ДЕВЯТАЯ ГЛАВА

   Они, конечно, опоздали. Танцы были в разгаре. Но концерт еще не начинался. Сквозь распахнутые окна в зал заглядывали бледные звезды. Влажный, пахнущий травой ветерок касался разгоряченных лиц. На сцене сидели два баяниста и старательно растягивали мехи своих нехитрых инструментов. Они устали и временами фальшивили, но никто этого не замечал. Публика тут собралась самая разная. Можно было встретить и рабочих с локомобильного завода, и студентов, и школьников. Молодежь вначале держалась обособленно, но во время танца все смешались. Будущие медики приглашали девчонок из ремесленного училища, а скромные и неловкие заводские парни лихо отплясывали со школьницами в белых платьях. Во время перерывов ребята и девушки, обмахиваясь платочками, гуляли по фойе и рассматривали картины местных художников - пейзажи, портреты передовиков производства, натюрморты...
   - Я устала! - пожаловалась Лида, протанцевав два круга. - Угости меня мороженым!
   - Сейчас, Лидушка! - с готовностью ответил Иванцов, бывший в этот вечер необыкновенно услужливым. Усадив ее на диван, он вернулся через несколько минут с двумя серебряными тюбиками. Молча ели мороженое. Дмитрий отставил руку, боясь испачкать новый костюм; Лида с любопытством разглядывала наряды женщин, прикидывая, какие платья были бы ей к лицу.
   На соседнем диване сидели трое юношей и громко разговаривали. Лида услышала ломающийся, очень настойчивый басок и невольно прислушалась. Голос принадлежал светловолосому парню лет восемнадцати, одетому в спортивный костюм. Распахнутый воротник открывал крепкую шею. Рядом с ним Лида увидела ребят примерно того же возраста. Один, очень высокий, в тенниске и коричневых лыжных шароварах, поглядывал на товарищей сверху вниз. Круглые роговые очки казались лишними на его юном, румяном лице, точно были надеты ради шутки. Второй юноша, пониже ростом, сидел, положив руку на спинку дивана. Скрытая сила чувствовалась в его коренастой фигуре.
   - Прямо не знаю, что делать! - рокотал басок. - По математике провалился, а с переэкзаменовкой осенью вряд ли что выйдет! Вам-то что! Ты, Алешка, с пятерками перешел, и Женька не отстал. Вам только гулять!.. А у меня - труба! Когда готовиться? Правда, можно отпуск за свой счет взять, но, честно говоря, денег у меня нет и взять негде.
   - Вот положение! - сочувственно сказал парень в очках. - Но ты не падай духом! Постарайся уж как-нибудь!
   - Ты, Женька, сам не знаешь, что говоришь! - с упреком перебил его тот, кого звали Алешей. - Разве дело в его желании? Человек в горячем цехе работает, летом там настоящее пекло. К вечеру еле ноги волочит. Не до учебников!.. Тем более - математика! Конечно, Толька, ерунду спорол насчет того, что некому помочь. Я мог бы с отцом потолковать, пожил бы пока у нас или у Женьки, у них целый дом пустой. Мы-то в пионерский лагерь поедем. Горком посылает вожатыми... Занимайся хоть с утра до вечера, никто бы тебе не мешал!
   - Это ты брось! - покачал головой Толька. - Жить я у вас не буду! Кончен разговор!.. Нет уж, придется остаться на второй год. Жаль, конечно, столько трудов пропадет, да, видно, ничего не попишешь!.. Дался мне этот восьмой класс! Лучше бы сразу в техникум! Прожил бы как-нибудь на стипендию-то!..
   - Погоди, погоди! - перебил Алеша, и по его лицу было видно, что он что-то придумал. - Ты знаешь, мне в голову пришла одна мысль... Завтра на бюро горкома будет утверждаться решение общезаводского комсомольского собрания о приеме тебя в комсомол. Я, как член бюро, буду присутствовать. И заодно поговорю о тебе с Аней Егоровой.
   - О чем поговоришь? - не понял Толя.
   - Нет, слушай, это действительно выход! - загорелся Алешка. - Мне известно, что есть вакантное место старшего пионервожатого. Я предложу, чтобы послали тебя. Будешь получать четыреста рублей в месяц. Вполне хватит. И сможешь заниматься. Главное, мы с Лисицыным там будем! Поможем, в случае чего. А на заводе отпуск возьмешь за свой счет!.. Видишь, как все хорошо получится! А ты говоришь "на второй год"!..
