ЭШЕЛОНЫ ЛЕТЯТ ПОД ОТКОС

В.Э. Капустин

   Отчизна - мать!
   Как воды рек твоих
   верны теченью,
   Так мы верны тебе.
   А. Решетов
   
   "Вы должны взять под свой контроль буквально все дороги связывающие немецкий тыл с фронтом".
   (Из письма секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) М. Н. Никитина партизанам 2-й бригада
   "Вечером 2 октября был произведен взрыв железнодорожного пути южнее станции Дно, что вызвало значительное нарушение железнодорожного сообщения".
   (Из приказа командира 281-й немецкой охрани! дивизии генерал-лейтенанта Байер!
   
   Два документа осени 1941 года... План вступления в Ленинград войск вермахта провалился. Сентябрьский штурм города отбит. 16-я и 18-я немецкие армии были вынуждены перейти к осаде. Снабжение их снарядами, боевой техникой, провиантом идет издалека. Коммуникации - уязвимое место. Они растянуты на сотни километров.
   Советское командование, руководители обороны Ленинграда, правильно оценивая обстановку, заранее нацелили партизан и подпольщиков на удары по сети железных дорог, ведущих к берегам Невы. Так, еще 13 июля 1941 года в Смольный на заседание Военного совета Северо-Западного направления были вызваны командиры и комиссары партизанских полков. Секретарь Ленинградского обкоме ВКП(б) А. А. Жданов поставил перед ними в качестве наиглавнейшей задачи активизацию действий на коммуникациях врага. Особо подчеркивалось значение Дновского узла и дорог, идущих из Прибалтики.
   И битва на рельсах началась. Она носила целеустремленный и управляемый характер. В августе и сентябре из Ленинграда в тыл врага ушли десятки партизанских отрядов и спецгрупп. Действия их были разнообразными: срыв ремонтно- восстановительных работ гитлеровцев на железных дорогах, подрыв мостов и железнодорожного полотна, обстрел воинских эшелонов, срыв работ по перешивке путей на западноевропейскую колею, нападения на станции и разъезды, организация крушений вражеских эшелонов. Коммуникации 16-й и 18191-й немецких армий залихорадило. Движение на стальных магистралях в разных местах прекращалось надолго - от нескольких часов до двух-трех суток. Десятки диверсий совершили партизаны - студенты Института физической культуры имени Лесгафта. Отряды партизан-гдовичей, руководимые первым секретарем Гдовского райкома партии Т. Я. Печатниковым, пустили под откос 13 вражеских эшелонов, вывели из строя 300 ва- гонов.
   К этому времени относятся и первые боевые дела 2-й Ленинградской партизанской бригады на коммуникациях 16-й немецкой армии. Эта бригада стала основной военной силой созданного в сентябре партизанского края. Впервые на оккупированной врагом территории партизанами была восстановлена Советская власть. Край обширный - про- стирался с севера на юг на 120 километров и с запада на восток - на 80 километров, включая в себя почти весь Белеоелковский и большую часть Дедовичского района Ленинградской области, восточную часть Ашевского района Калининской области и некоторые деревни Дновского района. Значение Ленинградского партизанского края - и военное, и еще больше политическое - переоценить трудно. Четыреста деревень, окруженные со всех сторон войсками вермахта, жили по советским законам.
   Когда были получены первые сообщения о действиях отрядов 2-й бригады, из Смольного в партизанский штаб серболовские леса было направлено письмо секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) М. Н. Никитина с указанием усилить действия на коммуникациях врага. Партизаны ответили несколькими диверсиями. Одна из них в октябре на участке Вязье - Бакач была особенно крупной: под откос полетели два паровоза, платформы с танками, движение прервалось на длительное время, что вынужден был признать не только командир охранной дивизии Байер, но и генеральный штаб сухопутных войск гитлеровской Германии. Его начальник Гальдер 3 октября 1941 года записал в штабном дневнике: "Переброска испанской дивизии и 227-1 пехотной дивизии несколько затягивается вследствие разрушений на железной дороге (действия партизан)". Более того, дальше Гальдер пишет, что задержка с прибытием новых сил "вызывает у командования группы колебания в отношении плана наступления".
   Диверсию 2 октября на железной дороге Новосоколники - Дно на участке Вязье - Бакач совершили подрывники "Дружного", а сведения об эшелоне сообщила в отряд Анастасия Бисениек. Кто помог ей узнать о вынужденной суточной стоянке тяжеловеса на станции Сущево, осталось неизвестным, но сведения были точными, и передала подпольщица Зиновьеву в минимальный срок.
   Анастасия Александровна, конечно, и не предполагала что своими действиями вызовет недовольство самого начальника генерального штаба сухопутных войск, но по озлобленному поведению гитлеровцев на станции и в депо в те первые октябрьские дни поняла - ущерб врагу нанесен большой. Светлее стало на душе. Не утерпела, сказала дома:
   - Громыхнули наши под откос состав около Вязь. С орудиями был.
