Это было незадолго до начала операции «Искра». На Невском «пятачке» ночью перебежал на нашу сторону немецкий унтер-офицер. На предварительном допросе в штабе 67-й армии показал, что был чертежником в оперативном отделении 170-й пехотной дивизии. Свой переход на сторону Красной Армии объяснял жгучей ненавистью к гитлеровскому режиму и желанием внести свой вклад в его разгром.

Перебежчик рассказал, что дивизия в составе трех пехотных полков при поддержке артиллерийского полка обороняет левый берег Невы от устья реки Мги до Шлиссельбурга, назвал места наблюдательных пунктов, огневых позиций артиллерии и сообщил о перемещении штаба дивизии из Мги на Келковские высоты. В протоколе допроса указывалось также, что перебежчик детально знает немецкую оборону, до каждого стрелкового гнезда включительно. По его утверждению, 2-й Городок — самое слабое место во всей системе обороны: в последнее время здесь значительно уменьшился гарнизон и резко сократилось количество огневых точек. И наоборот, наиболее сильно укреплен, хорошо развит в инженерном отношении, с очень плотным насыщением огневых средств, участок между 2-м Городком и Шлиссельбургом.

Эта оценка обороны полностью противоречила выводам разведки фронта, на основе которых было решено при прорыве блокады нанести главный удар -по направлению Марьино — Синявино. От другого варианта — с Невского «пятачка» — пришлось отказаться: на его фланге находились 2-й Городок и 8-я ГЭС, где каменные дома и бетонные здания были превращены в сильные огневые точки и мощные опорные пункты. По опыту боев 1941 и 1942 годов мы знали, что противником пристрелян каждый метр на подступах к этим узлам обороны.

Командующий фронтом генерал Л. А. Говоров, получив материалы допроса унтер-офицера в штабе 67-й армии, приказал генералу П. П. Евстигнееву еще раз допросить перебежчика.

Пожалуй, ни к одному допросу мы так тщательно не готовились, как к этому. Если перебежчик говорил правду, то требовалось срочно изменить направление главного удара операции «Искра» и по-новому решать различные вопросы операции. А может быть, это хорошо продуманная врагом дезинформация?

Когда я с другим офицером разведотдела фронта вошел в комнату, с табуретки не поднялся, а буквально вскочил высокий белокурый немец.

Начался допрос. Унтер-офицер настойчиво повторял свои показания.

Тогда мы изменили тактику, повели разговор в дружеском тоне. Мы стремились создать впечатление, что его уже считают своим. Он в свою очередь сказал, что готов ока-зать Красной Армии любую помощь в разгроме гитлеровских войск под Ленинградом, и предложил использовать его как агента...

Интуиция подсказывала нам, что это не унтер-офицер. Мы дали ему карту и попросили обозначить немецкую оборону, группировку войск и огневую систему на левом берегу Невы. Перебежчик сказал, что лучше это сделать на кальке. Дескать, карта относительно мелкого масштаба и на ней трудно показать все, что нас интересует. На выполнение задания, считал он, потребуется двое суток.

Мы не возражали, хотя сроки поджимали основательно — приближалось начало операции,— дали ему кальку и распрощались, пожелав успеха. В точно назначенный срок получили схему, вычерченную весьма аккуратно, с соблюдением всех требований штабной культуры.

Анализ схемы, тщательное сравнение с нашей картой показали, что многие огневые точки перебежчик нанес верно. Но бросилось в глаза, что во 2-М Городке огневые точки расположены редко, а в населенном пункте Марьино, севернее и южнее его, очень густо, что раньше не наблюдалось. Это натолкнуло меня на мысль о необходимости проверить масштабы схемы в целом и по отдельным участкам. Оказалось, что перебежчик искусно выполнил одну и ту же схему в различных масштабах! Когда мы перечертили схему, взяв для нее единый масштаб, все стало на свое место. По-прежнему, как и определяла наша разведка, наиболее сильными, мощными узлами сопротивления оставались 8-я ГЭС и 2-й Городок. Здесь все каменные сооружения были превращены буквально в крепости.

Генерал П. П. Евстигнеев решил не ограничиваться масштабным сравнением схем. Он считал, что нужно иметь больше фактов для разоблачения перебежчика. Требовалось срочно и хотя бы частично проверить соответствие огневых точек, указанных на схеме, с действующими.

При подготовке операции «Искра» офицеры нашего отдела подполковники М. Ф. Федоров, Б. А. Украинцев, майор А. М. Барабанов и заместитель начальника разведки 67-й армии .майор А. А. Шевчук выбрали наиболее удобные места для наблюдательных пунктов.

