Я не помню, солдат, какое у Тебя лицо, но мама говорила, что оно в веснушках... Я не помню, какие у Тебя глаза, но мама заметила, что они были печальные.

...Минула первая блокадная зима. Многие, очень многие не дожили до ласковых апрельских лучей, несущих робкое тепло и надежду.

Сухонький доктор долго грел руки у огня. Потом подошел к детской кроватке, взял мою руку и скорбно застыл, Он посмотрел в глаза матери, в ко-торых металась надежда, и сказал:

— До первой зелени не дотянет. Уезжать надо. Срочно. Не теряйте время, мамаша...

Провожала нас тетя Катя. Всю зиму ходила она к нам на Петроградскую сторону с улицы Маяковского, принося теплые, согретые на груди, драгоценные кусочки хлеба.

И этот день стонал сиренами. Прибывшие эвакуированные заняли весь станционный пустырь, заполнив его вялой суетой и глухим говором. Мама оттащила узлы в сторону, под низкий амбарный навес, сняла широкий отцовский ремень, которым во время бомбежек закрепляла меня на себе, и усадила на мягкие тюки. Расставшись с теплом, я затянул свое:

— Мама, я кушать хочу...

— Не плачь, сынок, скоро мы поедем вон по той дороге... Но я все ныл. А когда переставал, мама тревожно склонялась надо мной, трясла вялое тело и плакала.

— Чего мальчонка-то плачет? — раздался вдруг хриплый баритон.

Мама обернулась. Перед ней стоял солдат. Из-за отворота шинели выглядывал румяный торец буханки хлеба.

— Есть хочет, вот и плачет,— сказала мама, отводя взгляд от груди солдата.

— У тебя нож-то есть? — склонился солдат, трогая маму за плечо. И, видя, что та изумленно смотрит на него, снова повторил почти требовательно: — Я говорю, нож-то имеется?..

Мама засуетилась, захлопала ладошкой по тюкам.

— Буханку нам на батарею дали, на двое суток,— сказал солдат, опускаясь на колено,— да ничего, ребята поймут...

Лезвие ножа нервно запрыгало на темной бугристой корке, блеснуло на солнце и скрылось в хлебной мякоти.

— Помногу, гляди, не давай,— сказал солдат,— в Кобонах много вашего брата мрет. Еды там — пропасть. Как Ладогу переедут, так и накинутся... Но ты, я вижу, самостоятельная. Малец такой же у меня дома оставленный... Ну, счастливо добраться.

...Мама говорит, что сейчас Ты, солдат, неизвестно где. Но это неправда. Ты — у меня в сердце.