   - А ты откуда знаешь, что с орудиями? - посмотрел Финогеныч на дочь.
   - Люди говорили.
   - Пусти уши в люди, всего наслушаешься,- и вдруг неожиданно добавил: - А состав-то большой шел. И не одни орудия там были, а и танки.
   - А тебе об этом сорока на хвосте весть принесла? - подлаживаясь под тон отца, спросила Настя.
   - Моя сорока верная - тыловой фельдфебель. Опять приперся. Новые туфли заказал своей потаскушке. По- лупьян был. Грозился собственными руками всех русских партизан передушить.
   - И ты, конечно, не промолчал. Осторожнее надо, отец, в разговорах,- попросила Настя.
   - А я ничего. Сказал лишь: не пугай сокола вороной. Да не понял он ни черта,- и Финогеныч сердито вонзил шило в подметку.
   В конце октября 1941 года партизаны 2-й бригады сделали два удачных налета на близлежащие от Дно станции Судома и Плотавец. Захватив первую, они почти полностью уничтожили ее гарнизон, подожгли склад горючего, растащили рельсы. При налете на Плотавец были взорваны железнодорожный мост и склады боеприпасов. Фашисты направили на бронедрезинах помощь гарнизону Судомы и бронепоезд. Последний открыл по станции артиллерийский и пулеметный огонь, однако партизаны организованно отошли в лес.
   В начале ноября Бисениек сообщила Зиновьеву: "В Дедовичах на запасных путях вторые сутки стоит под погрузкой эшелон. Охраняется очень строго. Встречайте завтра".
   - Вот это кстати,- обрадовался Зиновьев, получив донесение.- Праздник Великого Октября отметить нужно.
   - Ну на этот раз с группой пойду я,- поторопился "сделать заявку" Тимохин.
   Посоветовавшись, решили подрыв эшелона произвести поблизости от станции Бакач. Рассуждали примерно так: раз эшелон очень строго охраняется на станции, значит, за ним будет вестись наблюдение и в пути. Гитлеровцы за последнее время усилили охрану лесных участков железной дороги. Прямой резон - рвать полотно на открытом месте, да поближе к фашистскому гарнизону. Опаснее, но зато; вернее.
   Ноябрьская ночь укрыла пятерку отважных. На диверсию пошли Тимохин, Юрий Бисениек, Сергеев, Шматов и Войчунас. В полночь были у цели. Бесшумно сняли часовых. Под стык рельсов искусно заложили заряд и, протянув шнур в кусты, залегли.
   На стылой земле пришлось лежать долго. По дороге прошли две контрольные дрезины, небольшой пассажирский поезд. Неожиданно вблизи засады на проселке показались три подводы с гитлеровцами. Одна из них остановилась. У партизан дух перехватило: неужели солдаты что-нибудь заметили? Но остановка, видимо, была случайной. Фашисты, громко разговаривая, двинулись дальше.
   В конце второго часа ожидания со стороны станции Дедовичи показался большой товарный состав. Шел он на двойной тяге. Подрывники замерли. Когда между паровозами и миной оставалось метров тридцать, Тимохин шепнул:
   - Юра...
   Юра Бисениек резко дернул шнур. Огненный столб взметнулся перед первым паровозом, и он уткнулся в образовавшуюся воронку. На него наскочил второй. Платформы полезли друг на друга. Под откос, кувыркаясь, полетели танкетки, орудия, автомобили.
   С уцелевших платформ ударили пулеметы. Но партизаны уже добрались до спасительного ельника, синевшего в пятистах метрах от места крушения.
   Пятерка благополучно вернулась в отряд. Товарищи горячо поздравляли подрывников с успехом. Обычно скупой на похвалу, Зиновьев сказал:
   - Молодцы! Достойны большой награды. Теперь нам не грех и Октябрьский праздник отметить. Есть что сообщить родному Ленинграду.
   В ноябрьские дни на линиях Дновского железнодорожного узла совершили несколько диверсий разведывательные группы штаба Северо-Западного фронта, закодированные под названием "Быстрый", под номером "01". Спецгруппа политрука Мыхасика пустила под откос 10 вражеских эшелонов. При их крушении было разбито и повреждено 29 платформ с орудиями и танками, уничтожено 30 цистерн с горючим.
   Одновременно отряды ленинградских и калининских партизан усилили боевые действия на железнодорожной ветке, уходящей от Дно к Старой Руссе. Всего в этой полосе было совершено 49 крушений воинских составов, подорвано 15 железнодорожных мостов и в ста местах взорвано железнодорожное полотно. Было от чего прийти в ярость не только командиру охранной дивизии Байеру, но и коменданту 583-го тылового района генерал-лейтенанту Шпейману. Ведь именно по этой магистрали шло питание боеприпасами и горючим 16-й немецкой армии, которая вела оборонительные бои.
