и залегли в них. Вокруг продолжали рваться снаряды. В соседний гараж попал снаряд, нас подбросило взрывной волной, просвистели осколки. Разорвалось еще несколько снарядов, и обстрел кончился. Запыленные... мы вылезли из укрытий, ища глазами, все ли целы? Сашки не было...

Мы нашли его под машиной в разрушенном гараже...

На высоком берегу Невы, над ее синими водами похоронили мы Сашку. У нас не было цветов, чтобы возложить их на могилу, у нас не было и слез, чтобы выплакать боль утраты. Спазмы сжимали горло, а в сердцах кипела злоба, жажда мстить врагу за Сашку, за тех, которые погибли в боях...»

Третий брат, Андрей, служил на Дальнем Востоке. Во время войны их часть перебросили под Сталинград. В боях он получил контузию. После излечения служил на Балтике. Ушел в отставку в звании капитана 1 ранга.

Наш отец, Николай Николаевич, до войны работал на Киевском вокзале, затем был железнодорожным инспектором. Когда враг рвался к Москве, участвовал в строительстве оборонительных сооружений, там получил травму ноги, в результате которой вскоре после войны у него развилась гангрена. Таким образом, и его унесла война...

Мама, Клавдия Лукинична, работала школьным библиотекарем. Любовь к книгам она, получившая образование в одной из московских гимназий, привила и мне. Мама тоже ушла из жизни. Я работаю заведующей библиотекой Военного издательства. Сестра, Людмила Николаевна, в прошлом сотрудница Министерства связи СССР, сейчас на пенсии.

<< Предыдущее письмо

Следующее письмо >>