   - Постой! - недоверчиво сказал Толя. - Меня старшим пионервожатым? Ты что, обалдел? Я же не справлюсь. Я даже в комсомоле еще не состою!
   - Справишься! - азартно закричал Женька так громко, что проходившие мимо девушки, вздрогнув, оглянулись.- Ты еще лучше справишься, чем мы! А комсомольский билет тебе дадут завтра вечером после бюро!
   - Ох, ребята, заморочили вы мне голову, я же могу всех подвести! - всплеснул руками Антипов, посмотрев на часы. - Сейчас самодеятельность начнет выступать, а я еще не переоделся.
   - А мы ничего и не знали! - удивился Лисицын.- Ты будешь стихи читать? Или петь?
   - Плясать, - смущенно ответил Анатолий и направился к маленькой двери, которая вела за кулисы,
   Лида расслышала не все, но поняла, что у Димы появился соперник. Иванцов ведь тоже намеревался поехать в пионерский лагерь!.. Она хотела сказать ему о подслушанном разговоре, но увидела, что Дима и сам не пропустил ни слова. Он воспринял известие с большим беспокойством, которое даже не пытался скрыть. Нахмурившись, Иванцов глядел вслед Толе, и его глаза были такими злыми, что девушке стало неловко.
   - Что ты! - тихо сказала она. - Не придавай этому значения. Ведь Егорова тебе уже обещала...
   Но Дима не слушал. Он встал и сказав Лиде на ходу: "Обожди, я сейчас вернусь!" - прошел за кулисы. "Что он задумал?" - встревоженно подумала девушка.
   А Иванцов был возмущен так, словно у него отняли вещь, давно ему принадлежащую. Осуществляя свои планы, он мог развивать поистине бешеную энергию. Там, где речь шла о его интересах, Иванцов был неистощимо изобретателен и предприимчив. Действовал быстро и решительно.
   Дмитрию хотелось схватить Антипова за рукав и закричать: "Как ты смеешь? Это я должен получить место старшего пионервожатого! Я так решил! Иначе разрушатся мои планы! Попробуй только встать у меня на дороге!" Но пока поднимался по ступенькам на сцену, он немножко остыл и сообразил, что из такого прямого и грубого разговора ничего хорошего не выйдет. "Надо подобрать к нему ключик!" - решил он. Дмитрию было всего двадцать лет, но он уже знал, что у многих людей есть в биографиях моменты, которых они стыдятся. Играя на этом чувстве стыда, а иногда и страха перед разоблачением, можно добиться от таких людей чего угодно. Это он и называл деликатно: "Подобрать ключик!"
   Иванцов знал Антипова давно и помнил, что в его биографии есть немало скользких моментов, но чем больше думал, тем яснее становилось, что сыграть на них будет не легко!.. Антипов был хулиганом. Об этом все знают! Но то-то и худо, что все знают! Ведь людям известно также, что Анатолий давно оставил прежние при- вычки, учится в школе и стал передовиком производства! Нет, на этом не сыграешь!.. Но Иванцов не отчаивался. Он решил, что поищет и найдет способ устранить с пути соперника. "Как глупо! Как некстати все это!" - пробормотал Дмитрий, оглядываясь.
   Он стоял на сцене. Прямо перед ним спускалось с потолка огромное полотнище, разрисованное какими-то полосами и пятнами. Занавес был уже открыт. Концерт начался. Скрытые от Иванцова задником, по авансцене двигались артисты. Но вот Дмитрий увидел Анатолия. Тот стоял за кулисами возле ящика с песком и, тужась, натягивал узкий сапог. Потом притопнул ногой о пол и легонько, как бы пробуя силы, прошелся вприсядку. В этот момент раздался громкий голос конферансье:
   - Русский народный танец "Коробейники" исполнит литейщик локомобильного завода Анатолий Антипов!