   Гитлеровцы разрабатывают целую систему охраны железных дорог: пускают впереди воинских эшелонов дрезины, пустые платформы, вырубают лес вдоль железнодорожного полотна, выставляют посты на переездах и у мостов, используют собак - ищеек мин, организуют засады на партизанских подрывников. Тщетно. Всю осень взрывы сотрясали железные дороги.
   Битва на рельсах, развернутая партизанами и спецгруппами в 1941 году, облегчала положение блокадного Ленинграда. Но Синявинские операции войск Ленинградского фронта не привели к прорыву блокады. 13 ноября 1941 года в Ленинграде в четвертый раз были снижены нормы выдачи хлеба.
   Враг продолжал бомбардировку осажденного города. В первые ноябрьские дни на его улицах разорвалось более 100 бомб весом от 50 до 700 килограммов. Над городом разбрасывались листовки с угрозой подвергнуть Ленинград 7 ноября небывалой бомбардировке. "7-го будем бомбить, 8-го будете хоронить",- хвастливо писали геббельсовские борзописцы. Советские летчики сорвали замысел фашистов массированным ударом по вражескому аэродрому в Сиверской. 48 немецких самолетов были превращены в обломки.
   Город жил под непрерывным артиллерийским обстрелом. 3 ноября на жилые кварталы Ленинграда упало 100 крупнокалиберных снарядов. 4 ноября - столько же. Гибли люди. Иссякали запасы продовольствия, топлива. Стойкость ленинградцев оставалась непоколебимой. Продолжали работать промышленные предприятия, выполняя фронтовые заказы. 3 ноября начались занятия старшеклассников в 103 школах города. В полдень 7 ноября в Ленинграде состоялся радиомитинг. Со страстной речью обратился к жителям писатель Николай Тихонов.
   По-прежнему в поле зрения партийной организации Ленинграда оставалась территория области, оккупированная немецко-фашистскими захватчиками. Туда поздней осенью были заброшены новые небольшие партизанские формирования, разведгруппы, радисты, оружие, военное снаряжение, литература. В большом количестве летчики разбросали над несколькими районами спецвыпуски газеты "Ленинградская правда" от 7 ноября 1941 года. В газете были помещены снимки подбитых у стен Ленинграда фашистских танков, гневная статья Алексея Толстого "Кровь народа", письмо рабочих завода "Большевик".
   10 ноября газета попала в руки Бисениек. Принесла ее сестра, подобрала, как и первую листовку, у околицы деревни Лукомо. Передав матери узелок с продуктами, Евгения подошла к Насте, штопавшей одежду Кости, и протянула ей букварь:
   - Это тебе мой праздничный подарок.
   Настя взяла книгу. Из нее выпала газета. Подняв, ахнула:
   - "Ленинградская правда"! Настоящая!
   Читала газету вслух. Гликерия Степановна все время плакала, а Финогеныч пытался комментировать письмо рабочих завода "Большевик":
   - Герои. Пишут, что сутками не выходят из цехов, куют оружие фронту, а вы говорите, что мало оружия у солдат Ленинграда.
   - Да никто из нас не говорил этого, отец,- перебила его Евгения.
   - Не вы, так другие говорят! - вскипел Финогеныч.- Понимать надо: Ленинград - суворовская крепость.
   - Петровская,- подал голос Костя.
   - Молчи. Одно другому не мешает.
   - Хватит вам, спорщики,- пряча газету, сказала Настя.- Сегодня Ленинград в осаде, но борьбу не прекращает ни на минуту. Надо не только это сердцем понимать, но и всячески помогать его защитникам.
   Помогать в условиях жесточайшего оккупационного режима, когда за каждым шагом следили ищейки тайной полевой полиции и злобные глаза фашистских прихвостней, могли лишь люди большого мужества. "...В любое мгновенье возьми меня, Родина. Все мое: последний жар дыхания, и пламя мысли, и биенье сердца - тебе одной!"
   Наверное, Анастасия Бисениек не произносила таких слов, но так думала и так поступала. Этому она учила своих молодых помощниц - комсомолок Зину Егорову, Нину Карабанову. Красивую официантку столовой фашистского аэродрома Зину Егорову дновцы нередко видели в обществе летчиков. Мило улыбалась она и тем, кто обслуживал немецкие самолеты. Гитлеровцы называли девушку "фрейлейн Зина", не ведая о том, что она - советская разведчица.
   Когда началась война, Зине Егоровой было 20 лет, работала она телефонисткой на военном складе. Семья Егоровых жила на улице Урицкого, поблизости от Финогеновых. Анастасия Александровна Бисениек знала Зину давно и, не колеблясь, привлекла ее к подпольной работе.
   Зина установила контакт с разведчиками Красной Армии. Бисениек и Егорова помогали им в подготовке взрыва штаба авиационной части. К сожалению, эта сторона деятельности Егоровой еще до конца не раскрыта.