Я прибыл на один из таких наблюдательных пунктов — против 8-й ГЭС. Здесь посменно вели наблюдение офицеры во главе с капитаном П. Г. Орловым. Заснеженная Нева была видна как на ладони. Река покрылась торосистым льдом. Левый берег, обрывистый, крутой, обледенелый, сплошь опутанный колючей проволокой, господствовал над правым. Железобетонные корпуса 8-й ГЭС торчали на стороне про-тивника как старинная разрушенная крепость. Изредка оттуда Нева простреливалась пулеметным огнем. Мы,с наблюдателями старались выявить огневые точки и сопоставить эти сведения с огневыми позициями, показанными на схеме перебежчика.

Вскоре я возвратился в Смольный. Захватив схемы, мы вновь направились на встречу с перебежчиком. Когда вошли в комнату, унтер-офицер, как и в первый раз, вскочил с табуретки, вытянулся по стойке «смирно». Мы сказали ему, что ознакомились с его схемой, но воспользоваться ею не можем, так как она составлена в разных масштабах. Перебежчик вначале смутился, однако быстро взял себя в руки и сказал,. что он стремился особо точно и полно показать оборону в районе Марьина, где больше всего огневых точек.

— В интересах истины следовало показать здесь оборону в таком же крупном масштабе, как это сделано на участке Второго Городка,—заметил я.

Унтер-офицер пытался оправдываться, играть прежнюю роль, но это у него получалось неуклюже и фальшиво. На вопросы отвечал неуверенно, а вскоре, когда мы показали нашу схему, окончательно сник. Мы разъяснили ему, что спасти его может только правда. В конце концов он признался, что вовсе не унтер-офицер, а лейтенант абвера (орган военной разведки и контрразведки фашистов) и получил специальное задание немецкого командования перейти на сторону Красной Армии. Он должен был дезинформировать Советское командование о системе обороны на невском направлении и в случае нашего наступления нацелить войска на самый укрепленный участок — 2-й Городок и 8-ю ГЭС.

Абверовский офицер показал, что командование 18-й армии считает неизбежным попытки деблокады Ленинграда, поэтому ему надлежало выведать, когда и где может начаться наступление советских войск. Возвращения «перебежчика» в абвере ожидают через пять дней. Накануне и в дни пребывания абверовца в нашем расположении для подтверждения его показаний фашисты собирались демонстративно усиленно стрелять на участке Марьина и южнее, а в районе 2-го Городка проявляли почти полную пассивность.

К моменту второго допроса абверовца мы получили донесение, что поражение германских войск под Сталинградом вызвало нервозность и тревогу в штабе группы армий «Север», дислоцировавшегося в Пскове. Получалось, что фашистское командование опасается наступления южнее Ладожского озера, считая Шлиссельбургско-Синявинский выступ, похожий своими очертаниями на бутылочное горло (гитлеровцы так и называли его — «фляшенхальс»), наиболее важным звеном в кольце блокады Ленинграда.

Любой ценой враг старался сбить нас с толку. Чтобы мнимому унтер-офицеру поверили, ему разрешалось раскрыть состав и группировку частей 170-й пехотной дивизии, показать истинные огневые позиции артиллерии и "места командных пунктов, которые намечалось затем сменить. Прежде чем перебежать на нашу сторону, офицер тренировался в нанесении _схемы обороны на кальке. Окончательный вариант схемы был просмотрен командиром 170-й пехотной дивизии гене-рал-лейтенатом Зандером.

Абверовец признался: он должен предпринять максимум усилий, чтобы возвратиться в штаб 18-й армии. Поэтому-то он настойчиво просил нас использовать его в качестве агента. За выполнение задания «перебежчику» были обещаны чин капитана, высокие награды.

Выслушав наш доклад, генерал П. П. Евстигнеев сразу же отправился к начальнику штаба фронта. Вскоре генерал Д. Н. Гусев вызвал нас и потребовал доложить со всеми подробностями о показаниях «перебежчика».

— Противник,— сказал начальник штаба,— страшится нашего наступления, всячески стремится сорвать его. Хорошо, что разведке удалось раскрыть вражеский замысел.

Командование Ленинградского фронта, как мы потом узнали, использовало в операции полученные от «перебежчика» данные. Чтобы утвердить противника во мнении, что главный удар будет направлен на 2-й Городок, было намечено в свою очередь произвести ложное сосредоточение пехоты, танков, артиллерии, активизировать разведывательные поиски, увеличить интенсивность деятельности авиации.

Вместе с этим мы усиленно провели разведку на всем фронте.

«Хитроумный» замысел абвера обернулся против самих фашистов.