   Послышались аплодисменты. Толя заметался, сразу растерявшись. Он туго затянул белый шелковый пояс, расправил рукава, взглянул на сапоги. И с досадой поморщился. Левый сапог был густо вымазан чем-то белым, наверно известкой. Антипов беспомощно оглянулся, ища, чем бы вытереть. В углу сцены он заметил бархатное знамя, стоявшее в чехле у стены. Переходящее Красное знамя, врученное локомобильному заводу за перевыполнение плана. Его отдали на хранение во Дворец культуры и нынче, в суматохе, отодвинули в глубь сцены. Антипов кинулся в угол, поспешно вытер чехлом сапог и бросился на сцену, навстречу отчаянно махавшему рукой конферансье, который всюду разыскивал Толю и, наконец, нашел... Разумеется, вытирая сапог, Антипов не отдавал себе отчета в том, что делает. Он схватил первое, что попалось под руку, это оказался чехол от знамени, но Толя не обратил на него внимания. Так или иначе, он почистил им сапоги на глазах у Иванцова.
   Правда, надо сказать, что и Иванцов в первый момент, подобно Анатолию, не увидел ничего особенного в этом поступке. Он подумал только, что поговорить с Антиповым сегодня вряд ли удастся. Глупо торчать за кулисами, привлекая к себе внимание. Дмитрий вернулся к Лиде. Они сели на свои места в зале и просмотрели концерт до конца, потом до полуночи танцевали в фойе и ушли из Дворца культуры почти последними. Дмитрий ни разу не вспомнил об Антипове, но был весел и беззаботен, точно предчувствуя, что все его планы осуществятся. Лида, заметившая перемену в его настроении, не знала, чему ее приписать, но не расспрашивала. Ей было хорошо известно, что Дмитрий человек на редкость скрытный. Да он даже, если бы захотел, не смог ответить, так как сам не понимал, отчего на душе стало легко...
   И только когда вышли на улицу и очутились под черным небом, в глухом, узком переулке, Иванцов задумался. Рука, поддерживавшая Лиду за локоть, ослабла. Он замедлил шаги и начал пальцами разглаживать брови, что служило признаком напряженной работы мысли. А Лида, полная впечатлений, болтала без умолку:
   - Какая ночь! Не хочется домой... Дождемся, когда луна взойдет! Она нынче круглая, желтая, как медная сковородка!.. Ты обратил внимание, какая прическа была у моей соседки справа? Пойдет мне, если я так причешусь?.. Почему ты молчишь? Куда мы идем?.. Давай погуляем еще немножко!..
   - Хорошо, хорошо! - рассеянно ответил Дмитрий и, точно очнувшись, спросил: - Кстати, ты знаешь по фамилиям ребят, которые сидели рядом с нами в фойе? Ну, тех, чей разговор ты слышала, - добавил он, заменив, что Лида смотрит на него с удивлением.
   - Нет, не знаю! - не сразу ответила девушка.- А зачем тебе? Разве ты все еще встревожен?
   - Теперь уже нет! - ответил Иванцов и прижал ее локоть. - А вот и луна... Ну, ну, посмотрим, похожа ли она на сковородку!
   Он замолчал и остановился. Перед ними, точно из-под земли, выросла высокая человеческая фигура. Лида слабо вскрикнула. Дима загородил ее плечом и заглянул в лицо незнакомому. Он увидел пожилого бородатого мужчину без шапки, в телогрейке и сапогах. Стриженая голова напоминала шар. Длинные руки свисали чуть ли не до колен.
   - Что вам нужно? - сдерживая невольную дрожь в голосе, спросил Дмитрий.
   - Ты нужен! - простуженно ответил мужчина. Тон его не был угрожающим, скорее, наоборот, ласковым. Иванцов удивился и подошел вплотную, пытаясь разглядеть путника. Может быть, они знакомы? Нет!.. Вряд ли... В это время огромная красная луна выплыла из-за крыш и улица как по волшебству изменила облик. Дома, заборы и сама земля словно засветились изнутри нежным молочным светом. На мостовую легли черные тени, казалось, нарисованные тушью. И мужчина из таинственного незнакомца превратился в обыкновенного, плохо одетого, запыленного человека лет пятидесяти с морщинистым, утомленным лицом. Лида сразу перестала его бояться.
   - Нищий, наверно, - шепнула она Иванцову. Но тот выпустил ее руку и подался вперед. Девушка услышала, как он растерянно пробормотал:
   - Нет, не может быть... Лида! - обратился он к ней. - Ступай домой! Мне нужно поговорить с товарищем... Не обижайся. Извини, потом я все объясню... До завтра!
   - Погоди, но как же... - отступила девушка.