   Смелая и умная девушка завела полезные знакомства среди персонала, обслуживающего технику. У одного пожилого механика был приемник. Зина сумела несколько раз зимой воспользоваться им для записи сводок Совинформбюро и других вестей из Москвы. Это было как нельзя кстати, ибо отряд "Дружный" находился за пределами района, и "лесных посылок" Бисениек тогда не получала.
   С Егоровой были связаны сестры Саша и Аня Тихоновы. Всем, чем могли, помогали Бисениек мать Егоровой, Анна Ивановна, и ее сестра Зоя.
   
   
    Из воспоминаний Зои Андреевны Егоровой
   У нашего отца, дновского железнодорожника Андрея Егоровича Егорова, было четверо дочерей. Я была самой младшей - в 1941 году мне исполнилось 13 лет. Сестричку свою Зину я обожала за веселый нрав, за доброту к младшим. Она была старше меня на семь лет. Среднего роста, плотная, блондинка с синеватыми глазами, всегда жизнерадостная, она нравилась многим, но, когда стала работать у оккупантов, ее начали сторониться. Меня Зина в свои дела не посвящала, но я однажды заметила, как она вынула из-за обоев чистые бланки немецких паспортов и спрятала их в хлеб. Изредка к нам приходила наша прежняя соседка (в войну мы жили в другом месте) Анастасия Александровна Бисениек. И тогда они запирались и долго о чем-то шептались. Зина часто встречалась с сестрами Тихоновыми - Сашей и Аней. Как-то сказала: "Пойду поищу в деревне продукты" - и исчезла в ночь. Вернулась без продуктов, но радостная. А утром в городе только и разговоров было о наших парашютистах, которых не смогли схватить фа- шисты.
   
   Надежным помощником Анастасии Александровны Бисениек была и бывшая десятиклассница Нина Карабанова. Ее семья жила в Дно с 1930 года. Нина хорошо знала Юру Бисениек, встречалась с ним и в первые дни войны. Как-то в августе она увидела на улице Бисениек. Подошла, поздоровалась и с грустью сказала:
   - Ваш Юра - молодец, ушел с нашими. А мы вот под немцами рабами будем.
   - Почему вдруг рабами? - спокойно ответила Анастасия Александровна.
   - А вы на какой улице живете?
   - Как "на какой"? - удивилась Бисениек.- На улице Урицкого.
   - А вот и нет, Анастасия Александровна, ваша улица уже именуется 2-й Церковной. Есть и 1-я Церковная. И Вознесенская. И даже Баронская. Ничего фашисты не оставят советского.
   - Улицы, Ниночка, не главное.
   - А что главное?
   - Думаю, что ты не хуже меня это знаешь. Дух советский из настоящих русских людей никакие враги не вытравят. А вот то, что мы с тобой на дороге встали,- плохо. Глаза нынче не у всех добрые. Ты-то не забыла, где мы живем,- Бисениек улыбнулась,- не запутаешься в Церковных улицах? Тогда - приходи.
   И Нина пришла в воскресный день, принесла в "починку" обувь Финогенычу. Бисениек была дома. Нина первая начала разговор:
   - Тетя Настя, вы только скажите, что нужно делать, чтобы помочь Юре и его товарищам. Я все выполню, все сделаю...
   Нина Карабанова стала работать уборщицей в воинской части, осенью ее отправили на уборку овощей в питомник.
   Туда часто пригоняли на работу группу военнопленных из лагеря. Нине удалось познакомиться с некоторыми из них, собрать информацию о порядках в лагере, о людях, томившихся за колючей проволокой.
   Лагерь в городе размещался в бывших военных казармах. Содержалось в нем более тысячи красноармейцев и командиров. Ежедневно несколько человек умирало от истощения и непосильной работы. Карабанова сначала передала продукты, затем немного медикаментов. А когда удалось передать советскую листовку, к Нине обратился один из военнопленных с просьбой достать карту.
   - Карты? - будто не поняла Карабанова. Сделав удивленное лицо, спросила: - А в лагере теперь разрешают играть в карты?
   - Не карты, а карту,- внимательно посмотрел на девушку военнопленный,- географией увлекаюсь.
   Нина в тот же вечер сообщила о разговоре Бисениек.
   - Не провокация ли?
   - Думаю, нет. Рискнуть, Нина, надо. А с картой перешлем приложение к ней.
   - Какое?
   - Компас...
   Поздней осенью 1941 года из городского лагеря в разное время бежало несколько военнопленных... Судьба одного из них - красноармейца из дивизии НКВД Василия Ивановича Винокурова - стала известна в послевоенные годы. Вместе с Винокуровым бежали Михаил Копии и Николай Зюзин, и они благополучно добрались до станции Морино, но при переходе железной дороги нарвались на засаду. Зюзин погиб. С помощью местных жителей Винокуров и Копии попали к партизанам. Василий Винокуров храбро воевал в рядах народных мстителей, был назначен комиссаром одного из отрядов 1-й Ленинградской партизанской бригады.
   Карабанова долго поддерживала связь с военнопленными: передавала медикаменты (в городской больнице у Нины были верные помощники), гражданскую одежду, а с весны 1942 года и газету "Дновец" - орган подпольного райкома партии. От Карабановой Бисениек получила сведения о некоторых привезенных фашистами в Дно провокаторах, которые заняли разные небольшие должности в учреждениях. Нина, выбрав момент, даже рискнула осторожно порыться в документах одного из таких "специалистов".
   В середине осени 1941 года гитлеровцы начинают планомерные операции против партизан. Каратели (в их состав привлекаются полевые части вермахта) одновременно ведут наступление по всей оккупированной территории к северу от линии Псков - Дно - Старая Русса - река Волхов. На пути карательных отрядов - сотни расстрелянных и повешенных русских людей, дымятся пепелища деревень и сел.
   Чтобы уберечь свои базы снабжения южнее Дно, особенно головную станцию Чихачево, командующий немецкими войсками группы армий "Север" приказал бомбардировать в этом районе населенные пункты. Жестокий приказ был выполнен беспощадно. Немецкая авиация фугасными и зажигательными бомбами сровняла с землей большинство деревень вблизи Чихачево. Бомбежке и обстрелам подвергались даже хутора. Погибли сотни детей, женщин, стариков.
   Одновременно оккупанты усилили режим работы и охраны станции и деповских мастерских. Крушений эшелонов и подрывов железнодорожных путей в начале зимы 1941/42 года становится меньше. Прекратились и задержки ремонта паровозов в депо. Бисениек знает об этом, волнуется: есть взрывчатка - нет людей. Как-то под вечер, незадолго до комендантского часа, раздался стук в окно. Посмотрела и замерла: за стеклом увидела лицо Валентина Капустина, эвакуированного с деповским оборудованием в Ленинград. Накинув платок, Анастасия выбежала на улицу. Капустин тихо произнес:
   - Добрый вечер, Анастасия Александровна...- и, чуть помедлив, добавил: - Паровозы ремонтируют в депо...
   Настя вздрогнула, услышав тимохинский пароль, и также тихо ответила:
   - А водят их в рейсы машинисты.
   - Ни о чем не расспрашивай,- быстро заговорил Капустин,- я пришел не один. Не удивляйся тому, что услышишь про нас. Нужна взрывчатка. Первая встреча вблизи базара в воскресный день.
   Сказал и исчез...

Ф.Н. Давыдов

   А удивляться было чему. На другой день дновцы увидели хорошо известных в городе трех машинистов: Валентина Эммануиловича Капустина, Федора Николаевича Давыдова и Сергея Александровича Скриповского, открыто шагавших к депо. Три коммуниста, три друга, к тому же связанные семейными узами - жены их были сестрами.
   Удивление возросло, когда стало известно: все трое спустя сутки приступили к работе. Гитлеровцу Мюллеру, распоряжавшемуся в депо, свой приход машинисты объяснили желанием найти семьи и бесполезными поисками постоянно оплачиваемой работы. Специалистами они были первоклассными. Мюллер согласовал свои действия с начальством. Очевидно, в тайной полевой полиции сразу же взяли всех троих под негласный надзор. В то же время добровольное возвращение уважаемых в городе людей фашисты использовали в антисоветской пропаганде.
   Вели себя "возвращенцы" (так друзей окрестила администрация депо) очень осторожно: работали старательно, мало с кем общались, но в нерабочее время в общественных местах стали появляться навеселе. Кое-кто укоризненно поговаривал:
   - Прогуливают совесть свояки.
   Однажды они шли втроем в обнимку и горланили непристойную песню. На улице Урицкого столкнулись с Финогенычем и Анастасией Бисениек, возвращавшимися с базара.
   - Финогеныч, роднуля ты моя сапожная,- бросился обнимать старика Скриповский.
   - Гражданочка, дайте я вас по-поп-целую,- пьяно заикаясь, облапил Анастасию Капустин.
   Финогеныч с трудом отбивался от загулявших дружков. Придя домой, Александр Павлович начал костить их направо и налево:
   - Сучьи дети! Обормоты несчастные! На водку честь машинистов променяли. Трусы проклятые, а еще партийцами были... И ты хороша! - накинулся разошедшийся старик на дочь.- Чего улыбаешься! Вместо того чтобы по роже охальника съездить, пакет потеряла. Что в пакете-то было? Картошка?
   Настя вполголоса ответила:
   - Не шуми, не потеряла, а нарочно отдала. А в пакете была не картошка, а мина, от которой паровозы взрываются. Коммунисты всегда и везде остаются коммунистами.
   Финогеныч виновато хмыкнул и, покрутив пальцем бородку, закончил разговор, как и обычно, прибауткой, адресуя ее на этот раз, очевидно, себе:
   - Ладила баба в Ладогу, а попала в Тихвин.