   - До свиданья! - нетерпеливо повторил Иванцов, по-прежнему глядя не на нее, а на мужчину, который стоял, расставив ноги, как на корабле, и улыбался. Лида снова почувствовала тревогу. Она ничего не понимала. Значит, Дима и этот нищий знакомы? Но что между ними может быть общего? Очень странно!.. Она пошла, не оглядываясь. На углу девушка не вытерпела, посмотрела туда, где оставила Диму. Но улица была уже пустынна...
   Нищий тем временем втащил Иванцова в густую тень и обнял за шею твердыми, негнущимися руками. Он уткнулся обросшим колючим лицом в щеку юноши и тяжело задышал. В горле у Димы застрял комок. Он судорожно обхватил широкую спину путника.
   - Отец! - прошептал он. - Это ты!..
   - Сынок! - радостно и растроганно сказал Егор Силантьевич, выпуская, наконец, сына из объятий и любовно оглядывая со всех сторон. - Ишь, какой стал!.. Я ведь сперва не признал! Только по голосу, когда заговорил, почуял родную кровь!.. Ах, Митька, Митька! Вырос, подлец! Костюмчик-то, как у ответственного работника! Слышал, в институте наукам обучаешься? Верно?
   - Верно, - улыбаясь, ответил Иванцов, с любопытством рассматривая отца. - А ты ничего. Держишься!.. Постой, ты как же здесь очутился? Тебе вроде бы десять лет дали. Ты должен был, значит, только в сорок третьем освободиться... Или сбросили срок? Помиловали?
   - Убежал! - шепотом ответил Егор Силантьевич и оглянулся.- Потому и не пришел к Таиске! Она дура, проболтаться может. Убежал, и все тут! - Он счастливо засмеялся, показывая мелкие, почерневшие зубы. - Третий месяц по лесам скитаюсь. Оборвался, одичал! Но все же до родных местов добрался!.. У меня тут дела кое-какие есть! Рассчитаться надобно, все долги уплатить!.. Это хорошо, сынок, что ты здесь! Боялся, не застану! Одному тяжело...
   Иванцов говорил, не замечая того, что лицо у Дмитрия как бы окаменело и стало чужим, настороженным.
   - Ты, брат, вот что! - продолжал он. - Беги-ка живым духом домой и тащи деньги, сколько есть, одежонку подходящую и шапку или кепку. Я-то свою арестантскую забросил, а голова, сам видишь, стриженая, приметная, да и от солнца жарко!.. Поесть тоже принеси, а неплохо, ежели и водочки достанешь! Выпьем с тобой, сын милый, за расчудесную нашу встречу!.. Я тут обожду! Нельзя мне по городу ходить, боюсь!.. - Он хотел потрепать сына по плечу, но тот мягко, но решительно отодвинулся.
   - Та-ак! - незнакомо прозвучал в темноте его голос.- Стало быть, сбежал!.. Хорошее дело! Что же дальше?
   - А вот долги уплачу, и на Запад! - буркнул Егор Силантьевич. - Сидел я с одним человеком в камере, он мне растолковал как через границу перебраться!.. Только сперва дельце одно сделаю, о котором восемь лет мечтал! Семен Шумов живой еще?.. Живой! Я знаю! Спрашивал! На заводе начальником стал. Депутат Совета!.. Попомнит он меня... Ты, сынок, после будешь спрашивать, а сейчас беги, неси, что сказал! Да живей, голодный я!..
   Дмитрий долго молчал, отвернувшись. Потом тихо и твердо ответил:
   - Не пойду я, батя!
   - Как не пойдешь? - удивился Егор Силантьевич.- Я же тебе толкую, одежонку надо, да и закусить тоже!.. Ты что это? - Он недоумевающе смотрел на сына, и потрескавшиеся, обветренные губы вздрагивали от волнения и обиды.
   - Не пойду! - с сердцем повторил Иванцов и отступил на шаг. Когда снова заговорил, голос звучал отчужденно, жестко. - И одежды от меня не жди, и денег не дам!.. Так вот ты, значит, как пришел? Вот что для меня припас? Хороша радость! Сам, точно волк бешеный, по лесам скачешь, и мне такую же участь приготовил?.. Дураков нет, батя!
   - Постой, постой! - отступил старик. - Ты как же со мной разговариваешь, стервец! Ты что грубишь! Я вот возьму палку потолще!.. Ты как язык-то свой поворачиваешь... Родному отцу!..