   Капустин, Скриповский, Давыдов пришли в Дно из 95-го партизанского отряда. Формировался он в Ленинграде и состоял в основном из дновских железнодорожников. Командовал отрядом ленинградский рабочий Степан Дмитриев, комиссаром был бывший парторг Дновского паровозного депо Федор Мельников. Рядом с комиссаром сражались два его брата - Иван и Николай.
   В сентябре 1941 года отряд перешел линию фронта с войсковой разведкой и начал боевые действия на Витебской железной дороге севернее Дно. В отличие от многих партизанских формирований первых месяцев войны, отряд Дмитриева имел в достатке тол, электрические взрыватели, мины и рацию. Действовали партизаны-железнодорожники смело и за полтора месяца пустили под откос 13 вражеских эшелонов с живой силой и военной техникой. Дерзкий налет совершил отряд на станцию Оредеж. Партизаны основательно разрушили станционное хозяйство, подожгли продовольственные склады и здание комендатуры.
   Каратели гонялись за отрядом. Им удалось настигнуть группу подрывников, возглавляемую комиссаром, на перроне Кчера-Передольская. Почти все бойцы были ранены, Мельников в том числе. Оторвавшись от преследователей, партизаны в деревне Боголово зашли в дом одного колхозника, чтобы сделать перевязки раненым. К карателям подоспела помощь, и они окружили дом. Предложили Мельникову и его товарищам сдаться. В ответ - выстрелы. Каратели сумели поджечь дом. И тогда комиссар, приказав бойцам уходить через окно, появился в дверях с гранатами в руках, приняв огонь на себя. Ценой собственной жизни ему удалось спасти товарищей. Партизаны сумели добраться до леса.
   В ноябре Ленинградский штаб партизанского движения решил направить две-три диверсионные группы на Дновский железнодорожный узел, в том числе одну из них из отряда Дмитриева. В группе дновцев было шесть человек, старшим шел Валентин Капустин. Какое специальное задание имели Капустин, Скриповский и Давыдов, в отряде знали лишь командир, комиссар и парторг Н. Г. Пушков
   
   

Н.А. Скриповский

   
   Из воспоминаний Николая Григорьевича Пушкова
   Посылка в Дно Скриповского, Давыдова и особенно Капустина была рискованной операцией. Валентина Капустина незадолго до войны выдвинули на работу в политотдел железной дороги. Не по летам серьезный, деятельный и всегда оптимистичный, хороший спортсмен и очень остроумный, он пользовался большим авторитетом среди молодежи. Когда объявлялось, что в клубе доклад делает Капустин, зал всегда был полон.
   - Может быть, тебе, Валентин, все же не стоит идти в Дно,- говорил я Капустину, когда решался вопрос, кого послать,- уж больно ты заметной фигурой был в городе. Хватит в отряде дел и для тебя.
   - Надо идти,- твердо отвечал он,- рискуют все теперь, кто воюет. А лучше нас троих в депо никто не наладит связи.
   Перед тем как покинуть отряд, Капустин сообщил жене о том, что он находится вместе с Федором и Сергеем, просил не беспокоиться, если долго от них троих не будет вестей, лучше работать, следить за сообщениями в газетах, передать привет всем дновцам, живущим с его семьей в эвакуации. Окончил письмо просьбой: "Шура, поцелуй за меня Толю, Славика и Галочку. Скажи, что папа скоро при- едет".
   
   Но встретиться с женой и детьми Капустину не пришлось. Группа его проработала в депо чуть больше месяца. Взрывчатка, полученная от Бисениек, покрытая клейким составом и щедро обсыпанная угольной пылью, попала в топку паровоза. В январе 1942 года в пути произошло крушение воинского эшелона. Эксперты установили причину - мина в угле. В депо появились новые "рабочие" - агенты ГФП.
   И все же группа продолжала действовать. В срыве ремонта в депо ей много и смело помогал слесарь Николай Ломакин. При его участии был выведен из строя поворотный круг. Капустин еще раз тайно встретился с Бисениек. Вскоре в районе станции Морино под откос полетел второй воинский эшелон.
   На другой день Капустин, Давыдов и Скриповский были арестованы. Было ли причиной ареста второе крушение, или, как рассказывали старожилы-деповцы, один из провокаторов подслушал секретный разговор Скриповского с Капустиным и донес в ГФП, сказать определенно нельзя.
   Допрашивали арестованных порознь. Поначалу следователи пытались различными посулами склонить их к признанию, откуда они получали динамит, рассказать о связях с партизанами. Капустин на допросах молчал. Давыдов и Скриповский отвечали односложно: "Не знаю", "Не слышал".
   Трое суток фашисты по ночам пытали арестованных, особенно Капустина. Друзья держались стойко. На последнем допросе Капустину показали угольный шармину. Следователь ехидно сказал:
   - Ты молчал, а мы нашли еще одну твою мину. И взяли того, кто давал тебе взрывчатку. Зря молчал, большевик.
   Ненавидящими воспаленными глазами посмотрел Капустин на офицера- гестаповца:
   - Грубая работа, ваше благородие. Подделка, а не мина, я свою последнюю на вашем бронепоезде оставил.
   - Черт побери! - взбесился фашист.
   - Не волнуйтесь, заберет. Черт не так оперативен в отношении вашего брата, как мы.
   Это была последняя шутка в жизни Валентина Капустина, всегда находчивого на слово.
   Февральской ночью гитлеровцы увезли из тюрьмы Капустина, Скриповского, Давыдова и Николая Ломакина и расстреляли их на южной окраине города за железнодорожным клубом. Члену ВКП(б) с 1930 года Федору Николаевичу Давыдову было 37 лет, членам партии с 1932 года Сергею Александровичу Скриповскому - 33 года, Валентину Эммануиловичу Капустину - 30 лет.
   Бывшие паровозные машинисты Николай Васильевич Паклинский, Александр Федорович Кузьмин, Петр Ефимович Григорьев и другие дновские старожилы, вспоминая расстрелянных подпольщиков, отмечают их большую душевную чистоту, жажду знаний и исключительную добросовестность в работе.
   В своих письмах к автору бывший начальник политотдела Ленинградской железной дороги Александр Николаевич Стукалов подчеркивает их высокое профессиональное мастерство и высокую партийную сознательность.
   Анастасия Бисениек тяжело переживала гибель машинистов. А вскоре последовала новая беда. При налете партизан на гарнизон города Холм смертью героя пал в бою Василий Иванович Зиновьев.
   ...В первые январские дни 1942 года войска Северо-Западного фронта перешли в наступление. От оккупантов были освобождены города Торопец, Андреаполь, поселок Пено и десятки других населенных пунктов Калининской области. Перед 2-й Ленинградской партизанской бригадой была поставлена задача взаимодействовать с левым крылом фронта в Торопецко-Холмской операции: неожиданным ударом ворваться в город и удерживать его до прихода частей 3-й ударной армии. Холм был сильно укреплен. Его гарнизон состоял из 1300 кадровых солдат и офицеров вермахта, на вооружении имел артиллерию.
   Совершив многокилометровый марш, отряды партизан ранним утром 18 января 1942 года подошли к городу. Отряд "Дружный" наступал с юга, вдоль реки Ловать. С большим трудом дновцам удалось перебраться через реку и зайти в тыл к фашистам.
   Гитлеровский патруль заметил партизан. Медлить было нельзя. Зиновьев поднялся во весь рост и бросился к городу. Дновцы устремились за командиром. Начали атаку и другие отряды.
   Поле освещалось ракетами. Фашисты вели шквальный огонь из пулеметов и минометов. Минные взрывы раздавались справа и слева, впереди и сзади атакующих. Но партизаны уже ворвались в Холм. Началось многочасовое сражение на улицах города. Партизаны разгромили комендатуру, истребили до четырехсот фашистов, захватили всю западную часть города и его центр.
   Героически дрались Юра Бисениек, Павел Иванов и другие дновцы. Подобравшись к дому, откуда фашисты вели пулеметный огонь, они бросили в окна противотанковые гранаты. Дом, дрогнув, стал оседать.
   В руках гитлеровцев оставались два крупных узла сопротивления: церковь и тюрьма. Со сторожевых башен и из амбразур тюремной ограды на партизан обрушился град пуль. Советские люди, заключенные в тюрьме, разбили форточки и громко, чтобы их услышали партизаны, запели "Интернационал". И тогда вновь первым поднялся Зиновьев:
   - Братцы, нас там ждут! Вперед! Постоим за Родину-мать!
   Новая атака. В разгар ее Юра Бисениек заметил, что Зиновьев, бежавший впереди с ручным пулеметом в руках, вдруг остановился. Секунды две стоял пошатываясь, затем сделал шаг вперед и упал. Юра и Александр Иванов бросились к командиру. Он был мертв. Юра попытался поднять Зиновьева, но был ранен.
   К гитлеровцам подошла подмога из Локни, а наши армейские части не успели к началу штурма города. Отряды партизан начали отходить.
   Раненого Юру Бисениека вынес из зоны обстрела Александр Иванов. Это был опытный разведчик. Еще до войны он прошел службу в армии. Его всегда отличала высокая дисциплинированность, умение шуткой, а то и песней поддержать товарищей во время тяжелого перехода. Но не довелось Александру Ивановичу Иванову дожить до Победы. Он погиб в одном из боев.
   Весной 1944 года Василию Ивановичу Зиновьеву было присвоено звание Героя Советского Союза. В городе Холм есть памятник храброму партизанскому командиру. Его имя носят одна из улиц Дно и школа в совхозе, где он был в 30-е годы директором.