   - Ну, тогда вот что, батя! - холодно перебил Дмитрий. - Придется уж вам меня послушать! Вы хотели лбом каменную стенку развалить. Но, однако, лоб разбили, а стенка еще крепче стоит. Меня ваш пример не прельщает. Слава богу, образованный! Не зря без отца-матери вырос!.. Я вас в гости не звал, вы и без того мою жизнь достаточно искалечили! Меня еще в деревне иначе, как кулацким отродьем, не называли! Ничего. Выдюжил. Встал на ноги. Теперь вы что же хотите? Все побоку? Вместе с вами на одну веревочку? Не бывать этому! Доносить не пойду, смысла мне в этом нет. Скажите и за то спасибо. А теперь ступайте своей дорогой! Счастливого пути!- И юноша отвернулся.
   - Постой! - бросился к нему отец. - Митька, что же это?.. Да ты ли такие слова произносишь? Может, я обознался? Злого врага за своего сына принял? Не совестно тебе больного, голодного старика в шею гнать? Митька, сынок! О тебе ведь я плакал там, на далекой Воркуте! А как там мой парень растет, думал я, как учится, что ест, где спит? Спешил к тебе, хотел к сердцу прижать, приголубить, взгляни, на последнюю десятку чего купил в подарок! - Он лихорадочно полез в карман, торопливо развернул грязный платок. При свете луны неярко блеснула полированная крышка дешевенького портсигара. - На вот, возьми! - совал портсигар Егор Силантьевич.- Ведь куришь, наверно?.. Ну, пошутили, погорячились и хватит! Один ты остался! Все меня ловят, как бешеную собаку... Не с кем слова сказать... Митенька!
   Иванцов со странным чувством смотрел на плакавшего перед ним старого, оборванного человека. Да, Егор Силантьевич по-настоящему плакал. Крупные слезы скатывались по седой бороде. Не выдержали нервы многодневного напряжения. Глядел на него Дмитрий и не верилось ему, что это и есть родной отец, о котором в детстве немало было пролито слез... Нет! Этот старик олицетворяет собой что-то бесконечно чужое, далекое, грозное!.. От его объятий Дмитрий чувствовал в спине холодок. Ему ничуть не было жаль отца. Слова, горячо произносимые Егором Силантьевичем, его не трогали. Он томился, желая лишь одного - чтобы эта сцена поскорей кончилась.
   - Молчишь? - спросил Егор Силантьевич и, наклонив голову, заглянул в глаза сыну. - Да я вижу, ты не заговоришь! Не из таких! Выходит, зря я перед тобой бисер рассыпаю! И здесь, стало быть, жизнь надо мной посмеялась! Ну, что ж. Ладно! Ухожу я, сынок... А ты будь счастлив, если сможешь! Только слышишь? Принеси поесть и денег. Ничего больше не требую! Но это ты обязан! За то, что родил я тебя, в люльке ночами качал. Когда болел, на руках таскал! За пряники и леденцы, что привозил для тебя из города, помнишь? Али забыл?.. За все обязан передо мной! Зверь ты бесчувственный! Не позволишь же ты родному отцу помереть голодной смертью!..
   - Не могу! - раздраженно прервал Дмитрий. - Узнают, что я вам помогал, прощай институт! Еще арестуют! И эти ваши мысли насчет Шумова выбросьте из головы! Я не о нем забочусь! Мне на него наплевать. И не о вас. Вы-то, видать, так ничему и не научились! Но если скандал будет, обратно же мне не сдобровать! Так что по-хорошему предупреждаю. Уходите нынче ж ночью.
   - По-хорошему? - осклабившись, переспросил Егор Силантьевич. - А если не послушаюсь, тогда что? По-плохому?
   - Тогда по-плохому! - прошипел Иванцов. - Запомните, батя, если еще увижу вас в Любимове, клянусь, схожу куда следует и донесу!..
   .- Эх, Митька, Митька! - покачал головой отец.- Будь ты проклят. Не видать тебе счастья в жизни!
   Он долго стоял, сгорбившись, втянув голову в плечи. Не шевелился и Дмитрий. Наконец Егор Силантьевич вздохнул и, не прощаясь, не взглянув даже на сына, медленно побрел прочь. Его ноги тяжело шаркали по булыжнику. Он стал как будто меньше ростом. Иванцов смотрел вслед до тех пор, пока отец не скрылся за углом. Потом вздохнул, точно сбрасывая тяжесть, огляделся и быстро зашагал домой.