   Во время Холмской операции в районе Дно десантировались с воздуха несколько наших спецгрупп. Одна из них произвела крупную диверсию. Карателям удалось вблизи деревни Нинково Лукомского сельсовета настигнуть и окружить десантников. Советские воины, вооруженные автоматами, засели в риге и самоотверженно отбивались целый день. Гитлеровцы и полицаи начали обстрел риги зажигательными пулями. Спастись сумел лишь один парашютист (кто он - до сих пор неизвестно), остальные смельчаки погибли.
   Острой болью отозвалась гибель Зиновьева в душе Бисениек. Этот человек в трудное время подал ей руку помощи, а в самые опасные для Родины дни поручил ей особое задание. У Анастасии Александровны образ дновского председателя отождествлялся с образом любимого ее героя коммуниста Максима, фильмы о котором она не раз смотрела с сыном Юрой. К этим переживаниям добавлялись мысли о сыне, хотя и передали ей, что он жив, воюет храбро, награжден медалью "За отвагу".
   Но горе что море, как любил говорить Финогеныч, ни переплыть, ни выплакать. Нужно было действовать, что-то предпринимать, чтобы диверсии на узле продолжались. А они после расстрела группы Капустина прекратились. Гитлеровцы уволили всех подозрительных русских машинистов и рабочих. Некоторые из машинистов были переведены в кочегары.
   И тогда Бисениек, помня наказ Зиновьева, решила к активным действиям подключить Ивана Васильевича Филюхина. Она еще осенью два раза встречалась с ним, получала от него информацию (Филюхин имел право беспрепятственного хождения по путям), но никаких поручений не давала. Теперь пришло время.
   
   
   ; Из воспоминаний Николая Васильевича Паклинского
   Филюхин был дновским старожилом, моим соседом. Как многие из них, еще подростком начал трудиться на железнодорожном транспорте. Среднего роста, плотный, он обладал недюжинной силой. Увлекался с юных лет техникой, а точнее сказать - любил ее. Практические знания помогли ему стать машинистом, инструктором на курсах ФЗУ, мастером депо. Среди рабочих и нас - машинистов - он пользовался большим авторитетом за знания и душевность, хотя был молчалив, даже несколько нелюдим и далек, как мне казалось, от общественных дел. Страстью его было разведение пчел и цветов. Им он отдавал все свое свободное время.
   Когда началась война, Филюхину было около пятидесяти лет. Он работал на инженерной должности в депо и продолжил работу во время оккупации. Судачили в городе по этому поводу разное. Одни говорили: "За марки продался, господином-мастером захотел стать", другие поведение его объясняли страхом за сына, оставшегося в Дно. Я лично не верил в предательство своего соседа и был рад, узнав, что это не так.
   
   ...На улице было зябко, безлюдно и как-то тревожно, точно не мороз, а лютая злоба сковала город. Бисениек быстро шла в легком пальто. Через плечо у нее были перекинуты старые валенки. Вот наконец и домик с двумя верандами. Только она хотела постучать, как сзади кто-то прошамкал:
   - Стой- ка.
   Обернулась. Из-за угла вышел фашистский холуй Скрыгин.
   Народ наш нашел много метких названий для подлости. К Скрыгину слово "гнусь" подходило лучше всего. Жестокость сочеталась в нем с фарисейством святоши.
   - Ты, молодка, чья?
   - Финогенова, сапожника, дочка, господин Скрыгин.- Слово "господин" Анастасия буквально выдавила из себя.
   - А к кому идешь спозаранку?
   - К мастеру Филюхину. Отец наказал валенки подшитые занести.
   - А в валенках что?
   - Самогонка...- Настя вынула из огромного валенка бутылку и, потупившись, прошептала: - Сегодня день-то праздничный... Вот и решили побаловаться с мастером...
   В этот момент в доме Филюхина со скрипом приоткрылась дверь. Скрыгин грубо выругался и пошел прочь, гнусавя:
   - Недаром говорится: не надейся ни на князя, ни на сыны человеческие...
   Войдя в комнату, Настя в изнеможении опустилась на диван. Ее лихорадило. Филюхин подсел, накинул на плечи полушубок, спросил:
   - Ты что, замерзла? Или этой мрази испугалась?
   - Чуть не засыпалась, Иван Васильевич. В валенках взрывчатка... Это вам,- Настя слабо улыбнулась,- мой подарок ко Дню Красной Армии... Отомстите за ребят, учеников своих.
   Через два дня в дновское отделение гестапо позвонили со станции Сольцы. Отремонтированный в Дно паровоз взорвался в пути. Взрыв вызвал крушение: погибло много военной техники. Спустя неделю раздался взрыв и в самом Дно.
   Летели под откос фашистские эшелоны и в районе Новосокольников, под Старой Руссой и Порховом. И снова строчили телеграфисты в адрес штаба охранных войск сообщения комендантов о диверсиях на железной дороге. И снова в бессильной злобе метал громы и молнии командующий (с февраля 1942 года новый) группой фашистских армий "Север" генерал-полковник фон Кюхлер.